Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2010
Купина Н.А., Литовская М.А., Николина Н.А. Массовая литература сегодня: Учебное пособие. — М.: Флинта: Наука, 2009.
Книгу с подобным названием при некотором усилии воображения, пожалуй, можно бы представить на отечественном книжном прилавке и лет двадцать пять назад. С той только разницей, что материалом для разговора безусловно служила бы литературная продукция тлетворного Запада, и на титуле вместо рекомендации УМО по классическому университетскому образованию, не исключено, значилось бы предупреждение “Для служебного пользования”.
Многое изменилось за четверть века в мире, в стране и в отношении общества к слову. И рецензируемая книга — рядовое, но весьма выразительное тому подтверждение.
Чем же выделяется эта работа в ряду других, рассматривающих то же самое явление и на российском тоже материале? Прежде всего отсутствием филологического высокомерия. О массовой литературе — как иноземной, так и доморощенной — ныне говорят у нас охотно и много. Но зачастую ведут разговор то с пренебрежением (“Все массовое и общедоступное несет на себе явный отпечаток неполноценности…”), то с недоумением (“И как это опусы Донцовой оказались в соседях у романов Достоевского?!”), то со снисходительностью (“Ну, раз от этого нашествия никуда не деться, то позволим ему быть…”). А в пособии Н.А. Купиной, М.А. Литовской и Н.А. Николиной тон изложения не обвинительный и не оправдательный, а объясняющий. Здесь не оценки книгам и их сочинителям выносятся, а характеристики предлагаются. Тем более необходимые, что адресовано пособие прежде всего студенчеству — тому самому, которое такого рода сочинения не только по вузовской программе осваивает, но и во внеаудиторное время не без охоты почитывает. И очередные ссылки на “литерадурочку” (мелькающее в подобных прениях словцо П.А. Вяземского) тут едва ли будут восприняты. Куда уместней оказывается завершающая первый раздел данного пособия сентенция издателя А. Иванова: “Чем проще предмет, тем совершенней должен быть аппарат исследователя: сам объект ничего не может “подсказать” нам о себе”.
Впрочем, еще столетие назад, по сути, о том же, но совсем в иных выражениях рассуждал гениальный парадоксалист В.В. Розанов: “Пошлость есть совершенно не учитываемая категория литературы, совершенно не попадающая в истории литературной критики, — между тем она есть главная, или чрезвычайно значительная. Произведения разделяются на “эпические, лирические и драматические” или на “талантливые и слабые”, между тем как все они разделяются на пошлые и не пошлые. Скажут, “пошлые” — вне литературы; “история литературы и содержит в себе одни не пошлые произведения”. Но едва вы обратитесь к конкретности, как встретите величайшие затруднения. <…> Скажут, “история литературы не занимается “дефектами”. Как же не занимается, если история состоит столько же “в горку”, как и “с горки”. Нельзя же подменять историю одою. История должна быть правдива и нелицеприятна…” (“Мимолетное”).
Вот к такой нелицеприятной правдивости и стремятся авторы, обстоятельно осмысляющие феномен современного отечественного “масслита”. Одна из его отличительных черт — формульность, позволяющая беллетристике быть предельно внятной и легко воспринимаемой, стала отличительной чертой и текста, анализирующего подобного рода тексты. Я вполне допускаю, что для иного читателя это пособие может оказаться и методическим руководством по сочинению иронического детектива, дамского романа или эстрадной песни: механизм текста — на конкретных примерах! — разобран, каждая составляющая кодифицирована, принципы сборки сформулированы и даже ключевые для каждого жанра слова подсказаны.
Осуществляемый авторами анализ многофункционален. Тут востребованы данные как литературоведения и лингвистики, так и психологии, социологии и даже экономики. Ведь массовая литература — не только часть (хотя и очень специфическая) культурного пространства, но и продукт рынка. Словесный товар. И этот коммерческий вариант культуры, при котором, как говорил В. Шкловский, “душа успокаивается, ей на этих словах удобно”, апеллируя к базовым моделям сознания, может влиять не больше не меньше на особенности национальной идентичности.
Важно и то, что “внелитературная литература” (Д. Философов) позволяет вести речь и о качестве письма, основанном на “поэтике общих мест”, и о качестве чтения. У этой книжной продукции свой тип производителя (об авторстве здесь говорить едва ли уместно) и свой тип потребителя. Как-то язвительнейшая Ф. Раневская, реагируя на экспансию неприхотливой антрепризы, заметила, что главным халтурщиком в театре становится зритель. Нынешняя ситуация, когда более 90% покупаемой книжной массы, идущей по разделу “художественной литературы”, имеет весьма приблизительное отношение к искусству слова, вынуждает, как это ни прискорбно, размышлять о редукции творческой ответственности не только у пишущих, но и у читающих.
Пожалуй, единственное, о чем хотелось бы более развернутых в этом издании соображений, — так это о том, что массовая культура, будучи “элементарной” альтернативой эстетической элитарности, может быть задействована последней в собственных интересах. Недаром Ст. Лем, комментируя набоковскую “Лолиту”, не преминул заметить, что она “покоится на шатком основании” между литературой для масс и изощренной словесностью. Основание это действительно шаткое. Интересно бы в этом отношении посмотреть на практику таких популярных ныне авторов, как Ю. Поляков или М. Веллер, В. Токарева или Д. Рубина, Т. Кибиров или В. Емелин.
Завершается пособие сугубо, казалось бы, учебным разделом заданий. Однако он не повторяет сказанное в основной части, а дополняет и продолжает ее. Воспроизводимые здесь фрагменты из научных трудов, критической периодики, рекламных листовок, сопровождаемые выверенными вопросами, дают возможность адресатам книги мобилизовать свой здравый смысл и проявить творческий потенциал в размышлениях над неочевидными очевидностями.
Все реальное и живое имеет свою тень. С нею напрасно бороться. Просто надо помнить, что это — тень. Книга трех филологов, предложивших свой вариант осмысления современной массовой литературы, именно об этом.
Леонид Быков