Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2009
Об авторе | Константин Павлович Кравцов публиковался в “Знамени” с подборкой стихов “Салехард” в № 4 2006 года.
Константин Кравцов
Рождение воздуха
Детский праздник и его икона
Стало плотью и словом о плоти,
О воробьях, например, или рыбах всякого рода,
Смоковнице или драхме, о том и о сём —
Плотью от плоти, словесной тканью,
Лучшим её порядком, не уступающим лилиям,
Не говоря уж о ризах — царских там или
Архиерейских, видимых еле во свете
Лимонного кадмия в самое тёмное время года —
Время заносов, снега на борщевике вдоль дороги,
Скользких ступеней, уверенно попранных
Лёгкой стопой, маленьким сапожком
Рождение воздуха
Памяти Эндрю Уайета
Оттепель явит мёртвых
Трав зазеркалье, волны,
Волны и пух над ними, борозды океана,
Выпростал руки спящий из льдины, ветер
Сеет зелёную соль в солнечные лабиринты
Ныне Ты отпускаешь раба Твоего, Владыко,
Ибо видели очи мои довольно травинок,
Утренников и проталин, а эти пятна
Рыжих волос, и то, как ложился
Луч на лодыжку, переливался бисер
Воды на снопе пшеничном
Раб Твой исполнен днями и сыт Чеддс-Фордом,
Ныне от сна, позволь, не восстану, пусть остывает
Печь дровяная, благодарю, что ломились
Вёдра всегда от лисичек, смородины и брусники,
А по зиме чернобурки сбегались из леса
Подкармливаться на свалках
Не тяжелей моё сердце пёрышка чайки-баклана,
Лодка на сеновале и в поле телега тоже
Не тяжелей, чем перышко, тоже белы, прозрачны,
А городов я не видел, Владыко, только
Ветра дощатый мир, перья, витая, строят
Лестницу винтовую
Станислав Красовицкий,
он же — отец Стефан
На столе блюдо с рыбой, — вероятно, карп, —
Мансарда с окнами на Радонежские леса,
Всё дальше на север, и вот уже соловецкое солнце
Горит над Секиркой — не лампа,
Вот уже морестранник воздвиг кельтский крест
Над святилищем Аполлона Гиперборейского,
И линия Маннергейма свет отделяет от тьмы —
Свет, трогающий всё вокруг тебя,
Как будто кровью рыбы золотой, сказал Айги,
Сказал: так прячут может быть за вьюшкою алмазы
Как был ты нежен в ветхих рукавах,
И эта улыбка попа-передвижки,
Хранителя сокровищ Нибелунгов, улыбка скальда,
Теперь — аскета (ты всегда в пограничной зоне),
Вкупе с обещанием пропуска к твоим озёрам —
Дар драгоценнейший для сотрапезника
Ты во взломанный склеп…
Ты во взломанный склеп привела с собой сад —
Беззаконный, сырой, охраняемый лишь
Светляками да брачным весельем цикад,
Звёздным воинством — там, над уступами крыш
Петр к себе возвратился, ушёл Иоанн,
Ну а ты всё стоишь, всё плывёт наугад
Аромат бесполезный сквозь месяц нисан
Что ж ты плачешь среди глинобитных оград,
Как на известь на эти глядишь пелены —
Известь ям, где останутся все, кто распят?
Никому не жена, никому не нужны
Ароматы твои, но плывёт аромат,
Запах чистого нарда из склянки твоей,
В этом взломанном склепе усилив стократ
Свежесть снящихся мёртвым волос и ветвей
Красота по-американски
Беги, Божье Дитя, в поющую пустыню
Томас Мертон
Буквиц горчичные зёрна
В растительной зелени лампового монитора,
Кириллицу из жидких кристаллов,
Взрастил нам портал францисканцев:
Вот фотография утренней кельи трапписта —
Сарая, в котором устроил он скит,
Крест поставил, к нему прислонил колесо от телеги,
Вот утварь, корзины из ивовых прутьев
И клавиатура реликтовой, в Кремль набивавшей
Протестные письма печатной машинки.
Обломки какие-то. Света и тьмы.
Семена созерцания. Может быть, тыквы,
Лилий долин, нарциссов Саронских,
А вот и он сам, Иона. Он видит: горит Ниневия,
Не лучше ли было б остаться во чреве кита?
Ведь и Сам бы управил Господь как-нибудь,
Уберёг Пастернака. Нет, странный какой-то он,
Этот траппист, от ожогов умерший в Бангкоке.
Вокруг него — дети цветов, и в поющей пустыне
“Беги, — говорит Суламифь, —
На горах бальзамических серне подобен будь
И молодому оленю”
Алтари твои, Босх…
Ивану Жданову
Алтари твои, Босх, дураков корабли,
Над бетонкой висит мёртвый спутник земли:
Лёд и трупные пятна листвы под льдом —
Под светящимся льдом над ступенями плит,
Но не славен никто, да и жив ли пиит,
Там, за морем дождей, свой поставивший дом,
Обустроивший скит?
То коньками изрезанный лёд за бортом,
То ночные под ним проплывут патрули,
И погасят огни Геркуланум, Содом,
Алтари твои, Босх, дураков корабли…
Пересекая Таганскую площадь
Памяти Николая Шипилова
Мачты рвущей корнями обшивку листва,
Череп Йорика, бедный японский фонарик ли в ней
Над пустынным кварталом, над палубой,
Над неподвижным, как солнце любви,
Кораблём дураков… и морские ежи —
Утром всюду, ты знаешь, морские ежи —
Они тоже не прочь за военные астры,
За сливок альпийских кувшин
И несут меня двое, дурак и дурнушка, несут,
Утирают друг дружке платочками пот и несут,
И склоняется вечнозелёная мачта, шумит,
Миска для подаянья в зубах у пловца проблеснёт —
Может, дать ему вишен? Сказать: это кровь бедняка?
Может, выйти на площадь? Опомниться, встать?
Нет, не вьюга меня целовала, язык — нет, не дом бытия,
А игорный — пожалуйста! — дом “Достоевский”, но пусть,
Пусть какой ни на есть, но пребудет фонарик в ночи,
И в руках у монахини — лютня… гляди:
Узел с нечистью всякой нисходит с небес,
Мол, не брезгуй, закалывай, ешь, дурачок…
Остров короля Георга или эсхатология в Боинге-777
По прихоти им вымышленных крил…
Баратынский
Лохмотья красных водорослей, ртуть
Лишайника и птицам несть числа
Как звёздам за бортом. Мороз и мгла,
Блестит Дорога Мёртвых — Птичий Путь
Сгорит земля и все её дела,
И брачный нам чертог, его стропил
Обломки над крикливою водой
В том сне приснятся, явится берилл
Под облаков летучею грядой,
Винтами этих вымышленных крил
Чернеет Антарктида вне времен,
Но флорентиец, помнишь, говорил:
Он первою любовью сотворён
Стихи Великим Постом
Не народ-богоносец, а лебедь-кликун,
Тот морозный замес облаков кучевых,
Этот двор с искривлёнными прутьями струн
И лохмотья чуть свет на осях лучевых,
Сыропустной седмицы канун
Лисы язвины имут и, знать, неспроста
Столь красна мерзлота тебе, лебедь-кликун,
Птичья Русь Велемирова, дней долгота,
Этот двор с искривлёнными прутьями струн
И чернеющий следом за Веди Глаголь
Лисы язвины имут и, знать, неспроста
Провожая во тьму перекатную голь,
Соль просодии русской проступит как та
Из весны в Галилее языческой соль,
Как светильники те в кругосветной ночи
Перекатная Голь, согласиться позволь
Стать жилищем Твоим, укачай, научи…