Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2007
Новые альманахи и журналы
“Синий диван”, “Журнал наблюдений”, “Медиация и право”, М., 2005—2006.
…“Журнальная” литература, эта живая, свежая, говорливая, чуткая литература так же необходима в области наук и художеств, как пути сообщения для государства… Ее голос есть верный представитель мнений целой эпохи и века, мнений, без нее исчезнувших безгласно… Многие старые журналы прекратились…”
Поразительно! И это сказано почти двести лет назад Гоголем, посчитавшим важным и полезным написать большую обзорную статью, названную так же остро-современно “О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году”. Велик соблазн коснуться примет времени и точно схваченного вектора, изумительных наблюдений и бесстрашия обобщений, да и суровости критики.
Но тогда мы слишком далеко уйдем от нашего предмета, хотя… как тут же не воспользоваться и не заметить осторожно, что та самая “говорливость”, приобретя новые формы, местами стала заслонять и ту самую “чуткость”, которая так необходима сегодня для оценки тенденций “в области наук и искусств”, да и общественного сознания, которые не могли не измениться… Заметим к слову, что десять лет спустя после смерти Пушкина, в другой статье о “существе и особенностях русской поэзии”, он заметил с горечью, что “еще никто не может вырваться из этого заколдованного, им (Пушкиным. — Г.З.) очерченного круга и показать собственные силы”. Тут что ни слово — нужны разрядка, курсив, NB, — так важны эти представления для осознания заново живых процессов литературы и искусства наших дней. Но вот же: “многие старые журналы прекратились” — “Театр”, “Искусство” — но и возродились! И если пройти по нашим малым московским заповедным магазинам в славных переулочках у Чистых прудов, у Тургеневской библиотеки, на Малом Гнездниковском с занятными названиями “Графоман”, “У кентавра”, “Фаланстер”, то можно обнаружить не только целые по┬лки античной философии и поэзии, но и обширную журнальную литературу. И нетрудно даже по одним названиям прочесть, что в “движении журнальной литературы” (как точен был в слове Гоголь!) начинает набирать силу направление философско-критическое, нарастает интерес к аллюзиям культурно-историческим, возникает желание по мере сил ухватить, хотя бы на время, надежные и правдоподобные примеры и движения, говорящие нам пусть и о прихотливости, но и небезнадежности исторического процесса, в том числе и “русского пути”, понятого не слишком трагически по-чаадаевски, но и не в той мере рациональной очевидности, которую отстаивал в письмах к нему Пушкин.
Причем иные из названных журналов придерживаются чисто научно-академического изложения (статьи, сообщения и т.д.), а другие смело включают в один ряд с научными публикациями — стихи, прозу, изобразительное искусство, даже драматургию и фотографию! “НЛО”, публикуя сложнейшие тексты по культурологии, семиотике, нашел возможным дать обширную мемуарную литературу и “целую книгу” последних стихов Генриха Сапгира, поставив его творчество в сложнейший и разнообразный контекст! Так поступает и альманах “Журнал наблюдений”, который дает философскую эссеистику Владимира Тарасова “Россыпь (Синайская поэма)” в одной “экспозиции” с фотографиями современных мастеров, репродукциями с “объектов” и картин великого авангардиста Гюнтера Юккера, американской поэзией в переводах Яна Пробштейна (поэзия XIX—XX веков!), филаретовским конкурсом религиозной поэзии, пьесой Стива Тесича (1942—1996) “Путь свободен” и тремя (!!!) пьесами автора из Воронежа Александра Анашевича…
“Синий диван” более осторожен и сдержан: здесь наряду с известными философами (Теодор Адорно, Жак Деррида, Ф. Лаку Лабарт — их тексты даются в переводе и на языке оригинала!) публикуются литературоведческие и искусствоведческие статьи, которые, вероятно, следует отнести к жанру философской эссеистики, и — только изредка и немного — изобразительные материалы. Но здесь также спектр широк, открыт, отзывчив, приветлив: размышления Валерия Подороги “Кукла и марионетка” — философия театра! — соседствуют со “Специализированными телами в массовой культуре” Веры Зверевой и “Рождением и смертью тотального театра” Эдуарда Надточия. Уже дважды со статьями о современной поэзии выступает здесь Олег Аронсон. Эти публикации интересны тем, что пытаются постичь, осмыслить “движение поэзии” наших дней, доминанты этих поисков, разнообразие форм реализации и бытования, включая Интернет. Остановимся хотя бы вкратце на наблюдениях этого автора. Он ставит вопрос о важности переосмысления поэзии и языка. Он замечает, что для выдающегося философа ХХ века Хайдеггера “истина… являет себя не просто в языке, а в языке поэтическом” (курсив автора). Говоря о Шамшаде Абдуллаеве, Аронсон замечает, что “эта поэзия антиформалистична”, “она возникает из элементов проскальзывающей жизни… протекающей вне рамок субъективности”. И далее — редкий случай в практике литературной критики! — проводит обширную цитату из заметок этого поэта о современной поэзии: “…кто знает, возможно именно это обстоятельство — обманчивое несовершенство, бесцельность, нарочитое косноязычие — делает поэтическое произведение более живым…”
Трудно согласиться с некоторыми подходами другой статьи Олега Аронсона в последнем, восьмом выпуске “Синего дивана” (“Народный сюрреализм: заметки о поэзии в Интернете”), в которой, может быть, в слишком полемической и категорической форме сказано о “неофициальной поэзии” тех, кто “не имеет статуса поэта” (а кто, простите, его устанавливает сегодня и было ли это всерьез когда-либо? Множество “положительных отзывов” И. Бродского после “нобелевки” мало кому помогли…). “Интернет-поэзия не производит, но повторяет. Она не создает произведений, а участвует в режиме повторения того, что уже написано и сказано”.
Мы в самом деле живем в период не только фольклорного сюрреализма поэзии, но “фольклоризированных” театра, музыки, философии. В свое время стихию средневекового карнавала во всей полноте и многосложности исследовал М. Бахтин. Ценности этих взглядов кое-кем оспариваются (Гройс). Но заметим при этом, что, начиная с Аристотеля и включая Л. Толстого и А. Блока, осознание того, что люди “не имеющие статуса” поэта, актера, музыканта, способны внести в искусство подлинное дыхание первичных начал духовного сознания, — не отрицалось. Мейерхольд мечтал прикоснуться к действительной — не стилизованной! — стихии балаганного театра, со всеми издержками этих форм (вкуса, языка, стиля и т.д.).
В этом смысле чрезвычайно важен интерес к “театральному мышлению” “Журнала наблюдений”.
В уже упомянутых пьесах есть все предполагаемые Олегом Аронсоном формы и намерения. Вот, скажем пьесы Анашевича. Тут пригодится не очень обидное, но очень точное слово Гоголя “говорливость”. Ну, разумеется, — за редким исключением — нет пьес без диалогов! Но со времени Мориса Метерлинка нет-нет и возрождаются театральные игры на основе некоей простодушной, сказочно-наивной, да просто “детской” говорливости, которая в силу именно своего простодушного “пробалтывания” иногда как бы случайно, “проскальзывая”, наталкивается и поражается свежести и устрашающей силе обнаруженной в повседневной жизни истины!
У Метерлинка в “Синей птице”:
— Отчего он такой толстый?
— Оттого, что он хорошо спит…
… — Зачем он закрывает лицо? … Он болен? …
У Анашевича:
— Ты совсем не знаешь мужчин: Они хуже твоих петель: соскочишь и уже не подцепишь.
— …Ты накаркала — я петлю упустила.
— …Это знамение. Будешь ты несчастна. Не будет у тебя мужчины (танцует).
Наши журнальные издания становятся все непривычнее, все свежее, все шире по охвату, все “говорливее”. Вообще интерес к изысканности, элегантности, артистичности и “аристократизму” текста подчас и оттеняет, и отстраняет, может быть, более важные вопросы: уяснения, обнаружения новых поводов, новых эстетических и этических взглядов. Новые интеллектуальные журналы, включая и новейший “Медиация и право” (посредничество и примирение!) — своего рода радары в современном интеллектуальном мире. Как сказал в свое время Андрей Вознесенский: “Какое время на дворе — таков мессия”. В письмах А. Блока есть реплика о том, что он верит: непременно вернется прекрасное время… поэтического средневековья! С рыцарской поэзией, бродячими музыкантами, прекрасными дамами и импульсивностью и отважностью чувства! Читая современные журналы и, в частности, первый номер журнала “Медиация”, видишь, что при всей “научности” формулировок в основе актуального, интеллектуального поиска лежит стремление найти: на смену закону, праву, идеологии некие более универсальные, всеобщие и общепонятные, как у персонажей “Синей птицы” Метерлинка, — слова и жесты, которые, в силу природной человеческой доверительности и прямодушия, поставленного многими религиями на высший уровень добродетели, — с помощью этого языка восстановить утраченную цельность и способность к диалогу. В конечном счете новые журналы и альманахи с небольшим тиражом (500—700 экз.) пытаются обнаружить те еще не вполне утраченные и не заросшие тропы, по которым люди даже в дремучих лесах находили пути друг к другу.
По всем законам плюрализма новейшие издания ставят в соседство не всегда стыкующиеся и поддерживающие друг друга тексты. Но, может быть, эта контрастность, а подчас и дерзость, и даже эпатажность призвана заострить интерес и привлечь нового читателя, предоставив ему небывалое прежде право на несогласие и свой путь.
В одном из своих комментариев к публикациям редактор “Журнала наблюдений” Анна Килимник обращается к научно-аллегорическому словарю:
“Мы в сумрачном лесу вторичных знаков. Конъюнктурные конвекции “сознания-языка” не дают нам соприкоснуться с реальностью… Главное — настаивает Деррида — не приписывать ничему первичности, верить в равноправность нетождественных друг другу смысловых инстанций…”
Понять другого. Согласиться, что современный мир придал слишком многому версионный характер. То и дело встречаешь тексты о том, что и древнейшие, давно канонизированные религиозно-мистические и религиозно-этические свитки всего лишь (внимание — крутой поворот!) версия начального замысла.
Когда-то Герцен, читая Беме, сделал открытие: вся философия кроется и обусловлена нюансами.
Игровая площадка новых изданий достаточно зрелищна, разнообразна, полемична. Она порой содержит, может быть, слишком смелые лингвистические “основания” для выводов исторических и религиозно-философских.
Но как удержаться и не привести вполне и законно ожидаемую реплику из давней гоголевской статьи о “движении журнальной литературы”:
“…должен ли журнал иметь один определенный тон, одно уполномоченное мнение или быть складочным местом всех мнений и толков…”.
Гавриил Заполянский