Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2006
В №11 журнала “Знамя” (очень симпатично для меня отданном целиком текстам non fiction) опубликованы страницы дневника А. Алтуняна. При том что дневники, как вещь сугубо приватная, даже интимная, не предполагают публичных комментариев, будучи вынесены на страницы общественного журнала, они, очевидно, подразумевают тот или иной отклик читателей. Так что осмелюсь (имея в виду первый опыт) высказаться по поводу некоторых взглядов и позиции автора публикации, тем более что они затрагивают, на мой взгляд, проблемы, весьма существенные для большинства нынешних читателей “Знамени”.
Каждый дневник (отбросим недостойные подозрения в его существенных правках для публикации), несомненно, несет на себе печать личности его автора в гораздо большей степени, чем изначально предназначенный для обнародования. В предисловии к дневнику А. Алтунян вполне обозначает свою позицию и свои пристрастия, когда делает замечание о невозможности критики людей, “попавших под государственный пресс”. Если не вдаваться в тонкости и сложности определений нынешних политических пристрастий, можно сказать, что автор дневников четко придерживается праводемократических позиций. И вот именно это вызывает определенные возражения.
Когда-то, в далекие годы хрущевской оттепели, мне, как и многим другим (преимущественно молодым) людям, представлялось чрезвычайно важным высказывать прямо и без обиняков свое мнение по тем или иным общественным, политическим и всяким прочим вопросам жизни страны. Тогда казалось несомненным, что именно такая искренность (не говоря уже об элементарной правдивости, под которой подразумевается фактографическая точность) в самом скором времени позволит обществу и стране выйти из того морального и вообще всестороннего кризиса, в котором все мы оказались за долгие годы коммунистического руководства (проще — правления) страной. Однако последующие события, и в особенности кардинальные перемены, происшедшие у нас, начиная с 1991 года, когда и страна-то стала другой — уже никаким не Советским Союзом, а Россией, поставили в тупик многих из тех, кто рассуждал вышеупомянутым образом. Достаточно скоро выяснилось, что говорение и даже публичное выражение каких угодно честных и откровенных слов и идей при отсутствии механизма их практического осуществления остается в лучшем случае приятной во всех отношениях “игрой в бисер” для тех же, демократически настроенных интеллигентов, а в худшем — обычным сотрясанием воздуха, воплями на различных ничего не решающих митингах и пикетах. Можно было предположить, что, осознав это, думающие люди станут искать некие, более конструктивные формы использования своего интеллектуального опыта и негодования — с тем, чтобы хоть как-то сподвигнуть страну, власти предержащие на реальные, демократические преобразования во всей системе государственного управления. Однако столь же быстро выяснилось, что подавляющее большинство интеллигентов (преимущественно оттепельной волны, но не только) весьма основательно заражено упомянутым демократическим романтизмом. Как следствие, всякие возможности конструктивных действий со стороны демократов приблизились к нулю (достаточно вспомнить все в меру долгие и в меру бесплодные усилия по созданию подлинно демократических партий или блоков, которые имели бы вес во властных структурах). В текстах А. Алтуняна практически на каждой странице обнаруживается именно этот выглядящий сегодня наивным романтизм, малопригодный для чего-либо реалистично-практического (даже принимая во внимание оговорку автора о датах тех или иных записей, то есть о некоторой “устарелости” его оценок и выводов). И хотя автор оговаривается, что “на многие события смотрит по-другому”, трудно поверить, что за короткий срок умный и взрослый человек из мечтательного, порою азартного романтика превратился в жесткого прагматика. Разумеется, романтизм — не самый страшный грех человечества, и неизвестно еще, лучше ли скучный рационализм и унылый скептицизм, но именно на взгляд рационалиста многое в дневниках А. Алтуняна вызывает, скажем так, несогласие.
Не останавливаясь на всех оттенках и подробностях взглядов, отчетливо проявившихся в публикуемых дневниках, упомяну лишь отдельные моменты, наиболее характерные для романтического или даже идеалистического образа мышления. Кстати, сам автор, поминая времена Сталина, ставит идеализм вождя, да и значительной части советского народа в кавычки. Иными словами, идеи того времени он полагает именно наивно (или фальшиво) — идеалистическими. И практически тут же призывает найти новую основополагающую для Российского государства идею, изобретение которой по силам, судя по тексту, только “пророкам” и “святым”. Не странно ли для современно мыслящего интеллигентного человека?
Публикуемые дневниковые записи начинаются с серьезных размышлений о взаимоотношениях Путина и Буша, а шире — об отношении западных политиков и вообще Запада к нашему президенту. Представляется довольно странной такая ориентация на внешние оценки, когда каждый вправе сам выносить свои суждения о действиях и политике главы государства. Но мне понятна эта почти хроническая оглядка на “Запад”, который в глазах большинства российских интеллигентов (в дальнейшем можно не повторять слово “интеллигент”, так как мы понимаем, что мыслительная и аналитическая деятельность свойственна только этой “прослойке” российского общества, а заменять его словом “россиянин”) неизменно представал и предстает до сих пор как средоточие всех демократических достоинств. И, что еще хуже, — обителью социальной справедливости. Между тем, та же Америка давно уже должна была бы разочаровать любых романтиков, практически неизменно выступая в роли скорее жандарма, нежели гуманного благодетеля мира. Автор дневников и воздает должное и США, и Бушу за все их политические и словесные эскапады. Но тогда непонятно, почему его так волнует, как именно Буш, “Запад” или “молодые американские русисты” воспринимают фигуру Путина? И у меня возникает вполне естественная досада на то, что даже самые демократически и независимо мыслящие россияне с поразительным упорством сверяют любые реалии российской жизни именно с Западом, а еще упорнее — с США. А между тем, так легко вспомнить, что во все времена Запад относился к России преимущественно негативно, в лучшем случае — как к чему-то для него чуждому. Так сложилась жизнь, история, и нет смысла уповать на то, что именно сегодня взгляды западного мира на Россию в корне изменятся. В таком ожидании мне тоже видится та самая романтическая мечтательность, о которой я пишу применительно к дневникам.
“Первый президент, который действительно откажется от распределителей, от машин, от дач, от президентских привилегий и уничтожит привилегии чиновников, сразу же получит небывалую поддержку”. Начать с того, что именно Путин и получил такую поддержку, не отказываясь ни от чего. Опять автора подводят романтические представления о некой кристально чистой с точки зрения морали оценке власть имущих со стороны россиян. Между тем, стоило бы вспомнить, как даже на нашей памяти этот же народ сначала горячо чтил Сталина, потом не менее радостно принял Хрущева, дальше шли восторги по поводу прихода Брежнева, и т.д. и т.п. Трудно сказать, как с этим обстоит у других народов (для этого, наверное, надо быть в той среде), но народ русский обладает чрезвычайной способностью очаровываться любым новым правителем, практически безотносительно к его программам и даже личному поведению. Тут кстати вспомнить некрасовское “вот приедет барин, барин нас рассудит”. Упования на нового “барина” — вот одна из доминант российского отношения к любому царю (генсеку, президенту). За полтора века российской истории ничего не переменилось. Заметим еще, что на этой поразительной способности очаровываться и увлекаться фантазиями основан успех всевозможных “пирамид”: никакие доводы тех самых унылых скептиков не могли убедить людей в том, что не бывает быстрого обогащения при вложении денег в сколь угодно успешные банки и предприятия. Таким образом, суждение о том, что некая нравственная или имущественная скромность грядущего ли президента или мало-мальски приметного политика может сильно помочь ему в завоевании авторитета в народе или хотя бы в получении голосов электората, столь же романтически-наивно, как и многие другие суждения уже не юного автора. (Я даже подумал, что ошибся с годом рождения А. Алтуняна: показалось, что он — человек совсем молодой, но 47 лет — возраст, вполне располагающий к более взвешенным суждениям.)
Наконец, размышления о социологических опросах. Опять же не могу судить, насколько продуктивны они за рубежом (хотя, помнится, перед рядом выборов такие опросы сильно расходились с последующим голосованием), но в России действительно “наше же мнение пока не связано с нашим поведением”. Смущают в этом умозаключении две вещи. Это странное пока, которое не ориентирует читателя в сроках исправления опрашиваемой массы. Во-вторых, последующие сожаления и о том, что российские граждане не проявляют политической активности для утверждения своего мнения в практике жизни, и о том, что мнения огромного большинства сегодня основаны прежде всего на чувствах. Действительно, можно огорчаться столь неразумным эмоциональным поведением народа, но почему бы не согласиться с тем сакраментальным фактом, что другого народа у нас нет, и не перестать строить иллюзии. Которые, замечу, лежали в русской истории в основе многих и многих идей и теорий всех не только революционеров, но и просто новаторов. Не забудем, что и Петр I, как можно предположить, искренне верил, что относительно быстро превратит российский народ в настоящих европейцев, и многие последующие самодержцы питались сходными иллюзиями, а там и большевики столь же искренне понадеялись, что народ, избавленный от ига самодержавной власти, быстренько выстроит свое светлое будущее. И не результат ли таких бесконечных упований и мечтаний — далекое от первых в мире место России по уровню жизни населения. Зато на ее стороне духовность и романтические фантазии, которые скрашивают упомянутую жизнь на этом отдаленном месте.
И другие страницы и строки дневника — об “оранжевой революции” на Украине, о нравственных достоинствах Сергея Ковалева, о “переходной фигуре” Путина, об организаторах перестройки, уехавших за границу — вызывают примерно такое же чувство недоумения. Так что нет смысла продолжать.
В заключение хотел бы извиниться перед автором дневника. Я, конечно же, не исключаю и иных мнений о той массе проблем, которые с таким вниманием и даже тщанием рассматривает А. Алтунян. Но все же и обидно, и досадно, как настойчиво демократически настроенные граждане продолжают линию если и не кремлевских, то все же мечтателей.