Новые стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2008
Об авторе | Сергей Викторович Жадан родился 23 августа 1974 года в г. Старобельске Луганской области. В 1996—1999 годах обучался в аспирантуре Харьковского государственного педагогического университета им. Г. Сковороды, защитил диссертацию, посвященную украинскому футуризму. Был преподавателем кафедры украинской и мировой литературы ХГПУ. Организатор культурологических и художественных акций, рок-концертов, выставок, концертов классической, духовной и нетрадиционной музыки, уличных акций, издательских проектов, фестивалей и многого другого. Был вице-президентом ассоциации украинских писателей. Сергей Жадан признан критикой как лидер поэтического поколения Украины девяностых. Автор поэтических сборников: “Розовый дегенерат” (1993), “НЭП” (1994), “Цитатник” (1995), “Генерал Иуда” (1995), “Пепси” (1998, двуязычное украинско-немецкое издание; германоязычные тексты в переводе Урсулы Керстан), “The very very best poems, psychedelic stories of fighting and other bullshit (лучшие стихи 1992—2000)” (2000), “Баллады о войне и восстановлении” (2000), “Два города” (2000), “История культуры начала столетия” (2003). Проза: сборник рассказов “Биг Мак” (2003), автобиографический роман “Депеш мод” (2004) — последний издан также в России издательством “Амфора” в 2005 году. В 2008 году в “Амфоре” вышла книга прозы “Anarchy in the UKR”. Живет в Харькове.
* * *
Третий день туман, пелена.
Третий день без привала и сна.
От песка и холода я устал,
из сумки вино и чеснок достал.
Там под сукном, как под ёлкой мешок,
лежит афганский порошок.
Я тридцать дней скрывался во мгле,
ел траву, спал на земле,
собирая, как тяжкую дань,
по крохам дорогую дрянь,
что, будто тени пропащих душ,
лежит на хребте Гиндукуш.
то смерть всё ищет мои следы,
смерть выводит меня до воды,
и покуда из русла мёртвого пью,
трогает флягу мою.
Я взял всё, что смог унести,
обошёл талибские посты,
пробрался в город, продал телефон,
перешёл таджикский кордон,
и на пятую ночь, кто бы что ни сказал,
я увидел Ростовский вокзал.
Там погранцы навеселе,
солнце в траве, туман на земле,
долгий день, весёлый базар.
Лишь бы домой довезти товар
и скинуть, если повезёт,
цыганам с ХТЗ.
Но смерть говорит: стой, кто идёт.
Толкает меня и ведёт.
Смерть просыпается в ночи
у меня на плече.
…Тихое утро, тёмный вагон.
То был последний мой перегон.
Все дороги сюда вели.
По кровавому следу собаки пошли,
и тяжко, как рыбина в глубине,
пуля сидит во мне.
Дыши, дыши, пока повело,
пока твоя сила — одно тепло.
Жизнь утрачивается дважды,
Как вдыхаешь горячую жажду,
как выдыхаешь тоску зазря,
синий ЛМ куря.
Кровь затекает в тёплый рукав.
Меня никто не найдёт, не искав.
Граница закрыта на много лет.
И, не отступая ни на след,
моя душа, как совсем не её,
сторожит тело моё.
* * *
Смерть моряка речного флота
спрятана в прибрежной глине,
пока он работает работу,
пока муссоны стоят в долине.
Тихие баржи, подвижные шхуны,
что плывут по теченью теплее,
трогают хребта его басовые струны,
говорят: она не будет твоею,
она, та дева с серебром в горле,
с сердцем слоновой кости,
стала, упёрлась в своём горе,
не дождавшись твоих известий,
бросила всё, что раньше хотела,
прячет глубоко в теле.
Видишь, за медью её волосьев
плачут рыбацкие артели?
Так что плыви себе чрез пороги,
дрожащие электротурбины,
подальше от своей тревоги,
подальше от этой равнины.
На золотые огни малярии,
на усталый голос Девы Марии,
на тяжкие одесские туманы,
на тёплые от ила и жира лиманы.
На скумбрии алые плавники,
на рваные ветры ночной реки,
на верную смерть от чёрной крови,
технического спирта любви.
Тогда проси немного ласки жить,
чтоб не было так жестоко,
чтоб не забыли тебе положить
по медной монете на каждое око.
Потом и тьма соберётся,
и всполохи перестанут сниться.
А после и сердце смутится
остановиться.
* * *
Я вспоминаю голоса
вокзалом смешанных предметов
и сумерки, они росли
среди пекарен и буфетов.
И солнце, спелый апельсин,
забрызгав брюки и рубашки,
воспламенялось, как бензин,
скрывалось за вокзальной башней.
И чуя весь вчерашний смак,
любовники ночной бутылки
делили сахар и табак,
как те воры на пересылке.
И шили старые торчки
с мундиров споротые лычки,
и тучи вдоль большой реки
пошли на Крым по перекличке.
И, оглянувшийся назад,
внезапно средь толпы и грома
я вспомнил вас, и я сказал
себе иному,
что остывание планет
решает случай и припадок,
что алкоголя чёрный цвет
вам вырастает меж лопаток,
что каждому, кто ждал один
товарняки в тиши ночные,
на сортировке на помин
поднимут тормоза ручные,
что в миг, когда и я пойду
за пеною ночных приливов,
ребята вскроют пустоту
сигналами локомотивов,
и что почтовый весь багаж
лежит в пристанционных залах
кровавый, острый,
будто нож
как перец,
как смола на шпалах
* * *
Полевые командиры
чьи сердца
покрыты туманом
только и ждут, чтобы туман растаял.
Партизан до тех пор является партизаном,
пока есть враг,
в тылу кого бы
он партизанил.
Ваши длинные волосы, что спадают на лица,
ваши чёрные береты и рваные мундиры
развеваются ветром,
как сладостная пшеница,
по которой лежат напуганные дезертиры.
Только каждую ночь является тень повстанца
и кружит за окнами как боевая химера,
и лежат на дне кожаного ранца
нидерландский табак
и книжка Аполлинера.
— Ну что, комполка, листаешь свой кодекс, как уголовник?
Бегаешь всё на почту, неровно дышишь?
— Да какая там почта, — отвечает полковник. —
Мне всё равно
никто не пишет.
* * *
Радость есть то, что даётся с боем.
Ни капли унынья, ни капли рассудка.
И когда я стану простым китобоем,
я запишусь на норвежское судно.
И когда я пойму морские секреты,
заимею жилы, работой вздуты,
для меня запылают красные кометы
в зелёного неба вязком мазуте.
Выплыв когда-то в волны без края
в сером свитере грубой вязки,
я погоню китов старые стаи
с пляжей Японии до Аляски.
И чёрный кит, рвясь на свободу,
не веря, что можно его достать,
будет падать с небес в воду,
словно подбитый аэростат.
Когда ещё всё завершится пьяным застольем.
А пока я сплю на железной шконке,
и греюсь в вагонах в ночи угольем,
и играю в трамваях на губной гармонке.
И жизнь моя катится как колёса,
не имея праздного интереса,
сладкими яблоками по укосу,
тёплыми волнами на Одессу.
г. Харьков
Перевела с украинского Елена Фанайлова