Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2009
Смешанный рельеф
Голоса вещей — 2. Взгляд на уфимскую литературу: Альманах литературного объединения “УФЛИ”;
Тайная история монголов: Альманах. — Уфа: Вагант, 2008.
В 2008 году издательство “Вагант” выпустило два литературных альманаха в серии “Уфимская книга”.
У альманахов разная композиция и разные задачи: “Голоса вещей — 2” показывают широкий срез стихотворных и прозаических жанров, представляют большой круг авторов, литературную студию “УФЛИ”; “Тайная история монголов” — разнообразие современной уфимской прозы.
Мнение составителей сборников о месте этих авторов и институций в современной литературе более или менее понятно: на задней стороне обложки “Голосов вещей” находим обескураживающую надпись: “Кто не ходит на └УФЛИ“ — первый кандидат в неизвестность!”; обложку “Тайной истории монголов” украшает тезис “Бельские просторы — место рождения новой литературы”. Такой же манифестарности исполнены предисловия к сборникам: так, предисловие к “Тайной истории монголов” начинается фразой “Сегодня понятие └хорошее“ по отношению к литературе стало равнозначным понятию └коммерческое“…”. И дальше: “Мы уверены, что пришло время вернуть термины к их первоначальному значению. В этой книге — только хорошая литература”. Здесь уже есть своя история и свои “Уфлийские хроники”: воспоминания и анекдоты, собранные Александром Залесовым. Словом, перед нами — люди серьезные: в аннотации ко второму альманаху так прямо и сказано, что он — “заявка на вхождение в высшую литературную лигу России”. Нам остается понять, соответствует ли содержание манифестам.
“Голоса вещей — 2”, вышедшие к пятилетию УФЛИ, разделены следующим образом: вначале идут тексты, созданные в последние десять лет, после выхода первых “Голосов вещей”. Они собраны в разделе “Места силы”. Последующие разделы — произведения членов объединения “УФЛИ” по сезонам (начиная с 2002 года).
Ядро альманаха, литература “Мест силы” — по крайней мере по замыслу ее создателей, — объединена общей идеей: “Уфацентризм — новое литературное течение, основанное на интересе, внимании и любви к родному городу”. В “Голосах вещей” действительно многие тексты, сюжеты так или иначе связаны с Уфой — но ясно, что показателем качества “уфацентричность” произведения быть не может: например, открывающие альманах “Прогулки по Уфе” Искандера Шакирова напоминают записи в заурядном блоге, а вот Артур Кудашев пишет свежо и технично (досадно только, что редактор не заметил огрехи вроде “припивая коньяк” и “одеть на себя”).
Из прозаических произведений необходимо выделить рассказ Игоря Савельева “Народная книга о докторе Геббельсе”, свидетельствующий о растущем повествовательном и композиционном мастерстве этого молодого автора (одно из открытий премии “Дебют”). Оба рассказа Савельева в двух альманахах построены на идее разрушения и сопротивления советского бытового и мифологического материала. Весьма интересна эссеистика покойного Александра Касымова — этот яркий писатель и благородный человек был одним из центров уфимского литературного процесса, своеобразной “фигурой равнения”, “оглядки”, о чем говорят напечатанные здесь же воспоминания Игоря Фролова. Свидетельством литературной рефлексии, запечатлевшим сложную и часто мучительную работу писательского ума, являются дневниковые записи Станислава Шалухина.
Что касается стихов, они, как, наверное, и стоило бы ожидать, не дают представления о какой-то сложившейся оригинальной школе. К сожалению, большинство текстов здесь — ученические, подражательные, анахроничные. Они состоят из штампов, которые были штампами еще век назад; их риторика ограниченна и не разрешает каких-либо задач, не создает смыслов: приходит весна; идет дождь; вся наша жизнь — игра; зажги огонь любви; этот город; хочешь, я стану птицей; прекрасен дивный край. Было бы актуальнее говорить о недостатках техники, редко выходящей за рамки регулярного стиха, чем о содержании, интонации, духе (“Теперь уже, может, случайно, / Я встречу тебя в толпе. / Ты будешь смотреть печально, / В глаза улыбаясь мне” — Р. Сафиуллин; “Расцвела запоздалая роза / В пожелтевшем осеннем саду. / Ты не бойся меня, недотрога, / Не обижу тебя, не сорву” — Л. Рожок). Назовем несколько приятных исключений. В первом разделе альманаха это минималистические опыты Сергея Ера, “слэмовые” тексты Пауля Госсена и Алексея Кривошеева (генетически связанные с детской поэзией и детским фольклором, явно наследующие традиции переосмысления жанров и ритмов, — эти стихи понравились бы, наверное, Олегу Григорьеву). Есть интересные находки и среди “уфлийских” стихов: стихотворения для детей Рашиды Махмутовой, тексты Олега Шабеева, Андрея Юдина, Дельфинова, Марии Белонучкиной, Дианы Биккуловой. Нашлись и курьезы: так, Александр Залесов в одном стихотворении столь явно ориентируется на поэтику Вадима Степанцова, что неясно, подражание это или пародия: (“Сияют нам улыбки / прекрасных киборгесс. / Бывает эстетичным / технический прогресс. / Мы верим в киберсчастье / и в киберчудеса…”). В общем, процент поэзии, о которой стоит говорить, в альманахе удручающе мал: я насчитал шесть поэтов, а в альманахе их — больше семидесяти.
Второй альманах — “Тайная история монголов” — гораздо удачнее и продуманнее первого. Но и здесь есть много поводов для недоумения.
Об авторах в предисловии сказано: “В принципе, это одно поколение” — впрочем, тут же оговорка, что есть все же писатели помладше и постарше (годящиеся тем, что помладше, — в старшие братья). Вновь позволим себе цитату: “И только один писатель — Игорь Максимов — принадлежит поколению отцов и даже дедов, но и он совсем не чужой в этой молодой компании. Его короткие рассказы — это точка отсчета литературы, начало ее координат, в которых уже располагаются тексты остальных авторов…”. Тексты Игоря Максимова, одного из старейших уфимских писателей, при всем уважении к нему сложно назвать “точкой отсчета литературы” даже в контексте данного альманаха: они скорее усиливают общее впечатление стилевой и поколенческой эклектики, присущей “Тайной истории”. Максимов пишет в классично-наивной манере, условно говоря — пришвинской (“Гудят по утрам сепараторы. Кричат молодые петушки; мощно распахнув крылья, сильными взмахами разметают перед собой пыль гуси, гогочут: зовет их дальняя даль”); в соседстве с этими текстами — ничуть на них не похожие: рассказ покойного Анатолия Яковлева “Зубочистка”, в котором нервно и убедительно описывается картина душевного расстройства, и интересная разнонаправленная проза Вадима Султанова.
Уровень текстов в “Тайной истории монголов” в целом гораздо выше, чем в “Голосах вещей — 2”. Но все же это книга неровная; ощущение от альманаха опирается не на его целостность, а на фрагментарное восприятие, на действительно сильные ключевые тексты: назову рассказы Игоря Фролова “Доброе утро, Германн!”, Светланы Чураевой “Моя пятидневная война”, Айдара Хусаинова “Аждаха”, Артура Кудашева “Колдун” и “Тайная история монголов”, Анатолия Яковлева “Зубочистка”, Игоря Савельева “Домик в чугунном загончике”. Впечатление смазывается от менее удачных вещей: слабоватых фантастических построений Максима Яковлева (творчество которого почему-то представлено в обоих альманахах одним и тем же текстом) или коротких рассказов Рустама Нуриева, написанных очень вычурным языком, который говорит скорее о неопытности, чем о вдумчивой работе над словом (“Рассматривание снежного человека как некоего туманного оборота речи способно привести в недоумение, может быть, или, может быть, в восторг не знаю кого, но не это волнует сердца ждущих снегопада”).
Наиболее интересным в альманахе мне показалось обращение к легендарному, к мифу и волшебству, оправданным историей, — а равно и к истории недавней; оно подкрепляется мощными языковыми, стилистическими, нарративными навыками: так, рассказы Айдара Хусаинова, Артура Кудашева, Рустама Ильясова отсылают к образцам тяжкой и точной платоновской прозы.
Читая альманах, обычно ожидаешь от него целостности, но целостность — явление сложное, с трудом обретаемое. В случае с двумя уфимскими альманахами целостности, к сожалению, не получилось. А что получилось? Показать несколько ярких текстов, несколько интересных авторов, несколько самобытных поэтик — уже неплохо. Если людей где-то — в данном случае в Уфе — волнует литература, если она им интересна, то всегда есть шанс, что творчество самих этих людей когда-нибудь будет интересным и волнующим.
Лев Оборин