Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2010
Анна Кузнецова
Новые-новые
Казалось бы, ситуация стара как мир: и мы не такие уж римляне, и они не такие уж варвары.
Мы — варвары в сравнении с филологами, получившими досоветское образование.
Они — римляне в сравнении с большинством постсоветских детей, не читающих и не пишущих вообще, — совсем ведь другая цивилизация пришла. “Я могла бы ничего не делать”, — то и дело заявляет мне юное существо, требуя похвалы за плохо сделанную работу. Выражение поруганной правоты, обида в голосе — что-то не позволяет просто осмеять такую позицию. Дети ведь, кроме собственных недостатков, выражают что-то наиобщее. А эти “новые новые” все-таки могут и прочесть, и понять, и сказать, и не из рук вон плохо.
Они варвары, когда не хотят пользоваться готовой культурой, которую еще нужно изучить, а они-то уже есть — и пишут “нутром” очаровательную чушь, метафора на метафоре, — авось что-нибудь умное напишется: “Народ — жертва и любовник поэзии” — иррационально мудр, готов признать в своем своего. Народ принадлежит искусству. В этом — загадка России” (С. Шаргунов. “Отрицание траура”). Честно говоря, манифесты Сергея Шаргунова и панегирик ему от Валерии Пустовой заставили меня поулыбаться больше всего, что есть в этой книге. Молодость в принципе так проявляется, торопливо и запальчиво, основной ее мессидж — “мы есть!”.
Вот и эти выражают три архетипических позыва юности.
1) Я есть — несут чушь, прекрасную и не очень, увлеченно пиаря друг друга.
2) Я, наверное, умный — их орнаментальное умничанье в основе своей — общие места, открытие колеса за колесом: “Что такое роскошь? Тупая пресыщенность, тучное хамство, тошнота. Литература — алчущие и жаждущие” (С. Шаргунов, там же)… Кстати, кто самый-самый первый сказал, что художник должен быть голодным? Кто-нибудь с уверенностью вспомнит?
3) Я, совершенно точно, талантливый — в доказательство (прежде всего самим себе) этого тезиса развивается безудержная метафорика вместо работы понятийным аппаратом.
Казалось бы, все как всегда — можно умилиться или поморщиться, снисходительно указать на их наглядные огрехи и объяснить, что тут на самом деле есть…
Но ведь дела гораздо хуже. Потому что новое во всем этом есть. Ново здесь — то же, что и в качестве времени: градус прагматизма.
Сборник на удивление плохо составлен. Участники подобраны по возрасту? Вряд ли. По мировоззрению? Отнюдь: статьи удивительно разнородные, есть даже отрицающие общую концепцию. Нет стройности в рядах, ряды распадаются, но общность заявлена — и, представьте себе, этого достаточно.
Сборник крайне плохо вычитан (“Сколькие лишь после кончины получили признание?” (с. 12), “По прочтению повести остается и обаяние от хорошей литературы” (с. 203), в основном тексте статьи Алисы Ганиевой “Хождение на ушах” Дмитрий Горчев назван правильно, а во всех сносках он Горцев…) — но это совершенно не важно.
Не важно и качество написанных новыми “новыми критиками” статей друг о друге и о новых “новых реалистах” — Алла Латынина их исчерпывающе разбирает и точно оценивает, выделяя именно те, которые стоит читать, — тут совершенно нечего добавить.
Только все это не важно.
По-настоящему важны лишь количественные показатели: сборник есть, в нем — их имена и работы. Важно, что сборник издан, что он вот так называется — “новые”, а только заглавия и читают те, от кого зависят их перспективы. Потому что не внутри профессиональной среды строятся теперь перспективы, а вовне.
Не знаю, насколько они все это осознают, насколько цинична их безответственность. Но думаю, что молодые от немолодых в одной и той же ситуации только тем и отличаются, что их не стоит излишне демонизировать.