Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2007
В 9-м номере “Знамени” опубликованы воспоминания Бориса Грибанова о Давиде Самойлове и статья Елены Холоповой “Утопленная истина”. Замечательные каждая по-своему, публикации разительно противоречат друг другу. А может быть, и дополняют.
Эпиграфом к воспоминаниям Грибанова прямо-таки просятся пушкинские строки: “Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум!” Главный герой — замечательный поэт, его друзья и коллеги то и дело наливают, выпивают, посещают рестораны и пивные, забегаловки и коктейль-холлы. Они веселы, остроумны, их восприятие действительности свежо, а вино, водка, коньяк, коктейль и пиво лишь помогают ярче гореть не гаснущему в них творческому огню. Грибанов вспоминает и иные судьбы, из которых самая мрачная — поэта-фронтовика Сергея Наровчатова: “Было время, когда пьянство Сережи достигло гомерических размеров. Мы слышали рассказ о том, как пьяный Сережа в ресторанном зале Дома литераторов на глазах у всех писал в открытый рояль”. Однако суть наровчатовского сюжета не в его алкоголизме, но в том, что “Сережа решил делать карьеру”. Он дошел до высших литературных званий и отличий, вплоть до “гертруды”, одновременно с утратой человеческого облика теряя и остатки своего небольшого поэтического дарования.
Ну, и где же тут водка, а где выбор “применительно к подлости”?
Итак, Грибанов продолжает ту мощную и прочную традицию русской культуры, в которой вино было неотделимо от вдохновения, творчества. Свободы духа.
Статья Елены Холоповой “Утопленная истина” продолжает собою длинный ряд антиалкогольной публицистики. Написанная ярко и страстно, с личной, я бы даже сказал вдохновенной ненавистью к спиртному, статья рисует картину повального убийственного пьянства жителей Республики Коми, особенно сельских. Бесконечный ряд насилия, смертей, болезней, скотства, создающий картину всеобщего вырождения, наводит в очередной раз на печальные раздумья типа: “Ужасно. Что с нами происходит? Что-то надо делать!”
А что делать?
Антиалкогольной публицистике, и статья Холоповой не исключение, присуще тягостное ощущение безысходности и неяркой неуверенной надежды: вот если бы перестала Русь пьянствовать, то…
А что “то”?
Где начало того конца, которым оканчивается начало?
Что было вперед: водка, русский приоритет которой блестяще обосновал покойный Вильям (ТАК!) Похлебкин, или русский национальный характер?
Здесь можно сделать не принципиальную, но все же не бесполезную оговорку. Ту, что трагическая картина пьянства у Холоповой разворачивается не где-нибудь, а на Севере, среди народа коми. Хочу ли я сказать, что в русских центральных, так сказать коренных, землях пьют меньше? Обобщать не смею, и все же тормозов там сохраняется куда больше, чем у коми, мари, не говорю уж о чукчах или эвенках. А — опустимся к югу, где крепко и лихо пьющие кубанцы, донцы, никогда не слабели так массово, не сдавались полностью на милость алкогольному завоевателю. Хотя там помимо самогона было в ходу и собственное виноградное вино. Беззащитность северных народностей и национальностей пред зеленым змием давно известна. Много было замечено и нашучено на этот счет по поводу наших северных соседей — финнов. Отчего же Финляндия, населенная алкогольно-зависимым народом, не опустилась, не деградировала?
Культура? Но Холопова приводит пример с умершими от пьянства отцом и мужем — интеллигентами, и Наровчатов опять же…
У Холоповой, да и других, красной нитью проходит мысль о связи водки и нищеты, пьянства и безработицы, пьянства и безделья.
Повторю: что было в начале — водка или комплекс Емели на печи?
В наших деревнях все более кавказских варягов постепенно прибирают к рукам еще не до конца пропитые хозяйства, фермы, скот, постройки, технику. Ходячее объяснение — они не пьянствуют, у них много детей, они поддерживают друг друга, они хитрые и проч.
Оставим в стороне риторику на тему — а почему бы русским не поддерживать друг друга как тему вполне метафизическую, скажем другое. Во-первых, кавказцы тоже пьют! Да еще как пьют! И дети у них при сохранении, казалось бы, патриархальных нравов совсем не поголовно паиньки. Так почему? Почему же?
Прежде всего потому, что водка никогда не становится самоцелью, какое бы значительное место в жизни она ни занимала. Как не была она самоцелью у Грибанова и его друга Самойлова. Главное: труд, самореализация — будь то писание стихов или выращивание скота, стремление заработать, дать основу детям и т. д.
Бабушка одного моего пьющего родственника учила его мать и жену: “А вы яво отвлякайте, отвлякайте!”
Отвлякал же ведь товарищ Сталин от пьянства не запретами на алкоголь. Рестораны работали до четырех утра. Но пьяным на работу как-то идти было не принято. Как же совместить? А как знаешь! Ты взрослый человек. Проклиная водку, нельзя уподобляться ребенку, бьющему по полу, о который ушибся. Условия нетерпимости не к выпивке, а к нарушению трудовой и иной дисциплины — одна из трудных, но достигаемых мер. Так же, как и война производству суррогатов. Но наша родимая чуждая власть забавляется запретами грузинских и молдавских вин, но не описанной Холоповой “Трои”. Не в глухой деревне, но во вполне крупном центре, каковым является Саратов, в каждом киоске, наряду с пиво-водами-сникерсами-соками, продается и “Троя”. Реакцией местных контролирующих органов власти на протесты послужило указание продавать “Трою” не из общего, а из отдельного маленького окошечка.
Власть, обогащающаяся на здоровье народа, преступна.
Но не только “Троя” или пресловутые жидкости для размораживания замков и проч. стали причиной массового отравления. Я, кстати, не уверен, что оно произошло так уж вдруг — травились и раньше, но почему-то прежде вокруг этого не поднималось столько шуму. Кроме того, местные власти не прочь все случаи отравления объяснить исключительно употреблением маргинальной частью населения этих самых тормозных жидкостей, тогда как сплошь и рядом вполне добропорядочные граждане, зайдя после трудового дня в закусочную, подвергаются опасности, выпив сто грамм из приличной на вид бутылки.
Современное отношение российской власти еще хуже горбачевского ханжества. Ельцин преступно выпустил из государственных рук монополию на производство алкоголя. Следующие ему совершенно очевидно наживаются на всенародном пьянстве, в том числе и на невиданном, гомерическом пивном разгуле, особенно молодежном.
Возвращаюсь к публикациям в “Знамени”. Еще сопоставление пьющих завсегдатаев ЦДЛ и Республики Коми невольно наводит вновь на национальные особенности. Быть может — не убоимся заметить, — все дело в том, что Самойлов — урожденный Кауфман? И евреям алкоголизм не грозит?
Вопрос, конечно, интересный.
Во-первых, следуя своему обыкновению опираться на жизненный опыт, я могу назвать немало известных мне примеров спившихся, во всем тягостном безобразии этого слова, евреев. Правда, думаю, они спились все же потому, что были слишком русскими. Во-вторых, евреи пьют много, и просто так, и по поводу. В том числе и религиозному, и курят не меньше, что, впрочем, отдельная песня. Но у евреев, как и кавказцев, и русских южан, алкоголь — вторичная добавка к радостям жизни, но не замена ее.
Дать русским цель, яркую, шумную, общую, вроде революции или войны, или просто товарища Сталина возвести на престол, — и русские, не перестав пить, перестанут спиваться. Да цена-то высока, не уступит алкогольным утратам.
К тому же мы стали идеализировать прошлое. Вот письмо Льва Толстого брату Сергею от 24 июня 1852 года из Пятигорска. “Вчера в первом часу меня разбудил на моем дворе плач, писк, крики и страшный шум. — Мой хозяин ехал ночью с ярмарки, с ним повстречался татарин — пьяный и в виде шутки выстрелил в него из пистолета. Его привезли, посадили на землю посреди двора, сбежались бабы, пьяные родственники, окружили его, и никто не помогал ему. Пуля пробила ему левую грудь и правую руку. Сцена была трогательная и смешная. Посреди двора весь в крови сидит человек, а кругом него столпилась огромная пьяная компания. Один какой-то пьяный офицер рассказывает, как он сам был два раза ранен и какой он молодец, баба орет во все горло, что Шамиль пришел, другая, что она теперь ни за что по воду ночью ходить не будет, и т. д. и т. д. Наконец уж я послал за доктором и сам перевязал рану. Тут приезжал мертвецки пьяный фершел, сорвал мою повязку и еще раз разбередил рану…”
В повести М.Ю. Лермонтова “Фаталист” (1839) смельчак поручик Вулич погибает от руки не врага, а просто пьяного казака: “Вулич шел один по темной улице; на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью, и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: “Кого ты, братец, ищешь?” — “Тебя!” — отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца…”. (Лермонтов описал реальный случай.)
Примеры я привел более неожиданные, чем можно было бы, выстроив длиннейший ряд из Бунина, Ив. Вольнова, Н. Родионова (“Наше преступление”) и прочая.
Рискну ли я делать выводы?
Да, промежуточные.
В России пили, пьют и будут пить. Но в различные эпохи и периоды пили больше или меньше. См. выше про тов. Сталина, который многолетне жестоко укрепляя трудовую и социальную дисциплину, сам же положил начало ее развалу поощрением послевоенного расцвета пьянства от пресловутых “фронтовых” ста грамм и до практически не ограниченной временем и местом торговли водкой. Сейчас — я убежден! — период спадающего пика пьянства. Все больше людей вынуждены дорожить работой и утаивать свои разгульные устремления. К сожалению, это пока относится преимущественно к горожанам, но “сдвиги” есть и на селе.
Всегда были, есть и будут люди, по-разному относящиеся к спиртному. Градация чрезвычайно обширна и ювелирно тонка — от не переносящих и ста грамм спиртного до благополучно пьющих десятилетиями по бутылке и более водки в день, сохраняя при этом работоспособность, социальный статус, физическое здоровье, потенцию и т. д. Всегда будут те, кому вино придает живости и остроумия, именно про таких людей Лев Толстой воскликнул: “И тогда я готов благословлять вино!”, и те, у кого определенная доза алкоголя вызывает непреодолимое желание заехать кому-нибудь в морду, а то и пырнуть ножиком. Невозможно и вредно пытаться привести всех к единым нормам в отношении алкоголя. Бесполезно. Все равно не уследить. Лишь кара за содеянное может любителя мордобоя приостановить, но не запрет на торговлю водкой. То, к чему привела лигачевско-горбачевская затея, у всех на памяти. Да и в куда менее пьющей Америке сухой закон, не искоренив пьянства, породил организованную преступность.
Государство же обязано всей мощью своих институтов не допускать таких преступных крайностей, как безнаказанное производство и продажа суррогатов. То есть соблюдать безусловную монополию на производство и оборот спирта и жесточайший контроль за торговлей спиртным.
Ваше здоровье!