Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2007
Перекличка с написанным
Писатель известен своими текстами. Иной вариант трудно представить. Факты биографии, увлечения если и становятся достоянием общественности, то все же играют роль дополняющих литературные произведения писателя факторов. Порой они поразительно гармонируют с романами, повестями, стихотворениями, порой становятся их противоположностью.
В этом плане выставки, которые периодически происходят в редакции “Знамени”, очень важны — они открывают нам писателей (авторов журнала) с неожиданной стороны — не только как людей, пишущих тексты, но и картины, снимающих на фотокамеры, лепящих и сваривающих из кусков металла скульптуры, шьющих кукол… И мы видим людей, многогранных, живых, неожиданных. Новых.
Открытие выставки фотографий Ильи Кочергина почти до дня совпало с выходом июньского номера журнала “Знамя”, где опубликована его повесть “Я внук твой…”. Главный герой повести — писатель, которого на месяц пригласили в Бельгию. Чтения, встречи со славистами, одинокие дни на вилле, где, по идее, можно спокойно и плодотворно писать, но вместо этого герой тоскует, пьет, часами следит за скачущими по лужайке кроликами. И есть в повести эпизод, когда герой показывает одному из иностранцев свои фотографии — плоды путешествий по России.
Эпизод по отношению к герою беспощадный — иностранец заявляет, что это не искусство, а китч. После некоторого замешательства герой соглашается и понимает, почему его фотографии не удается пристроить в серьезные и денежные издания.
Не берусь судить, искусство ли фотографии реального человека — прозаика Ильи Кочергина. Но уж точно — они органичное продолжение кочергинской прозы.
Насколько я могу судить, зная Кочергина довольно хорошо как человека, в своей прозе, прозе художественной, яркой, образной, он все-таки очень мало выдумывает. Несколько лет он, москвич, прожил на Алтае, на далеком таежном кордоне, и этому посвящены несколько его рассказов, повесть “Помощник китайца”; вернувшись в Москву, обзаведясь семьей, Кочергин стал ездить в более близкую Карелию, и рассказы стали о побережье Белого моря; герой, который на Алтае носил на плече карабин, сменил его на фотокамеру. В последних рассказах Карелия уступила место старинным городам Центральной России — герой Кочергина ездит по городам Золотого кольца, собирает материалы для путеводителей.
И все эти этапы зафиксированы Кочергиным не только на бумаге, но и на фото. По-настоящему неожиданных снимков немного — собаки (то ли борзые, то ли легавые) с шалями на головах, храм, стоящий, кажется, посреди озера, и определить, где кончается его основание и начинается отражение, невозможно… Неожиданна, и в первую очередь неожиданна для внимательных читателей Ильи Кочергина, выставка целиком — почти каждая фотография перекликается с его прозой. Не дополняет, не заменяет ее, а именно перекликается. И недаром под многими снимками помещены листки с отрывками из его рассказов и повестей. Узнаются пейзажи из алтайских и карельских рассказов, лица многих персонажей, даже некоторые сцены. Но назвать фотографии иллюстрациями, по-моему, нельзя. Это, скорее, два равноправных отображения того, что Кочергин пережил, заметил, что ему интересно.
Как упоминалось выше, он москвич. Правда, Москвы, да и вообще города в фотографиях Кочергина почти не найти. В основном — пейзажи, но пейзажи, зачастую оживленные людьми, лошадьми, тюленями, маралами… Иногда это крошечные, еле различимые фигурки среди исполинских горных хребтов, в степи, в таежной чащобе, на пустынном берегу Белого моря. То же и в кочергинской прозе — город его герою неинтересен, враждебен, и в то же время ему, горожанину, даже в тайге, без городской культуры, городской цивилизации, — никак. И потребность самого Кочергина фиксировать дикую природу на фотокамеру, писать о ней на бумаге — тому подтверждение.
Знаю, что особенно среди жителей мегаполиса у него много поклонников. Для них творчество Кочергина — возможность узнать о совершенно ином мире, увидеть его, почувствовать. Выставка фотографий, по-моему, первая у Ильи, — отличная для этого возможность. А также возможность подивиться словесной изобразительной точности, сравнив снимки с помещенными рядом отрывками из его прозы. Редкой точности.
Роман Сенчин