Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2006
* * *
По существу степень трусости старого, затюканного страхом и благополучием Федина куда ярче проявилась не в прятанье от похорон Пастернака, а в том, что он побоялся ответить на открытку Бунина в 1946 году1. Когда Симонов с Серовой водили в Париже Ивана Алексеевича по ресторанам.
* * *
Розанов утверждает, что у Гоголя нет животных. Но если свиней и гусаков отбросить, дивная собака в “Шпоньке”.
* * *
Горький заражал своей фразеологией своих адресатов. Федин уже в послевоенные годы в письме: “У меня заболела корью моя внука, очень славная дама семи лет” (11, 337) Если постараться — десятки почти у всех “серапионов”.
* * *
“Антиинтеллектуализм рус<ской> прозы в противоречии с глубочайшим философским интеллектом поэзии русской”.
Горький, 1909 год (Архив М. Горького, т. ХII, М., Наука, с 243).
* * *
Из “Детства” “плохо пишущего” М. Горького (цитирую по изданию: М. Горький. Собр. Соч. в 16-ти тт. Т. 8. М., 1979):
…мать, “чистая, гладкая и большая, как лошадь” (205).
“Окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня” (207).
“Баржа серая и похожа на мокрицу” (210).
“Такими прозрачными глазами, что, мне казалось, сквозь них можно было видеть все сзади ее головы” (217).
“…вдруг, точно с потолка спрыгнул, появился дедушка” (223).
“…из серой бороды (…) уныло опускается длинный багровый нос, похожий на язык” (227).
“Лица людей, поднятые вверх, смешно напоминали мне грязные тарелки после обеда” (236).
“Дети были тихи и незаметны; они были прибиты к земле, как пыль дождем” (236).
“…вихрится кудрявый огонь. В тихой ночи красные цветы его цвели бездымно…” (249).
“Только что лег в постель — меня вышвырнул из нее нечеловеческий вой” (253).
“Григорий (…) ходил по кухне, качая головою, точно астраханский верблюд” (353).
“Лицо ее жалобно сморщилось и начало таять слезами” (374).
“Весною мордовку, вместе со стариком, сборщиком на построение храма, и бутылкой водки, придавило упавшей на них поленницей дров” (383).
В оспе, в кошмаре, выбросился из окна, потом долго лежал. “Шаркали по крыше тоскливые вьюги (под эту музыку и росло сердце)” (344).
“За обедом, вечерним чаем и ужином часто сидела зеленая старуха, точно гнилой кол в старой изгороди. Глаза у ней были пришиты к лицу невидимыми ниточками, легко выкатываясь из костлявых ям (…) Брови у нее были точно из отрубей и какие-то приклеенные, ее голые широкие зубы бесшумно перекусывали все, что она совала в рот (…) уши двигались и зеленые волосы бородавки тоже шевелились, ползая по желтой, сморщенной и противно чистой коже” (358).
“Я не помог, туго связанный тоскою” (369).
“В сиреневом небе растет веер солнечных лучей…” (364).
“…видны освещенные фонарями ворота завода, раскрытые, как беззубый рот старого нищего, из него густо лезет толпа маленьких людей. В полдень — снова гудок; отваливались черные губы ворот, открывая глубокую дыру, завод тошнило пережеванными людьми” (367).
“…было похоже, что трубы не от земли к небу поднялись, а опускаются к земле из этого дымного облака” (362).
“…сугробами снега, посоленными копотью” (367).
“…улица была похожа на челюсть, часть зубов от старости почернела, покривилась, часть их уже вывалилась и неуклюже вставлены новые…” (368).
(Небо, солнце, лампады, свечи, закаты, цветные камни, золотой блеск, и — столь же часто и ярко — кровь).
“Яков, растрепанный, как всегда, похожий на изработанную метлу” (268).
“Лицо его сморщилось, сошлось к носу, стало жутко похоже на топор” (268).
“Сквозь пыль высовывается опухолями крупный булыжник” (269).
“…рот был открыт, как у рыбы, и в него через верхнюю губу заглядывал острый нос” (275).
Когда дед молился, он становился “всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу” (279).
“…лицо у нее синее, надуто, как пузырь” (286).
“…бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол” (288).
“…парень с лицом, похожим на поднос красной меди” (288).
“изменилось, опрокинулось его лицо” (295). А кто-нибудь еще использовал невероятный образ Достоевского?” “…вижу, как он прижимал грязным пальцем оторванную ноздрю, и выл, и кашлял, а из-под пальца брызгала кровь в лицо бабушке” (299).
“…он походил на подростка, нарядившегося для шутки стариком. Лицо его было плетеное, как решето, все из тонких кожаных жгутиков, между ними прыгали, точно чижи в клетке, смешные бойкие глаза…” (303).
“Была она старенькая, и точно ее, белую, однажды начал красить разными красками пьяный маляр — начал, да и не кончил (…) и вся она из тряпок шита, костлявая голова (…) опущена, слабо пристегнутая к туловищу вздутыми жилами и старой, вытертой кожей” (303).
“…выводил из конюшни серую длинноголовую лошадь; узкогрудая, на тонких ногах, она, выйдя на двор, кланялась всему вокруг, точно смиренная монахиня” (309).
“Под правым ухом у него была глубокая трещина, красная, словно рот; из нее, как зубы, торчали синеватые кусочки” (318).
“…где-то далеко поет, улетая, колокольчик проезжей тройки, грустный жаворонок русской зимы…” (319).
“Как всегда в минуты таких напряжений, у меня по всем телу вырастали глаза, уши…” (321).
“Мать встала, проплыла по комнате, точно заревое облако…” (321).
“…то — говорили (…), то — молчали, словно вдруг уснув” (321).
“все кружилась по комнате бесшумно, как ястреб” (325).
“Сами собою являлись, ползли тараканами другие слова…” (327).
“…маленький нос тоже ездил, как пельмень по тарелке” (334).
“Каждый раз, когда она с пестрой ватагой гостей уходила за ворота, дом точно в землю погружался” (339).
“Рядом — бойня (…) кровью пахнет так густо, что иногда мне казалось — этот запах колеблется в пыльном воздухе прозрачно-багровой сеткой” (388).
“…мать, протягивая сухие руки без мяса на них, длинная, тонкая, точно ель с обломанными ветвями” (389).
* * *
Горький вводил себя в сочинения в качестве персонажа. Я, разумеется, не имею в виду автобиографические произведения, где действует автор. Горький — Самгин, бесспорное для меня не тождество, а внутреннее сходство, ибо писатель наделил бездеятельного, аморфного Клима собственным психологическим складом. Но это — большая тема, а вот “Бывшие люди” (1897). “Был тут еще какой-то нелепый юноша, прозванный Кувалдой Метеором. Однажды он явился ночевать и с той поры остался среди этих людей, к их удивлению. Сначала его не замечали — днем он, как и все, уходил изыскивать пропитание, но вечером постоянно торчал около этой дружной компании, и наконец ротмистр заметил его.
— Мальчишка! Ты что такое на сей земле?
Мальчишка храбро и кратко ответил:
— Я — босяк…
Ротмистр критически посмотрел на него. Парень был какой-то длинноволосый, с глуповатой скуластой рожей, украшенной вздернутым носом. (…) Потом к нему привыкли и перестали замечать его. А он жил среди них и все замечал”. (ПСС, т. 3, М., 1969, с. 288—289).
* * *
Когда говорят о феноменальной памяти Горького, имеют в виду его способность враз запоминать прочитанное. Но куда важнее другая роль его памяти. Он явился, чтобы увидеть, запомнить и зафиксировать бесчисленное множество сцен русской жизни и русских людей, такого множества их нет ни у кого больше в русской литературе, ни у Глеба Успенского, ни у Куприна, ни у кого.
* * *
В “Вассе Железновой” Рашель спрашивает о скончавшемся Железнове:
“— Он — давно хворал?
Прохор. Это — верно, давно пора!
Рашель. Я неправильно спросила — долго хворал?
* * *
Книжный писатель. Словно процент можно выделить в текстах житейских и книжных впечатлений и влияний. Разумеется, вполне реально найти скрытые цитаты, аллюзии, полемику и проч.
Но, скажем, кто более книжный писатель — Пастернак или Булгаков?
Первый ответ будет, конечно, Пастернак.
Однако ж, если сопоставить только прозу их, отсылок на других писателей у Булгакова не меньше, а больше.
И, заметим, Борис Леонидович был довольно равнодушен к книге как таковой, к собиранию библиотеки, архива, тогда как Михаил Афанасьевич — во всем противоположен.
Тому может быть бытовое объяснение — Пастернак был в общем-то всегда, пусть в разной степени, благополучен в быту и не очень обращал внимание на его составляющие, тогда как Булгаков, не раз вовсе лишаясь быта, дорожил его воссозданием, в том числе библиотекой.
Почему же как-то само собой Пастернак кажется более книжным?
* * *
“Ведь если на Блока наклеивать ярлык (а все ярлыки от него отставали), то все же ни с каким другим, кроме “черносотенного”, к нему и подойти было нельзя”. (З.Н. Гиппиус. Забытая Книга. М., Худ. лит-ра, 1991).
* * *
“Невылазно богата” (Чехов, ПСС в 30-ти тт. Т. 5, с. 372).
* * *
“Когда скончался Ф.М. Достоевский, многие писатели называли его в печати “учителем”, и даже “великим учителем”, чего, быть может, не следовало, “ибо один у нас учитель””. (Мф. 23, 8—10). (Н.С. Лесков. О куфельном мужике и проч. Собр. соч. в 11 тт. Т. 11, с. 155)
* * *
“Вы знаете, что все малопишущие люди придают особенно большое значение тому, что они напишут”. (Лесков — Суворину, 11, 341)
* * *
“Учпедгиз в руках дельцов”. “Правда”, 11.02.1952.
“Главный редактор А. Бортник, зав. производственным отделом Фридман, не имеющий даже среднего образования, подрядился переводить художественную литературу. Сотрудник Брухис переводил географию, приятель Бортника Бернштейн переводил учебники”.
* * *
“Москва. В Стрельне, третьего дня, в 4 часу утра, подполковнику московского окружного интендантства П.Н. Грену пришла фантазия ловить из бассейна плавающую там рыбу. Поймав одну из стерлядей, Грен выхватил шашку и стал ею рубить стерлядь. Кровью была залита вся скатерть на столе. Свое развлечение Грен продолжал до тех пор, пока стерлядь не была изрублена.
Составлен протокол”. Газ. “Русское слово”, 17 (4) февраля 1912 г.
* * *
“Совет Народных Комиссаров постановил: установить на февраль месяц зарплату рабочим и служащим 6-го разряда в сумме 12 довоенных рублей с переводом по текущему курсу в 150000”. Газ “Беднота”, № 12, февр. 1922 г.
* * *
“Фунт хлеба в Ростове 230000 рублей”. Газ. “Последние новости”, Париж, 14 февр. 1922 г.
* * *
“ХАРЬКОВ ПРОТИВ МОСКВЫ
Председатель Украинского СНК Петровский выступил против договора о ненападении между СССР и Польшей, так как народу обещано освобождение украинцев в Восточной Галиции и Волыни. Сталин заявил, что международная политика — прерогатива Москвы!” Газ. “Новое русское слово”, 11 февраля 1932 г.
* * *
Самое напряженное место в “Дубровском”, которое невозможно читать без волнения, когда Дубровский посылает Архипа проверить, отперты ли двери дома, который он собирается поджечь и в котором остались приехавшие реквизировать дом “приказные”. “— Постой, сказал он Архипу, — кажется, второпях я запер двери в переднюю, поди скорее отопри их.
Архип побежал в сени — двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: “Как не так, отопри!..” и возвратился к Дубровскому”. И тот его уж не спрашивает про двери. Страшно волнует, чем были слова Дубровского — приказом запереть двери, про которые он помнил, что открыты, или действительно забывчивостью. И как мне, читателю, отнестись к его поступку. И как автор относится, если он знает, но не соизволяет сообщить читателю правду.
* * *
“Образовать в себе из даваемого жизнью нечто истинно достойное писания — какое это редкое счастье! — и какой душевный труд” (Бунин. “Жизнь Арсеньева”).
* * *
Прошу прощения за следующие наблюдение, что прежде меня, конечно, заметили, но я не встречал, поэтому пишу.
“— А теперь миллиончик с лишком разом получить приходится, и это по крайней мере, о Господи! — всплеснул руками чиновник.
— Ну, чего ему, скажите, пожалуйста! — раздражительно и злобно кивнул на него опять Рогожин. — Ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами предо мной ходи.
— И буду, и буду ходить.
— Вишь. Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши!
— И не давай! Так мне и надо: не давай! А я буду плясать. Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду. Польсти, польсти!” (Достоевский. “Идиот”. ПСС, т. 8, с. 9, 10).
“Виною всему слово “миллионщик”, — не сам миллионщик, а именно одно слово; ибо в одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей ни се ни то, и на людей хороших — словом, на всех действует. Миллионщик имеет ту выгоду, что может видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую пользу, не основанную ни на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик” (Гоголь. “Мертвые души”. Собр. соч. в 7-ми тт. Т. 5, с. 186—87)
* * *
“…грязно тает
На улицах разрытый снег” (Пушкин, “Евгений Онегин”, гл. 8, ХХХIХ).
После этого “грязно тает” — впору и Бунину было бы не начинать.
* * *
“Пять женщин распухают телесами
На целый век в длину и ширину” (Волошин, Избранное. Минск, 1993, с. 148).
* * *
“За все годы лишь раз встретил единомышленника в отношении поэзии Гумилева: “даровитый ремесленник”” (Чуковский, запись в дневнике от 12.11.1918, цит. по “Новый мир”, 1990, 7, 146).
* * *
“Великий Князь Александр Михайлович в книге “Бывший Великий Князь” пишет, что царь легко мог удовлетворить все требования рабочих и крестьян, полиция могла бы взять на учет и выловить всех террористов, но не было никакой возможности бороться с кандидатами в министры, революционерами из среды дворян и аристократии, и оппозиционная элита выращивалась русскими университетами” (Новое русское слово, 17.02.1932).
* * *
“БАР-ДАМЫ”. Для привлечения иностранцев, вернее, для выкачивания их $, фунтов и марок, при гостиницах Москвы устроены кабаки и бары (…) За стойкой сидят дамы, в обязанность которых входит не только спаивать гостей, но и всячески им “угождать”. Словом, дом свидания под покровительством Наркоминдел и Наркомфин и под контролем ГПУ” (Газ. “Последние новости”, 13.07.1932).
* * *
“Диктор попросил собрать у громкоговорителей детей. “Гав, гав, бр, гав!” Дети — что за звуки? Вы уверены, что лают собаки? Нет, это капиталисты лают на СССР”. (…) Когда среди человечества распространялись умственные способности, в секторе детского вещания был выходной” (Газета “Вечерняя Москва”. 16.02.1932).
* * *
М. Лобанов в своих записках (“Наш современник”, 1996, № 4) то и дело проговаривается, как за что-то не взял денег. Сам же клянчит домик в родных местах и хвалит лишь тех, кто похвалил его.
Или вот: на 100-летии Леонова идет с радостью в президиум, чтобы сесть “на том же самом месте за столом, где сидел Вышинский (…) пока шло заседание, мысли мои были заняты тем славным временем, когда загнанную в этот угол пред сценой троцкистскую банду настигло справедливое возмездие”.
* * *
Была до революции должность “главнонаблюдающего за физическим развитием населения Российской империи” (Я.В. Глинка. Одиннадцать лет в Государственной Думе. М., НЛО, 2001, с. 319).
* * *
Василий Каменский, том которого в БП я зачем-то взял в руки, вызвал у меня следующее впечатление: идет от “Конька-Горбунка”, политого Северянином, и без малейшего собственного смысла. Еще раз убедился, что не чувствую общего у футуристов.
* * *
“Пьем в ресторанах только “муммм”
И производим всюду бум”.
Мисхор
“привлек взыскательный мой взор”.
Северянин
Прошу прощения, но слогом страшно похоже на “Записки Спекторского” 1923 года.
* * *
Я думаю, что Сталин и Жданов спокойно относились к рассказам Зощенко и даже почитывали их.
Гнев и последующие гонения начались не с “Похождений обезьянки” в 1946-м, а в 1943-м с публикации в “Октябре” “Перед заходом солнца”, вещи и в самом деле крайне неуместной в 1943 году.
* * *
Ни один русский писатель не обладает такой вариативностью смысла своих сочинений, как Чехов.
* * *
Безусловно, к тому же ряду, как бы не вполне земного происхождения, как Гоголь и Лермонтов, принадлежал и Федор Шаляпин.
* * *
От Некрасова до Куприна, от Достоевского до Горького русская литература жалела, сочувствовала — во всяком случае, писала о проститутках, зная их. Кто из современных писателей пишет о современных проститутках? Единственный удел проститутки в “искусстве” — баня с бандитами во множестве сериалов.
* * *
Я знаю секрет начальников: начальник — это тот, кто изображает начальника. Подлинные “шефы” от природы могут быть в науке, армии, преступном мире, но никак не в чиновничьей среде.
* * *
(после просмотра фильма “Мастер и Маргарита”)
Так. Внимание. Свет. Все по местам. Воланд здесь?
Здесь. Манерами смахивает на провинциального брачного афериста, но лицо родное, ежедневнотелеэкраннопривычное: элегантный Олег Басилашвили.
Иешуа. Похож на Есенина, только без тальянки и улыбки.
Понтий Пилат. Мудр, неподвижен, правда, чересчур неподвижен, но и годков народному артисту Кириллу Лаврову ох-хо-хо! Одних генералов и министров переиграно не счесть.
Маргарита. Красива, страдает. Только вот молодильный крем к чему? И так свежа дальше некуда.
Мастер невнятен, как и в романе, постоянно не понимая, зачем он его написал и что с ним вообще такое вытворяют.
В хулиганской троице лучше других, пожалуй, Азазелло Филлипенко. Долговязому красавцу Абдулову не хватает глумливой пронырливости… Он прикидывается. Вообще, про фильм В. Бортко можно сказать, что там все как в романе, только со смещением в сторону полной жизненной правды. Кот вот только подкачал, при современной технике можно было и не так грубо куклу превращать в шпану, на кота нисколько не похожего.
А так слово в слово. Как в романе.
Только не смешно и не страшно. Может быть, потому, что все знаем. А может быть, потому, что и в романе было не так уж смешно и страшно…
Друзья Булгакова удивлялись его уверенности в том, что “уж это-то напечатают”. И если разобраться…
В суетливой, полной темных людишек Москве появляется Воланд, чтобы изучить москвичей, а заодно помочь кремлевскому собрату в очистке города: выслать, сжечь и т.д., превратить в свинью. Но разве не этим занималось ГПУ?
То, какими предстают москвичи, прежде всего писатели, должно было импонировать взгляду на них Сталина. Еще впереди “послевоенный расцвет” со сталинскими премиями, автомобилями “Зим”, декадами национальных искусств. Сталин только-только принялся за литературные дела. До этого руки у хозяина не доходили, недаром он с раздражением ответил на жалобу Д. Поликарпова, курировавшего писателей от ЦК: “Работай с этими, других у меня для тебя нет…”. И, спрашивается, Сталина могли бы не устроить расправы над типами вроде Жоржа Бенгальского или Степы Лиходеева?
Любовная часть — самое слабое, что есть в романе, как-то само собою проходит, между мощно написанной историей Иешуа и литературными плясками. (Порой мне кажется, что история любви Мастера и Маргариты написана в первую очередь для Елены Сергеевны. Роман для одного читателя.)
То, что роман о Иешуа явно далек от евангельских канонов, — вряд ли могло не устроить недоучишегося горийского семинариста, который в 30-е годы уже прекратил политику воинствующего атеизма; еще разбирают руины Христа Спасителя, но и до заигрывания с РПЦ еще далеко. Впрочем, Сталин никогда, в отличие от Ильича, особым иконоборчеством не отличался.
Куда важнее страдания наделенного безмерной властью Пилата. Большая власть — это большое страдание. Тут-то должен был попасть писатель в точку! Власть и тяжесть ее, невозможность разделить ее с кем-то, потому что разделенная власть — уже не власть.
Деятельность органов? Правильная деятельность! Обратите внимание, как чекисты отличны от шайки пьяных развратников в телесериале “Есенин” (о котором просто сказать нечего — настолько скверно!). Бодрые, опрятные, подтянутые, не виновные в том, что им приходится бороться с самой нечистой силой. Большой дом, который день напролет светится огнями, внушает почтение. Там времени не теряют, готовятся к новым и новым схваткам. (Одна шелковая сеть для поимки Бегемота чего стоит!) Параллельно в реальной Москве то и дело арестовывают литераторов-комаппаратчиков, о чем с торжеством сообщает Шиловская в своем дневнике. (Кстати, действие романа происходит в начале — середине 30-х годов. Откуда возникает в Москве Берия, лишь в 1938-м назначенный наркомом?)
Я убежден, что, работая над “Мастером и Маргаритой”, писатель отчетливо представлял перед собой Главного читателя и видел, что роман ему нравится. Но неужели вождь настолько забылся (зарвался), что и Воланда не терпел не только в соперниках, но и в союзниках?
1“ …стыжусь, что промолчал в ответ на подаренные мне книги” (Дневник К.А. Федина, 23.Х.57. — Собр. соч. в 12-ти тт. Т. 12. М., Худ. лит-ра, 1986. С. 435).