Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2008
Об авторе | Борис Григорьевич Херсонский родился в 1950 году в Черновцах. Окончил Одесский медицинский институт в 1974 году. С 1996 года заведует кафедрой клинической психологии Одесского национального университета. Первые поэтические публикации в эмигрантской прессе — с середины 80-х годов. Автор двенадцати поэтических сборников. Член редакционной коллегии журнала “Крещатик” с 1998 года. Живет в Одессе.
В “Знамени” печатается впервые.
* * *
Не плачь. Всё равно никто не слышит твой плач.
Фонарь за окном горел, но и он потух.
О, если б ты был холоден или горяч!
Но ты теплохладен. Вот, от тебя отступится Дух.
Ты увидишь такое, что лучше бы был незряч,
и услышишь слова, от которых замкнётся слух.
Но вот, весь в белом, над тобою склоняется врач:
“Я ещё ничего не делаю. Быстро — считай до двух!”
* * *
остановись, прислушайся если ты
замер не умер а обратился в слух
всё равно шум листвы или гул тщеты
или на даче в июле жужжание мух
приставших к липучке вот свисает спираль
жёлтая лента в чёрных точках над круглым столом
и ты настолько мал что немного жаль
эту что безнадёжно дрожит крылом
или царапина на пластинке лёгкий щелчок
прерывает ежесекундно виолончель
или звенит неумолчно чёрный сверчок
на веранде забившийся в какую-то щель
между досками выкрашенными в зелёный цвет
вылинявший с годами или ящерица в траве
сухое шуршание когда исчезает свет
говорят что звук ещё слышен минуты две.
* * *
круговорот циферблата в природе годоворот
воронка вращается затягивает на дно
подросток ребёнка за воротник берёт
всё отдавай не хватает на билеты в кино
выворачиваю карманы летит на асфальт звеня
мелочь советских времён расхристано пальтецо.
вот ничего больше уже нет у меня
а он всё трясёт и дышит водкой в лицо.
а если я найду но ты ничего не найдешь
уже светает и не забыться сном
мартовского кота гонит в подвал дождь
угрюмый сосед заводит мотор за окном
* * *
Девять раз перельют воду из стакана в стакан
над твоей головой. Потом поглядят на просвет:
чиста ли вода, или в ней муть и воздушные пузырьки.
И если вода чиста, значит, душевных ран
больше уже не будет, а если нет,
если муть и пузырьки, дни твои будут горьки.
Потом тебя разденут и с головы до ног
обкатают куриным яйцом с золотистою скорлупой,
потом яйцо разобьют — и в тот же стакан. Смотри
если в воде не смешался с белком желток,
значит — у мужа завтра прекратится запой,
и счастье приблизится, хоть рукою его бери.
На обоях пятна поблекнут, и сырость в углу
исчезнет сама собой, не нужно чинить трубу,
аккуратно пересчитав, зарплату отдаст дочь.
И станет ярким, как новый, ковёр на полу,
и откроется третий глаз где-то на лбу,
но если разлезлось яйцо — тебе ничем не помочь.
И пусть старушка над тобою водит ножом,
пусть отряхивает нож и притаптывает ногой,
пусть шепчет, молясь Тому, кто колдовство запретил.
Вечно тебе вертеться на сковородке ужом,
и пьяница муж умрёт, и, наверно, найдётся другой,
трезвый как стёклышко, но лучше бы он пил.
* * *
Покаяния отверзи ми дверь,
Жизнодавче, с усильем втолкни,
и захлопни дверь, и закрой
на два оборота ключа.
Пусть смирится внутренний зверь
хотя бы на эти дни.
Пусть демон уйдёт, за собой
крылья чёрные волоча.
А уж как летал, через весь небосвод,
а уж как рычал — содрогалась грудь,
а уж как ломал — до хруста в кости,
когтями драл изнутри,
А я всё молчал, всё терпел, но вот,
встряхнулся, вздрогнул, собрался в путь,
И если не хочешь меня спасти,
хотя бы на время смири.
* * *
В строю по росту в списках в алфавитном порядке
брюки коротки под коленками латки
воротничок подшит отутюжены складки
обнажённый мрамор родена любопытен и вожделенен
злого сталина лупит в морду хороший ленин
эскимо на палочке ленинградское в шоколаде
изобрёл матрос эскимос который жил в ленинграде
тройка в дневник четвёрка в тетради
приставлен к виску посмертно к награде
и журавлик в небе и в кулачке синичка
хорошее имя неприличная кличка
держать руку в кармане плохая привычка
привычка дышать биение сердца о клетку
изнутри на подоконнике в банке смотришь на ветку
каштана набрякли почки выполним пятилетку
евтушенко братская ГЭС прославим героев
накормим живых павших не беспокоив
с изнанки рыхлое небо жизнью коптится
наискосок летает не тает белый снежок синяя птица
* * *
Заросший пустырь в районе Школьного аэродрома.
Суслики столбиками стоят, озираясь тревожно.
Хищные птицы застыли в небе. Без валерианы и брома
жить почти невозможно.
Иначе теснит в груди, перехватывает на вдохе,
взор мутится, с мыслями не собраться.
Озираются, присматриваются к уходящей эпохе
шерстистые братцы.
Там где ходили в формах, — гуляют в рясах по двое.
Колокольню к казарме пристроили, нашли источник
святой воды. Пустырь, заросший жёсткой травою
ждёт своих непорочных.
Врата. Образ надвратный. На щеке у Пречистой Девы
копия раны. Здесь ни с кем ничего не случится.
В два голоса, переплетаясь, звучат напевы.
Кровь живая сочится.
Одесса