Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Об авторе
| Андрей Геннадьевич Поляков родился в 1968 году в Симферополе. Окончил филфак Симферопольского университета. Малая премия “Москва — Транзит” (2003). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2003 и 2009). Лауреат стипендии Фонда Иосифа Бродского (2007). Лауреат Международной литературной Волошинской премии 2008 года в номинации “Брега Тавриды”. Предыдущая публикация в “Знамени” № 1, 2009. Живёт в Симферополе.
Андрей Поляков
Стихи о родине
Стихи о неизвестном солдате
Дай мне вспомнить как ласточки плыли
на долгом закате, что там делая, что?
обгоняя себя, обгоняя! Как звенела вода
на твоём золотом винограде, и светилась
ладонь, а за ней — озарялась другая
“Ты держал ли в руках золотой виноград
занесённый в Тавриду не нами?” —
говорил мне в троллейбусе мёртвый солдат
шевеля неподвижно губами
“Тем ли, этим ли, в землю, в её темноту
мы за юбкой пойдём Персефоны
поправляя фонариков жёлтую муть
как плохие, плохие шахтёры”
А троллейбус, казалось, богами богат —
так легко, так светло и крылато…
“Просыпайся, солдат, и держи виноград!” —
я ответил убитому брату
Стихи о родине
А смотри через сердце: оно красным цветом болит —
или в зрении что-то не то? или Бог говорит?..
Напрасно я следил за облаком багряным…
Лишь солнце смутное несильный сеет свет
лишь почерк ласточки на золоте стеклянном —
стишки небесные, которых больше нет
Жестикулируя крылатыми ногами
взлетают ласковые леночки туда
и лёгких ласточек высокие стада
за ними движутся неровными кругами
И нет забвения и воскресенья нет!..
Психея-зеркальце в безумии двоится
как будто спрятала Элладу и Минет
под платье свитера девица
Подруг небесно-городских
певец, как пьяный, понимает
но птичьи пёрышки у них
не занимает —
напрасно ласточка летит
напрасно тополь шелестит!
Не восстановятся ни свет твоей невесты
ни в облаках кудрявые бока
ни мрамора, ни золота, ни хвои
придумавший такое —
Константин… Напрасно
я слежу за облаком багряным
лишь солнце тонкое чернеет на просвет
лишь почерк ласточки на воздухе стеклянном —
стихи о родине, которой больше нет…
Не очень первая печаль
Александру Барбуху
Мало света? Больше света! неба, облаков!
Больше солнца! Больше лета! музыки, стишков!
Больше, больше Полякова! бабочек, вина!
Больше Господа живого! больше света — на!!!
Он был на склонах Карадага
платаны там — крупицы ночи
дубы там — звёзды
клёны — влага
орех —
почтовая бумага
(орех — Введенскому ответ)
а тополя — как шеи дочек
и никого над ними нет
Нет, есть! Летают соловьи
летая вплавь над тополями —
они бывают журавлями
как невесёлые в любви
(то — чепухой, то — журавлями
а то — словами соловьи)
…Он видел: ангел Аронзона
над этим местом проходил
и всю Тавриду попросил
на сцену выйти для поклона
(аплодисменты, занавес)
Разноцветная читалка (указать число цветов шагов)
Кто в церковь с бородой —
кто к девушке за хлебом —
а я иду домой
под сине-крымским небом
Залезу в узел лета и тепла?..
Глазами к насекомому рисунку
поверю в тех, кто верит в виноград
в коровку божию, в пастушескую сумку
(любительские ангелы стыда
во мне скользят куда-то не туда)
Из девушек, травы и облаков
а что, друзья, не приподнять ли чаши
за родины, которые не наши
за светлый цвет рубашек и стишков?
В те ткани света или в те слова
Державина продета голова…
А я люблю глазами далеко
таврического воздуха лекарство —
в нём голубые княжества стрекоз
и ласточек летающее царство:
все ласточки записаны в блокнот
и кажется — засветятся вот-вот
На смерть друга
Не будет лестница скрипеть
ступеньками пустыми
и человек не будет петь
словами молодыми
А будет дымный жёлтый свет
и за окном — размытый снег
Зачем же я сюда пришёл
дорогою короткой?
Зачем стихи твои прочёл
над яблоком и водкой?
Не потому, что выпить рад
а потому, что умер брат
В твоём подъезде грязный свет
как нож, скребёт по коже…
Прощай! Ты был плохой поэт —
товарищ был хороший
Не раз мы пили здесь с тобой
качаясь общей головой
Когда увидимся с тобой
во внутренней Тавриде
как рассмеёмся, милый мой
на Бога не в обиде!
Как мы обнимемся тогда!
как стол накроем навсегда!
Каких студенток приведём
потом узнаем сами!
Какое золото найдём
у них под языками!
Какие ты стихи прочтёшь
ты сам, наверное, поймёшь!
А до тех пор в земном плену —
тебя я не забуду
Я верю сердцу своему
и воскресенья чуду
покуда водочка блестит
пока в стишок снежок летит
* * *
“Разве яблоко больше луны
только этой зимой
если спит, как цветок на снегу
на мосту часовой?
“Разве спит часовой и не любит вокруг никого
только этой зимой
на железной дороге богов?
“Здесь железные змеи
по рельсам холодным летят
и волчица в груди
разгоняет по венам волчат
“Часовой просыпаться не любит, но надо не спать —
надо кровью подкрасить луну
прокусить, покусать!
“Синегубый приклад —
это, может быть, твой Петроград
или твой Ленинград —
как в аиде у нас говорят
на другом берегу, на другой половине моста
где другой часовой
застрелившись, уходит с поста
* * *
…как пели дриады колхозного сада
и многие лета, как светлое стадо
родные кентавры вели на поля
I. Возле церкви, во дворе
где крапива молодая
я найду и потеряю
лёгкий крестик в серебре
Крестик, крестик, выходи!
Станешь ты ещё дороже —
словно в кровь царапал кожу
у кентавра на груди
II. Пошёл сидеть на лестнице, мне нравится
что закурил и сразу: город-сад
под кипарисом два кентавра молятся
двенадцать лет тому назад
Апостолы, как смуглые красавицы
кентавров крестят мёдом и огнём —
а я курю на лестнице, мне нравится
и дым идёт часу в шестом
III. Кентавры закурили под окном…
Один сказал другому о другом
Другой — ответил первому об этом
А первый друг
прицокнул вдруг
копытом!
Кто сам в себе кентавра отыскал
кто живо на копытах шевелится
едва кобылка издали приснится —
тот разбивал вино, но пил бокал
тому полынь — пылит
а пыль — пылится
А в комнате, где ты куда-то спал
стоял июль и шторы зеленели
и Музы, как на кладбище, сидели
и музыку играли наповал
IV. Вот тоненький ветер играет Листву
а ты побожись своему божеству
и вспомни любви осторожные дни
где рядом ложились и мы, и они
О, гвозди бы делать из этих коней —
желанней бы не было в мире гвоздей!
V. Если в школе понравился Крым
нацарапай кентавра на парте
чтобы сверить отечества дым
по советской обугленной карте
Небо холода в месяца марте
не бывает от цвета пустым
там, где цербер забился в азарте
на луну черноматом густым
Известковые веки прикрыв
в коммуналке усни, если жив
на восток натянув одеяло
там, где олово любят и мак
ГДЕ НЕ СКАЖУТ ТЕБЕ, ЧТО ЗА ТЬМА
от локтей до копыт спеленала
На дне допотопной реки
Куда ты спишь, когда не спится?
— под Ялтой допотопных крыш
больная ноет половица
шумит безмысленная мышь
В ещё семье темнее воздух
как яд, бессонница быстрей
ночней — кровать, острее — звёзды
и рыбий глаз луны — желтей
Ничьим дыханием согрета
холодным чаем, сигаретой
пустой на ощупь алычой
спи под чалмою минарета
спи, не тревожься до рассвета
душа моя, глаза открой!
Симферополь