Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2006
К 15-летию избрания и 10-летию переизбрания
Об авторе | Последние публикации в “Знамени”: “Вторая мировая: сослагательное наклонение”. № 5, 2005; “Военное строительство”. № 12, 2005.
В статье “Дело Ельцина” (“Ведомости”, 1 февраля 2006 г.) Мариэтта Чудакова написала замечательные строки:
“Лишь 1% ныне живущих в России хотел бы вернуться в эпоху Ельцина. Все правильно — столько и делали эпоху вместе с ним. А “для жизни”… Вряд ли найдется сегодня много англичан, которые хотели бы вернуться в Лондон сентября 1940 года. Но они никогда, думаю, не забудут того, кто возглавил в тот тяжелейший год Королевское правительство.
Мы, конечно, позабывчивей”.
Это, конечно, мягко сказано — насчет “позабывчивей”.
Если бы не было Ельцина — не было бы, по моему глубокому убеждению, и нынешней России. Он ее создал фактически с нуля. В истории очень мало подобных примеров, когда один человек создает государство. Вспоминаются Ататюрк и Маннергейм, причем насчет последнего уже есть сомнения. Были еще отцы-основатели США, но это уже группа товарищей, а не один человек. На сколько государств или, скорее, оккупационных зон была бы в начале 90-х разделена Россия, если бы не БН, — вопрос академический. Очевидно лишь, что ближайшими аналогами таких государств были бы Грузия, Таджикистан, Албания и страны тропической Африки.
Почему Россия не поняла значения Ельцина? Турки еще при жизни сделали Ататюрка святым. Причем аналогия очень близкая — Турция ведь тоже оказалась в роли бывшей империи, униженной, проигравшей, потерявшей свое былое величие, распространявшееся на три части света. Тем не менее, ее жители не носились с имперскими амбициями, а сразу поняли, что выбор был не между появлением Турции и восстановлением Оттоманской империи, а между появлением Турции и полным исчезновением страны и, следовательно, населявшего ее народа. Вот и у нас в конце 1991 года был выбор не между появлением России и восстановлением СССР, а между появлением России или возникновением на ее месте нескольких десятков, если не сотен грузий, албаний, таджикистанов… — причем это еще не худший вариант (худший — китайско-ичкерийская граница по Уралу или гражданская война с применением ядерного оружия).
Может быть, дело в том, что турки перед тем проиграли войну, а мы, как бы, нет? Или в том, что Оттоманская империя разлагалась чуть ли не на протяжении двух веков и ее жители успели свыкнуться с мыслью о крахе? Или турки оказались просто умнее россиян?
Еще одна причина, видимо, в том, что сам Ельцин не понял масштаба своего подвига. Кроме того, бывший первый секретарь Свердловского обкома и Московского горкома КПСС слишком искренне пытался быть демократом, не использовал свою силу не только когда можно, но порой и когда нужно. В частности, он полностью отдал интерпретацию окружающей действительности своим весьма разнообразным оппонентам — от Проханова до Политковской. Возможно, если бы Ататюрка турецкие СМИ уничтожали столь же яростно и единодушно, как российские — Ельцина, то у турок был бы сейчас другой взгляд на свою историю, причем вряд ли от этого турецкое общество жило бы лучше, чем сегодня.
Никто даже не попытался сравнить стартовые условия Ельцина и его преемника Путина, то есть разницу в положении страны перед началом и после окончания правления БН. Между тем, Ельцин в конце 1991 года получил Россию в состоянии почти первозданного хаоса. Не было государства, не было экономики, не было валютных резервов, не было продовольствия, не было силовых структур. Была граница РСФСР на географической карте, растерянное и деморализованное население и таможенные посты даже на границах областей в Центральной России, не говоря уже о республиках в ее составе. Были стомиллиардные внешние долги (они превышали оставшиеся золотовалютные резервы почти в десять тысяч раз!). Были запасы еды в крупных городах на несколько дней при стерильно чистых прилавках магазинов. Учитывая богатый исторический опыт, все это неизбежно должно было привести нас через гражданскую войну в очередной концлагерь или, с учетом сегодняшних обстоятельств, в радиоактивную пустыню.
Вместо этого через восемь лет Россия представляла собой страну со сложившейся и всеми признанной системой власти, формирующейся впервые в нашей истории демократическим путем (причем основные демократические институты и ценности утвердились в сознании большинства населения), с не очень сильной, но растущей экономикой, функционирующей по вполне рыночным законам (которые также приняты огромным большинством населения), с абсолютно лояльными парламентом и региональными властями (сепаратизм остался прерогативой Басаева) и, по сути, с общенациональным консенсусом по поводу необходимости движения вперед. Успех был достигнут фантастически низкой, просто невероятной ценой, учитывая масштаб и исторические традиции страны, низкие цены на нефть в течение большей части периода правления Ельцина и менталитет населения, изуродованного и выбитого многоплановым коммунистическим геноцидом. Президент Чувашии Н. Фёдоров по данному поводу на редкость точно сказал, что Б.Н. Ельцин “создавал фундаментальные гарантии для того, чтобы прогрессивные перемены в России стали необратимы. Пусть уродливо, с ошибками, но создавал. Его преемник пока идет за настроениями толпы… Ельцину было в тысячу раз тяжелее… Он начал строить практически с нуля. Разве это сопоставимо с той страной, которую он в 99-м передал Путину? К этому времени Россия как минимум была полноценным государством — с границами, валютой, бюджетом, армией”.
Причем, проходя через тяжелейшие внутренние испытания, Россия не только не ввязывалась в войны в бывшем СССР, но активно и успешно их гасила. По сути, Россия стала единственным по-настоящему эффективным миротворцем не только в СНГ, но и в мире вообще. Одновременно она мирно и быстро изъяла у своих соседей ядерное оружие. И авторитет ее в СНГ был при этом неоспорим. Она ведь была очевидным политическим и экономическим лидером постсоветского пространства, быстрее и успешнее всех бывших союзных республик (за исключением, может быть, совсем особой Балтии) продвигая политические и экономические реформы. За прекращение войн в Южной Осетии, Абхазии, Таджикистане, Приднестровье, за цивилизованный вывод ядерных ракет из Украины, Казахстана и Белоруссии Ельцин заслужил несколько Нобелевских премий мира. Ему, однако, никто простого спасибо не сказал. Наконец, Россия стала членом “Большой семерки”, которая благодаря этому превратилась в “Большую восьмерку”.
Можно отметить ряд характерных и очень важных особенностей в президентской деятельности Бориса Николаевича Ельцина. Они тем более важны, что чрезвычайно сильно контрастируют с нынешней тенденцией в политике Кремля.
Ельцин был целиком и полностью selfmade man, а не сделанный телевизором PRезидент. Он шел впереди, а не тащился за процессом, смотрел в будущее, а не в прошлое. Он не боялся отдать свою популярность ради дела, а не занимался популизмом. Он был готов ломать самого себя “через колено”, если этого требовала судьба страны.
Он дал реальную свободу прессе и, способный в любой момент без проблем укоротить любое СМИ, стоически терпел постоянные клевету и оскорбления с их стороны.
Он, видимо, догадывался, что экономические реформы, начавшиеся в 92-м, популярности ему не принесут. И уж в любом случае не питал иллюзий по поводу своего рейтинга, когда увидел начало реформ. Но он знал, что они необходимы, поэтому шел до конца.
Безусловно, Ельцину было жалко общую Родину, но он догадывался, что лучше распустить ее мирно, чем устроить стократную взрывоопасную Югославию. Одним этим мирным роспуском показавший, насколько он не хочет крови, Ельцин знал, когда надо стрелять. Подавив коммуно-нацистский мятеж осенью 93-го, он второй раз за два года спас страну, да и весь мир (учитывая фактор ядерного оружия) от колоссальной катастрофы.
Получив после подавления мятежа абсолютную власть, Ельцин сделал все, чтобы в стране была столь любимая им демократия. Вполне объективно и демократично прошли выборы в Госдуму 1993 и 1995 годов. Более того, вопреки чрезвычайно распространенному мнению, так же прошли и знаменитые президентские выборы 1996 года. Да, в них был задействован так называемый административный ресурс, однако в ненамного большей степени, чем задействуют его любая правящая партия и/или действующий президент в странах классической демократии. Каждый человек, работавший во время тех кампаний в избирательных штабах партий власти, а потом и самого Бориса Николаевича, прекрасно знал, что это были НАСТОЯЩИЕ выборы, их результат отнюдь не был известен заранее. Более того, сотрудники ельцинского штаба в 96-м не питали особых иллюзий по поводу того, что их ждет в случае поражения. По большому счету, выборы-96 были вообще единственными НАСТОЯЩИМИ ВЫБОРАМИ за всю российскую историю “от Рюрика до наших дней”. Ельцин в 1991 году и в несколько меньшей степени Путин в 2000-м были, по сути, мифологизированными народными героями, обреченными на победу. Фарс 2004-го отношения к выборам уже не имел. В 96-м были подлинные выборы — не только между кандидатами, но и между направлениями развития России.
И уж, разумеется, вполне реальными были тогда выборы в регионах. Кремль был чрезвычайно заинтересован в победе своих кандидатов, он оказывал им помощь, но признавал их поражения, которые случались примерно в тридцати—сорока процентах случаев.
Ельцин увольнял сверхлояльных соратников, в том числе силовиков, за реальные провалы (вспомним хотя бы Буденновск). В условиях жесточайшей, часто в прямом смысле слова смертельной политической борьбы он понимал, что интересы страны важнее лояльности лично ему.
При этом БН никогда не мстил не только врагам (никто не мешал заниматься общественной и политической деятельностью Горбачеву), но даже предателям. Уже в 94-м возобновили аналогичную деятельность Руцкой, Макашов, Хасбулатов, которые годом ранее хотели всего лишь убить Бориса Николаевича, а больше ничего. Также без проблем пошли в политику Лебедь и Коржаков. Остался конституционным судьей Зорькин. Объяснять это слабостью Ельцина довольно смешно. Он как раз был слишком силен. Достаточно вспомнить весну 99-го. Президент по-настоящему тяжело болен, премьером является сверхпопулярный “политический тяжеловес” Примаков, имеющий абсолютную поддержку Госдумы. Которая, в свою очередь, готовит президенту импичмент.
За два дня до импичмента “слабый” Ельцин берет да и снимает Примакова. После этого импичмент благополучно проваливается, а еще через неделю Дума безропотно утверждает нового премьера, предложенного Ельциным. А через несколько месяцев он проводит нового премьера, которого официально объявляет преемником. Почти все политики, политологи и журналисты считали тогда совершенно очевидным, что звание “преемник Ельцина” — приговор для кого угодно. Однако преемник, который до момента назначения был известен только специалистам, всего через полгода легко выиграл президентские выборы в первом туре. А в самом конце 1999 года на стамбульском саммите ОБСЕ Ельцин, которого принято было считать “утратившим наши геополитические позиции”, обеспечивая позиции своему преемнику на международной арене, устроил Европе и Штатам жесткую выволочку по критически важному чеченскому вопросу. Европа и Штаты тихо умылись. Умылись они и полугодом раньше, когда Ельцин продемонстрировал свою силу странам НАТО, санкционировав знаменитый бросок десантников из Боснии в Косово. Эти двести десантников оказались силой, равноценной огромной натовской группировке, поскольку за ними, не имевшими ни тяжелого вооружения, ни возможности получить подкрепление, стояла Россия во главе с Ельциным.
Вопреки считающемуся общим местом тезису о “повальном обнищании населения”, именно при Ельцине были заложены основы потребительского бума, начавшегося во второй половине 90-х и продолжающегося по сей день. По уровню потребления большинства продовольственных товаров Россия уже вышла на уровень позднего СССР с тем, правда, отличием, что тогда этих товаров на прилавках не было, а теперь они есть всюду — от Балтийска до Анадыря. При этом от советского импорта хлеба Россия перешла к его экспорту. Что касается непродовольственных товаров, то их количество на душу населения выросло либо в разы (например, автомобили), либо на порядки (мобильные телефоны, персональные компьютеры). Причем они стали именно массовым товаром — не олигархи же покупают по 100 машин и по 1000 мобильников на человека. Автомобильные пробки, становящиеся бичом не только Москвы, а почти всех крупных российских городов, подчеркивают широкий охват россиян тем, что раньше считалось предметом роскоши. Улицы советских городов просто не были рассчитаны на такое количество личного автотранспорта. Не только Москва и Питер, но и многие другие города страны — от Чебоксар и Казани до Иркутска и Владивостока — охвачены массовым жилищным строительством, причем строятся не убогие совковые коробки, а дома красивые и удобные.
Именно при Ельцине в России имел место самый длительный за три с половиной десятилетия период снижения смертности. Она начала медленно, но неуклонно расти в РСФСР с периода “благословенного” застоя, то есть с 1964 года. Краткосрочное падение пришлось лишь на период горбачевской антиалкогольной кампании, а потом рост смертности возобновился, захватив и первые тяжелейшие годы правления Ельцина. Однако, достигнув пика в 1994 году, смертность начала падать. Этот процесс продолжался до 1999 года. А вот в нынешний период “стабильности” и “консолидации общества” смертность почему-то снова стала быстро расти.
В целом Ельцин многократно перевыполнил задачи, стоявшие перед ним в 91-м, особенно учитывая условия, в которых эти задачи пришлось решать. При этом, разумеется, не обошлось без ошибок. Если не брать ошибок сиюминутных, чисто тактических, то таковых оказалось две.
Одна из ошибок стала прямым следствием стремления Бориса Николаевича вперед, а не назад. В очередной раз попытавшись совершить прорыв, дав дорогу молодым, он сдал Виктора Степановича Черномырдина. С позиций сегодняшнего дня, на мой взгляд, понятно, что именно этот человек был бы самым оптимальным наследником, единственным из политиков ельцинской эпохи, сходным по своему масштабу с самим Ельциным, при этом гарантировавшим преемственность курса. Надо заметить, что тогда, в 98-м, президент быстро понял свою ошибку и попытался вернуть Черномырдина, однако ситуация сложилась таким образом, что ему чуть ли не единственный раз за время своего правления пришлось отступить.
Вторая ошибка оказалась гораздо серьезнее. Будучи по своему жизненному опыту человеком, далеким от силовых структур, Ельцин не понял необходимости их коренного реформирования. Заново, с нуля создавая в России политическую и экономическую систему, он не сумел так же с нуля построить в стране новую армию, новую милицию, новую госбезопасность. Появились, правда, МЧС и Федеральная служба охраны, которые могли бы стать прообразом для других силовых структур, но, увы, по ряду объективных и субъективных причин они так и остаются “вещью в себе”. Армия, полиция и госбезопасность остались советскими. При самом Ельцине они в целом держались “в рамках”, но, оставшись нереформированными, ждали реванша и дождались.
Две указанные ошибки дали драматический кумулятивный эффект. Преемник успешно и эффективно демонтировал практически все ельцинские завоевания. Столь легкий и быстрый демонтаж российской демократии показал, что держалась она исключительно на самом Ельцине. Видимо, в этом и заключается главная причина его неоцененности.
Похоже, что Ельцин оказался чуть ли не единственным человеком в России, кому демократическая, независимая сильная Россия была нужна. Как выяснилось, достаточно многим нашим людям нужен либо совок, либо полное растворение в “мировом сообществе” (т.е. в США), либо Российская империя (точнее — миф о ней) со всеми ее атрибутами (самые дремучие из них почему-то выставляются как наиболее привлекательные). Многих просто не волнует, есть вообще Россия в каком-либо виде или нет ее. А также есть ли в этой России свобода или нет ее. Физическое уничтожение лучшей части населения в первые тридцать шесть лет соввласти, спаивание оставшихся и превращение их в беспредельных циников в последние тридцать восемь лет сделали свое дело. Своеобразное понимание большой частью нашей интеллигенции свободы слова, тотальное разворовывание собственности “красными директорами”, коммунистами, комсомольцами, чекистами, солдатами, офицерами, рабочими и крестьянами отразили состояние общества после социалистического эксперимента. Подвиг Ельцина, как оказалось, было некому востребовать. Энтузиазм конца 80-х — начала 90-х, который и привел его к власти, был поверхностным и неосмысленным.
Придать энтузиазму осмысленность должна была в первую очередь отечественная интеллигенция. Именно она обязана была заложить основы идеологии строительства новой России, дать стране смысл существования. Увы, интеллигенция оказалась, пожалуй, самой неадекватной частью российского общества, выполнив свою задачу с точностью до наоборот.
Вряд ли мировая история знает аналоги того многопланового морального террора, которому подвергли собственный народ многие российские интеллигенты и журналисты в 90-е годы ХХ века. Формирование ими атмосферы всеобщей катастрофы и чувства полной безысходности нанесли обществу колоссальный моральный и материальный урон. Вывоз капитала, падение рождаемости, наркомания и алкоголизм порождены не только реальными трудностями переходного периода, но и создаваемой телевидением, книгами и газетами обстановкой конца света.
Российские “создатели смыслов” не проявили свою интеллектуальную состоятельность и способность к самостоятельному мышлению. Были, конечно, среди них исключения, но их оказалось недостаточно для того, чтобы, оценив масштаб происходящих в стране событий, правильно их интерпретировать и повлиять на сложившуюся ситуацию. Вместо этого большинство “создателей смыслов” стали сами себе рассказывать сказку о том, что они “всего лишь отображают реальную действительность”. Отображали они ее, правда, очень своеобразно, в режиме перманентной истерики и откровенного смакования катастрофы (нередко надуманной). Возможность внимания к позитивным сторонам действительности даже не рассматривалась.
Действительность, между тем, давала основания для отображения и чего-то светлого. Из одного только Августа-91 можно было сделать великолепный одухотворяющий национальный миф (в данном случае понятие “миф” не идентично понятию “не имеющее места в реальности”) о том, как страна своими силами практически без крови прорвалась к свободе, свергнув один из самых варварских в истории человечества режимов. Либеральная интеллигенция до сих пор чрезвычайно любит тыкать нам примером Германии, коллективно покаявшейся за нацизм. Попробовала бы она не покаяться, превращенная в щебенку и оккупированная тремя самыми мощными армиями мира! Такова ценность этого покаяния. Россия отвоевала себе свободу сама, и одно это нам давало повод для национальной гордости. Да и дальнейшее поведение россиян оказалось вполне адекватным, несмотря на очень тяжелые условия. Это ли не само по себе дает повод для гордости!
Более того, Россия могла бы заявить претензии на лидерство в Западном мире, — не военное, не экономическое, а духовное. Мы видим все больше признаков того, как Запад, погружаясь в моральный релятивизм, отказывается защищать свои же, западные ценности. И вместо того чтобы противостоять злу, пытается “войти в положение” зла. Россия, только начинающая путь к демократии (в нашей истории были примеры достаточно успешного функционирования некоторых форм народовластия, но слишком давно), могла именно благодаря этому не повторять чужих ошибок, а “напрямую” выйти в лидеры, стать примером. Но почти все “создатели смыслов” повторяют, увы, чужие лозунги и штампы, имеющие почти всегда марксистское происхождение. Как это ни парадоксально, но в марксисты записались не только коммунисты, но и либералы, и “почвенники”. Реальное представление о несоветских ценностях отсутствует у них в принципе. В итоге мы и пришли к сегодняшней абсурдной ситуации, когда очень многими считается, что все хорошее, доброе и светлое — советское (или, гораздо реже, дореволюционное), а все плохое, несправедливое, гнусное — нынешнее. Осмысленное национальное и государственное строительство при такой постановке вопроса невозможно, нельзя идти вперед, повернув голову назад.
Такая интерпретация собственной истории приняла, по сути, самоподдерживающийся характер. Фильмы, ток-шоу, книги, газеты, журналы целенаправленно “опускают” людей, ориентируя их исключительно на низменные инстинкты и запросы социальных аутсайдеров. Чего-либо возвышающего принято стыдиться, лицемерно сокрушаясь при этом, как было хорошо и нравственно при совке.
Именно поэтому возможность лидерства России в западном мире мало кому приходит в голову. Отношение большой части россиян к Западу сегодня — это либо совершенно иррациональная ненависть, либо подобострастие (как ни странно, в отдельных случаях оба эти отношения могут присутствовать у одного и того же человека одновременно).
Естественным итогом тотального “опускания” стало тотальное непризнание собственной страны и властью, и обществом, беспринципность, беззаконие и воровство, принявшие характер почти официальной идеологии. Подобное моральное разложение может привести к единственному итогу — распаду общества. В значительной степени этот распад уже произошел.
В такой ситуации вполне логичны действия нынешней власти как ликвидационной комиссии РФ. Если страна не нужна собственному населению, то можно ее просто доворовать и раздать более дееспособным соседям.
Ельцин этого не хотел. Он сделал все, чтобы было иначе. К сожалению, Борис Николаевич опоздал. Лет на восемьдесят.