Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
“…Побитого жалеть, убитого не забыть. Но и только”.
Сергей Каледин. Почему проиграли войну. — М.: ПРОЗАиК, 2009.
Название новой книги Сергея Каледина способно на первый взгляд показаться некорректным: войну наши отцы и деды выиграли — пусть и не “малой кровью”, и не только “на чужой территории”. Но о том, что трудная победа пришла к нам не благодаря Сталину, а вопреки его кровавой диктатуре, я услышал от людей старшего поколения примерно в те же годы, что и писатель Сергей Каледин. А возможно, и раньше — ведь я старше на целых семь лет, да каких!
Отец, прошагавший полевым хирургом от ржевских болот до Кенигсберга, не раз говорил о полной нашей неподготовленности к войне. Высказывались в подобном духе и его братья — колхозники из бедного Нечерноземья, пехотинцы, рядовые. Среди коллег по геологическим партиям в Якутии были даже участники Парада Победы. И от них я впервые узнал о штрафниках и заградительных отрядах, о СМЕРШе и интернировании с фронта чеченцев, ингушей, карачаевцев, о насаждавшемся сверху антисемитизме и еще о многом и многом… Все это никак не укладывалось в “десять сталинских ударов” из школьного учебника истории СССР и во многие книги и кинофильмы того и значительно более позднего времени… Закадычный мой друг и однокашник, ребенком угнанный с родителями в Германию, провел более трех лет в нацистских лагерях, чуть ли не все школьные годы обретался на родине с семьей в землянке в лесном овраге и вынужден был вплоть до “перестроечного” времени скрывать эти обстоятельства.
Стоило цензуре в начале приснопамятных шестидесятых чуточку ослабнуть, правда о войне стала проникать в печать и будоражить умы. Сергей Каледин припоминает статью “Легенды и факты” Владимира Кардина в “Новом мире” (1966, № 2), книгу Александра Некрича “1941, 22 июня”, повести и рассказы Александра Солженицына, Василя Быкова, Виктора Некрасова, Виктора Астафьева, Владимира Богомолова. Список без особого труда можно продолжить — отец, например, говорил, что впервые хоть какую-то правду о войне прочитал в повести Э. Казакевича “Звезда”…
Как и Каледин, я помню почти сорокалетней давности фильм “Освобождение”, где после десятилетнего “оттепельного” перерыва на экране вновь появился “мудрый” Сталин в “скромном мундире генералиссимуса” и с трубкой в руке. С экрана со сдержанной гордостью сообщалось, что погибших у нас — двадцать миллионов. К следующему юбилею начитывалось уже двадцать семь миллионов. Сегодня разговор идет о тридцати, а историки грозятся, что еще не вечер.
О темных страницах Второй мировой и сегодня осмеливается высказаться далеко не каждый. Поэтому особенно важно, что все входящие в книгу Сергея Каледина истории и новеллы построены на документальной основе.
Старший друг и “учитель жизни” Каледина Леонид Михайлович Гуревич, конструктор и испытатель парашютов, в прошлом десантник, основательно потрепанный на финской и немецкой войнах, с энтузиазмом трудился в оборонном КБ. Получая 140 “грязными”, ветеран платил алименты и сдавал кровь, чтобы иметь приварок и, главное, свободный день, хотя отпусков никогда не брал. Одежду носил ветхую (“Ну, так я не франт”, — объяснял), имел стальные зубы и “жеваные складки желудка”. Из-за репрессированных родителей его в свое время вышибли из ФЗО завода “АМО”, и самоучка с семиклассным образованием трудился в оборонке ведущим конструктором. Потом за полтора года с отличием окончил техникум, затем — машиностроительный институт. “…Коллеги в один голос диву давались, почему он не профессор, не академик и т.п.”. А тот посмеивался: “Сын лишенки, кузен Григория Сокольникова, который наркомфин при Ленине — отец золотого червонца; вокруг все расстреляны вчистую, потом пять ранений, еврей, беспартийный… И при таких-то выходных данных еще живой! Куда больше!”
Тело сбитого на улице машиной Леонида Михайловича, несмотря на ветеранское удостоверение, месяц пролежало невостребованным в морге Боткинской больницы. Отыскала его жена Каледина, скрупулезно обшаривавшая столичные стационары. А сам писатель вспомнил данное Гуревичу слово, что после его кончины вместо поминок напишет рассказ “Почему проиграли войну”. Каледин поначалу тоже был удивлен: мы же одержали победу! “Это не победа”, — ответствовал ветеран.
Вошла в рассказ и во многом объясняет его заголовок и трагическая история сослуживца писателя по военно-строительному отряду на Урале Алексея Вербенко, повесившегося 8 марта 1969 года, после того как над ним надругались “злые дедушки”.
Рядом с телом друга Сергей нашел записку: “После того, что случилось, жить больше не могу”. И передал ее родителям покойного вместе с письмом о том, что происходит в отряде. “За дембель, — объяснял, — полагалась немалая мзда, ибо стройбат был на хозрасчете и солдаты — при деньгах, кто же при деньгах не был, тот объявлялся должником и переслуживал полгода, чтоб рассчитаться. Все официально, типа по закону”.
Пикантные подробности через подругу матери попали к заместителю начальника ГлавПУРа генерал-полковнику Радзиевскому. Нагрянула комиссия, стройбат расформировали, командование разжаловали… “Меня, правда, — сообщает Каледин, — там уже не было: про мой донос прознали и предусмотрительно услали… туда, где урановые рудники, где солдаты, по слухам, служат на полгода меньше и в дальнейшей жизни не плодоносят… Но до радиации, слава Богу, почему-то не довезли”. (“Сейчас, кстати, — напоминает Сергей Каледин, — в тех краях парится Ходорковский”).
…Героиня рассказа “Ингерманландка” — теща писателя Ида Юхановна Сокко — родилась в финской деревне под Ленинградом, у станции Мга. Отца ее “…в особом обмундировании, в котором сведущий человек мог опознать финна”, призвали в Красную Армию на войну с Финляндией. В захваченной деревне Юхан Сокко попросил у пацаненка воды, а тот только шипел: “Пуна, пуна…” (красный, красный…). Попить ему принесла старуха и разбила пустой стакан о камень. Он не сомневался, “…что скоро начнется война с немцами, потому что теперь — после финской — Гитлер знает, что русские слабые”.
Все вошедшее в новую книгу Сергея Каледина, в том числе и не раз уже печатавшаяся повесть “Тахана мерказит” (о жизни российских эмигрантов в Израиле), наполнено бесконечной скорбью о миллионах напрасно загубленных жизней. Писатель отдает себе отчет, что понимания у массового читателя он, “…скорее всего, не отыщет, ибо принято на Руси: побитого жалеть, убитого не забыть. Но и только. Такая уж народная философия”.
В рассказе “Почему я живу в деревне” Сергей Каледин обращает внимание еще на одну отечественную особенность. Съездив в Белоруссию, он решил посмешить односельчан — рассказал о действующем там высочайшем указе не рвать клюкву на болотах без разрешения. Но существующий там режим нашим, оказывается, “…в основном, по душе: строгость, порядок, твердая рука”.
Виктор Кузнецов