Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 2006
Об авторе | Алия Каюмовна Каримова (Алёна Каримова) родилась в 1976 году, закончила физфак Казанского государственного университета. Руководитель ЛитО им. Марка Зарецкого при музее Горького в г. Казани, редактор газеты “Литературный бульвар”.
полагаться опасно:
над Казанью луна, как державинский стих,
тяжела и прекрасна.
И Казань под луной ненадёжно легка,
хороша и невечна.
И мгновенья легко переходят в века,
а века быстротечны.
Августейшая ночь в миллионы веков,
где под грохот трамвая
только тень тишины колыхнётся легко,
вдалеке замирая…
Сергей Малышев
Горький и его окрестности
В центре Казани есть сквер. В советские времена стоял здесь бюст Максима Горького, в просторечии называемый “башка”1. Не знаю, в чем там было дело, но бюст этот не был приварен к постаменту, а просто стоял сверху на радость юмористически настроенным горожанам. С завидной регулярностью “башка” исчезала в неизвестном направлении. И то ли наша доблестная милиция находила ее каждый раз, то ли быстро изготовлялась новая — но бюст долгое время оставался своеобразной достопримечательностью Казани. Наверное, ни один памятник не пережил столько снятий и водружений. В конце концов кому-то это надоело — пролетарский писатель немного переехал и уже накрепко обосновался в начале улицы, названной его именем.
Улица эта и ее окрестности — маленькая, но очень важная часть русской литературной Казани. Здесь и музей Горького (там последние 10 лет в помещении бывшей пекарни, где мальчик Алеша Пешков помогал печь хлеб, действует литературное кафе “Бродячая собака”, чье оформление строго выдержано в стиле Серебряного века, и раз в две недели по воскресеньям проходят занятия ЛитО имени Марка Зарецкого), и крошечный музей Баратынского, и чуть правее, рядом с упомянутым сквером, на улице Муштари, чудесный двухэтажный дом в силе модерн, где располагаются несколько редакций и Союз писателей Татарстана. Прямо напротив Союза писателей — маленькая избушка — деревянная библиотека, там каждое воскресенье заседает литстудия “Белая ворона”.
От музея Горького по улице Галактионова вниз, пересечь улицу Пушкина, а потом вверх, в гору, — две минуты, и мы уже у Казанского государственного университета, который год назад отметил свое двухсотлетие. Университет, естественно, тоже вносил и вносит некоторые особенности в литературный ландшафт Казани. Там происходят “арсовские среды” — заседания ЛитО “АRS”.
Но вернемся к скверу. Недавно появился здесь новый, а точнее сказать, хорошо забытый старый памятник — Гавриилу Романовичу Державину. В первый раз он был воздвигнут в Казани в 1847 году, потом почти через сто лет был, говорят, пущен на шарикоподшипники для казанских трамваев, а теперь вот восстановлен в точности такой же по старым рисункам и фотографиям. Вернулся памятник, вернулось и старое название — “Бакыр-бабай”2, так называла его татарская ребятня в первое существование. Теперь каждое лето у этого памятника с помпой отмечают день рождения Гавриила Романовича. А пару последних лет, за неимением памятника Пушкину (он стоит у самой стены оперного театра, а театр находился на реконструкции), здесь же широкая литературная общественность отмечала и дни рождения Александра Сергеевича.
Смотрины
Дни рождения классиков — прекрасный повод для современных авторов напомнить согражданам о существовании литературы. Благо, организаторы подобных действ достаточно демократичны, и слово получают практически все желающие. Добрая половина людей, которые приходят впоследствии в казанскую литсреду, узнают о ее существовании именно на таких празднованиях.
Но, “среда” — это, кажется, громко сказано, увы. Хотя, иногда чудится, что почти уже есть или вот-вот и возникнет “оно” снова, как когда-то в 60-х, в 70-х, и будет захватывающая жизнь, полнокровный литпроцесс, чудесные прозрения, гениальные вирши… что еще… премии, издания…
Такое уж сейчас время на дворе, все хотят самоопределиться. У казанских литераторов, в особенности у русскоязычных, и в еще большей особенности у молодых, тоже появилось настойчивое желание узнать, где же они находятся сейчас, где их место в большом литературном пространстве России и есть ли оно вообще. Сама литература Казани становится неоднородной. Уже и у нас литераторы делятся на “просто” и “сетевых”, тех, которые состоят в союзах писателей, и тех, которые считают себя маргиналами. Есть завсегдатаи ЛитО, и те, кто “сами по себе”, как например, поэт Сергей Кудряшов или больше известный за пределами Казани, нежели в ней самой, Денис Осокин.
В смысле самоопределения и ориентации в литпространстве России, а также просто элементарного просвещения писательско-читательских масс несомненным благом стали происходящие в последнее время периодически литературные вечера с приглашением интересных гостей, столичных и не обязательно. В частности, за относительно небольшой промежуток времени выступили в Казани: Юрий Кублановский, Иван Жданов, Евгений Евтушенко, Сергей Гандлевский, Лев Рубинштейн, Игорь Иртеньев, Максим Амелин, Станислав Минаков, Александр Кабанов, Ирина Евса, Андрей Дмитриев, Игорь Кручик, Наталья Бельченко, Александр Чернов и др.
Радует, что не обделяют Казань своим вниманием когда-то казанцы, а ныне лондонцы Равиль Бухараев и Лидия Григорьева. Они проводят творческие вечера и мастер-классы, по пьесам Равиля Бухараева в городских театрах идут спектакли, фотографии цветов Лидии Григорьевой выставляются в городских салонах.
Есть и обратное движение: в последние годы у молодой казанской литературы появилась хорошая традиция — ездить на липкинские Форумы молодых писателей России, организуемые Фондом СЭИП и толстыми журналами, тем более что рецензенты многих оценивают положительно. В разные годы участниками форума были Кадрия Биккинеева, Рустам Галеев, Лилия Егорова, Александра Кашина, Ольга Овчинникова, Анна Русс и автор этих строк. А в последнем, пятом форуме принимал участие и Артем Скворцов в качестве соведущего мастер-класса критики от журнала “Вопросы литературы”.
Приметы и особенности
Вообще, сейчас и еще некоторое время писать о Казани, будь то Казань литературная, Казань промышленная, Казань спортивная или какая-нибудь еще, составляет и будет составлять определенную сложность. Тысячелетний город требует особой нежности и особой аккуратности. Но дело не только в возрасте. Здесь каждый день, каждый миг реально встречаются Запад и Восток, здесь поют муэдзины и звучат колокола, здесь русская речь легко переплетается с татарской, создавая причудливые обороты и жаргонные словечки, которые понятны и любимы и татарами и русскими. Здесь, как может быть нигде в России, силен дух дружбы и уважения к чужому, включая и чеченцев, и грузин, и абхазов, и евреев и всех-всех. Говорят, Россия ориентирована на Запад. В Казани это неочевидно.
Нельзя сказать, что татарская и русская литературы развиваются в Татарстане вместе, в тесной связи — вот этого как раз нет. Скорее, наоборот, они сосуществуют, почти не пересекаясь. Непосредственное и прямое влияние на себя двух столь разных литературных традиций может испытывать разве что человек, занимающийся переводами. Однако на уровне быта, на уровне повседневной жизни осязание Востока настолько естественно, что не может не попадать в стихи. Вот, например, отрывок стихотворения Алексея Остудина из книги “Бой с тенью” (изданной, кстати, в Харькове, с которым у Казани давние и удивительно теплые литературные отношения):
Стекло вагонное — азы!
Я на песке арабской вязью
Читал автографы гюрзы.
Пускай в зубах ее — отрава…
Давай играть в одну игру:
То, что ты пальцем пишешь справа,
Я слева позже разберу…
Конечно же, это почти никогда не центральная тема, но в творчестве многих русскоязычных писателей она присутствует.
Для Казани, как и для всей России, в среде молодежи сейчас характерна установка на музыкальность, роковость текстов. Многие молодые авторы изначально полагают себя авторами именно песен. Такой поэтике свойственна вся гамма роковых особенностей: рваность текста, сленговость, стремление дать как можно более сильную, эксцентричную, звучную метафору. Представительницами этой тенденции можно считать Кадрию Биккинееву, Анну Петрову.
Еще одна общероссийская черта современной жизни, не чуждая и Казани, — что читают у нас современных авторов очень мало. Казанские девочки и мальчики, приходя на ЛитО в первый раз и отвечая на обязательный вопрос “А кого из современников ценит уважаемый автор?”, в лучшем случае упомянут Евтушенко с Ахмадулиной, а то и вовсе на Пастернаке закончится для них чтение современной русской поэзии. Впрочем, нет, в последнее время иногда стали упоминать Бродского. Отчасти это происходит из-за того, что созданная когда-то, еще в советские времена, инфраструктура уже не работает. Серьезную литературу печатают мало и смехотворными для России тиражами, а толстые журналы не всегда может себе позволить выписывать даже библиотека. Многие думают, что они уже и не выходят больше…
Провинция и сама по себе обладает мощным механизмом инерции по сравнению со столицей, а смутность нашего времени, и литературного в том числе, еще больше усиливает ее анахронизм. Получается почти естественная задержка в принятии новейшего образа жизни, новейших установок, новейшей (если она есть) литературы.
Это, конечно, не очень хорошо. Но есть и другая сторона медали: тот провинциальный читатель, который следит за развитием русской литературы, оценивает современников сразу по большому счету, сразу в сравнении с вершинами, и этот простой прямолинейный способ оказывается действенным. Выясняется, что, похоже, это тот самый критерий качества, которого так не хватает многообразной и многоликой литературе столичной. Там вроде бы и неприличным считается сравнивать, поскольку всем понятно, что в начале XXI века и не должны писать, как, скажем, в начале XX или в его середине. Конечно же, не должны. Но. То, что составляет наибольшую ценность литературы — способность вызвать эмоциональный, душевный, если хотите, отклик, заставить сопереживать, — должно оставаться. Потребности в этом никто пока не отменял. И не так важно, в каком стиле вы пишете и какими приемами пользуетесь.
Исходя из этого и отношение к своему собственному творчеству другое. В стихах казанцев, как правило, действительность, даже ее не очень приятные черты, стараются высветлить, поднять. Возвысить повседневность. Сохраняется некая изначальная доброта. Встречаются и попытки “глаголом жечь сердца людей”, вполне искренние, безо всякой иронии и заигрываний-подмигиваний читателю.
Сколько всего понаписано о судьбах провинциальных поэтов. Многие из этих судеб похожи как две капли воды. Особенно когда смотришь снаружи, с некоторой дистанции. Живет. Пишет хорошие стихи. Два раза женился, четыре раза развелся. Пьет. Тяжел в быту… Не знаю, менялись бы эти судьбы или нет, живи эти поэты в столицах и реализуй они в полной мере свой талант, найди они широкого читателя. Возможно, и нет. Особенно теперь, когда понятие “широкий читатель” уже неактуально. Но, как уже говорилось выше, провинция всегда немного “запаздывает”, и здесь еще в ходу романтический образ гениального неудачника, маргинала с “прозрений дивных светом” в очах. Может, дело еще и в этом. Человеку хочется соответствовать… Конечно, есть и другие. Но, так или иначе, отношение самого поэта к Поэту вообще и к себе в частности — очень интересная штука.
Вот Тимур Алдошин:
а в нем поэт, болтливый с перепоя,
и сделанный для смеха, просто так,
бумажный конь, парящий над толпою.
Истории не сыщешь и следа…
Видать, лошадку ловко подковали!
Ни Рим, ни мир, ни автор никогда
на белом свете не существовали.
Тимур Алдошин, безусловно, один из самых ярких поэтов Казани. Как и положено, дар его не укладывается в рамки какого-либо направления. Его нельзя с определенностью назвать ни новым реалистом, ни постмодернистом, ни кем-либо еще. Главное оружие — метафора. Иногда его стихи напоминают густой сконцентрированный бульон метафор, кажется, вот-вот станет там слишком тесно, текст распадется, не удержит — ан нет. С ловкостью профессионального слаломщика автор проводит нас по опасной трассе. И никогда не знаешь, что тебя ждет на финише. Поэтому стихи Тимура хочется читать еще и еще. Публиковался, он, к сожалению, довольно мало. Я могу отослать вас только к журналу “Новая юность”, где неоднократно были у Тимура объемные подборки.
А вот Глеб Михалев:
Осень. Бродишь во дворе
нудный, как бритье.
Птица об одном пере.
Чудо ты мое…
Если Тимур Алдошин, как правило, экспрессивный, полный энергии напряжения, то Глеб Михалев, напротив, элегически спокойный, на первый взгляд почти бесстрастно-созерцательный. Ирония у него тихая, это почти всегда самоирония. И хотя порой его стихи — зарифмованные мысли, иногда привычно-литературные почти до банальности, иногда неожиданные — у Глеба главное, кажется, даже не содержание, не мысль, а тот самый “порядок слов”, мелодия, неуловимый свет… Глеб Михалев довольно известен в сети Интернет, хотя, конечно же, его нельзя назвать сетевым поэтом в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие…
О Сергее Кудряшове. Живет он в поселке Верхний Услон на берегу Волги напротив Казани. Иногда зимой, по льду, приходит на заседания “ARS”-а. Он разный: ироничный, романтичный, утонченный, деревенский… любой. Кажется, нет такой роли, которую он не смог бы сыграть, нет такой темы, которая ему не по плечу. Но это не версификаторство, это настоящая поэзия.
империй минувших обломок,
калиф, сгорающий за час,
ни зги не помнящий потомок,
предвестник тех и новых бед,
несущий горе и утраты,
наследник Пирровых побед
и темной славы Герострата,
я — тень, облекшаяся в прах,
я говорю, как Заратустра,
и губы сковывает страх,
и слово стиснуто до хруста.
Своеобразным гимном Казани двух последних десятилетий была песня на стихи Александра Фролова, известного казанского журналиста, безвременно ушедшего из жизни несколько лет назад. Он входил в странное образование — “Эскадрон”, активно существовавшее с начала 70-х по начало 90-х. Это был десяток авторов-исполнителей, романтиков, певших авторские песни, ходивших в походы, собиравшихся в старом деревянном домике на улице Федосеевской. Домика этого уже нет, да и вся улица выглядит по-иному — ветхое жилье снесли, построили новые элитные дома. Но иногда на дружеских посиделках, да и в концертных залах можно услышать:
Вам еще придется вспомнить нас не раз.
Нас любили лучшие женщины Казани.
Лучшие мужчины уважали нас.
Мы могли гусарить, но только не пижонить.
Ни гроша в кармане не было подчас.
Нас не понимали будущие жены,
Но зато не жены понимали нас…
Если говорить о Казани в сравнении с Москвой, первое, что бросится в глаза, — это отсутствие ярко выраженных литературных групп. То есть у нас нет узких, почти закрытых кружков единомышленников. Идеологические, стилистические и прочие разногласия имеются, как и везде, но это не служит основанием для обособления. Тем более что нас не так много, и трудно позволить себе роскошь делиться на враждующие лагеря. Даже пресловутого противостояния “патриотов” и “демократов” здесь не наблюдается. Если деление и происходит, то в основном по естественному возрастному принципу. Ну и существует еще одно естественное деление — поэты и прозаики.
Прозаиков сейчас в Казани мало. Или они как-то незаметны. Из известных мне стоит, наверное, особо выделить пятерых: Романа Перельштейна, Рустема Сабирова, Льва Кожевникова, Айдара Сахибзадинова, недавно переехавшего в Москву, и Аделя Хаирова. Почти все прозаики живут наособицу и как-то не очень участвуют в событийной, презентационно-тусовочной жизни.
Роман Перельштейн пишет добротную прозу, которую интересно читать. Его отличают внимание к деталям, психологизм, откровенность. Кажется, что вот он автор — весь у вас на ладони, такой понятный, такой милый молодой мужчина, которому хочется сопереживать и сочувствовать. Через некоторое время по вроде бы случайным репликам вы начинаете догадываться, что с ним все не так просто. А потом, прочитав, начинаете думать о книге, уже и отдельно от самой книги. И это его искусство и его победа. Рассказы Романа Перельштейна неоднократно печатались в журналах “Юность”, “Октябрь”, “День и Ночь”.
Рустема Сабирова, Льва Кожевникова и Аделя Хаирова много и с удовольствием печатает журнал “Идель”. Рустем Сабиров и Лев Кожевников неоднократно получали премии за свои книги, и это действительно проза хорошего российского уровня. В №11—12 журнала “День и Ночь” за 2005 год была напечатана повесть Льва Кожевникова “Субару”.
Всех троих авторов объединяет то, что они умеют описать действительность за окном, а не сосредотачиваются исключительно на своем внутреннем мире. Но каждый делает это в своей манере. Сабиров — если можно так выразиться, романтический реалист. Кожевников, наверное, больше драматург, для него очень важны сюжет и динамика. Хаиров художественно плетет словесную вязь — когда читаешь его тексты, так и слышится напевный, немного вкрадчивый голос Аделя.
Айдар Сахибзадинов, насколько я знаю, печатается реже и в премиальных гонках не участвует. Но от этого не становится менее талантливым. Его прозу благосклонно отмечал еще Виктор Петрович Астафьев.
Относясь более к молодой части литераторов, мне трудно писать о старшем поколении. Конечно, нельзя не назвать таких имен, как Владимир Корчагин, Рустем Кутуй, Диас Валеев, Нона Орешина. Все они в свое время были известны и остаются действующими писателями. Но цель моей статьи — по возможности дать картину именно современной Казани, очень мало знакомой российскому читателю.
Критики у нас почти нет. Но то, что есть, несомненно, высокого качества. Я имею в виду прежде всего Артема Скворцова, его статьи в журнале “Арион” — о Викторе Коркия и Игоре Иртеньеве. Также довольно интересна его рецензия на антологию новейшей русской поэзии “Девять измерений”, недавно опубликованная в “Вопросах литературы”. В этом же году в Издательстве Казанского государственного университета у Артема вышла объемная монография “Игра в современной русской поэзии”. Это, конечно, научно-исследовательская, филологическая работа, но большая часть ее написана живым, увлекательным языком хорошей критики. Артем, однако, и сам не чужд сочинительства — в 2003 году в журнале “Октябрь” была опубликована большая подборка его стихотворений.
Тоже филолог по образованию Рустам Галеев написал хорошую статью “Татарин русской литературы” о поэте Рустеме Кутуе, опубликованную в прошлом году в журнале “Квадратное колесо”, а также дал небольшую зарисовку о современной литературной ситуации Казани, размещенную год назад на сайте “Стихи.ру”.
Вообще, Казань литературная представляется мне яркой мозаикой — это и серьезный человек, композитор Лоренс Блинов с тесемочкой на голове, под музыку собственного сочинения читающий Хлебникова в тесном кружке литературолюбивых философов в Галерее художника Константина Васильева, это и актовый зал КГУ, тот самый, где шумели студенты во главе с Володей Ульяновым столетие назад, а теперь звучат стихи Альбины Абсалямовой, которая театрально взмахивает руками, чтобы акцентировать важное место, это и Тимур Алдошин в черной судейской мантии, читающий свой хит — стихотворение “Рим” в музее Горького, это и обязательные посиделки в недорогих кафешках после всякого рода литмероприятий…
Журналы и премии
Стабильно выходящих журналов, печатающих художественные произведения на русском языке, всего два (это на полуторамиллионный город): журнал “Казань” (редактор Юрий Балашов) и журнал “Идель” (редактор Рашат Низамиев). Первый — настоящий “толстый журнал”, со вкусом изданный и интересный, но не столько художественно-публицистический, сколько краеведческий, к тому же там все чаще выходят тематические номера, а стало быть, печатных площадей под художественную литературу остается все меньше. Так что, по сути, “Идель” — один-единственный журнал, где можно печататься. И молодым, и не очень, и неоклассикам, и постмодернистам, и прочим, и прочим. В этом журнале работают поэты Роза Кожевникова и Сергей Малышев.
Не удовлетворяясь положением дел, местные писатели и любители литературы пытаются основывать и независимые издания. Удачным примером таких изданий, мне кажется, можно считать городской журнал “Квадратное колесо” и альманах-газету “Литературный бульвар”.
“Квадратное колесо” (ред. Олеся Балтусова) издается Творческим союзом “Колесо” (Искандер Абдуллин, Алексей Кириллов, Айрат Бикбулатов). Журнал молодежный, художественно-публицистический. Сейчас “крен” в публицистику, но и художественная часть имеет место быть. Журнал делают люди молодые, частным образом, и, соответственно, там почти нет скучных или “заказных” материалов.
“Литературный бульвар” издаем мы с Владимиром Юриновым и Кадрией Биккинеевой. Газета сугубо литературная. Отличается еще и тем, что печатает авторов не только казанских, и даже не только российских, но и из Украины, Казахстана, стран Балтии. Особое внимание уделяет художественному переводу. Оба этих издания имеют один существенный недостаток — хрупкий финансовый фундамент. Точнее, полное отсутствие оного. Поэтому издаются трудно, с большими перерывами.
Очень помогает казанцам, предоставляя свои страницы, красноярский журнал “День и Ночь”. Его редактор, сам бывший казанец и член ЛитО при музее Горького Роман Солнцев всегда со вниманием относится к Казани и ее проблемам. Почти в каждом номере идут один-два, а иногда и больше наших авторов. Вообще, мне кажется, здесь можно отследить некоторую новую российскую тенденцию: ввиду того, что Москва — главный объект интереса провинциалов — с большой неохотой принимает и воспринимает провинцию, устанавливаются связи другие, из региона в регион. Так связаны сейчас не только Казань и Красноярск, но и Казань и Нижний Новгород, Казань и Ярославль, Казань и Харьков, Казань и Санкт-Петербург… то есть, если пытаться говорить в целом, можно сказать, что эпоха исключительно радиальных связей понемногу уходит, приходит эпоха кольцевых.
Современный литературный народ во всем мире живет еще и литературными премиями. Что касается премий, то их в Казани для русскоязычных литераторов всего две — премия им. Горького и премия им. Державина. Даются как прозаикам, так и поэтам. Обе премии очень скромны. Тем не менее, если первую еще может получить человек, не являющийся членом СП РТ (в 2005 году ее получил поэт Тимур Алдошин), то вероятность получить вторую практически равна нулю. Впрочем, серьезно они не влияют на судьбу русскоязычных писателей.
А что вообще влияет на жизнь и публикации русскоязычных писателей Татарстана? Здесь обнаруживается довольно интересная вещь: в силу того, что Татарстан географически, политически и вообще по-всякому включен в пространство России, информационное и культурное поле Казани насыщено российской (а это означает — русскоязычной) книжной, журнальной, газетной продукцией. В любом книжном магазине вы увидите, насколько ощутим количественный перевес русских книг, изданных по всей стране. Это вполне естественно и вполне понятно. Русская литература — великая литература, да и просто количество писателей, писавших и пищущих по-русски, несоразмеримо больше. Но в этом свете и вполне понятна стратегия татарских издательств хоть как-то выровнять положение, создать видимость паритетности. И вот в разгар заведомо неравного соперничества являемся мы — современные русскоязычные писатели Татарстана, и вопрошаем: “А как же быть с нами? Нам тоже хочется печататься!”. И нас печатают. Но, увы, далеко не так просто и далеко не в тех объемах, в каких хотелось бы…
ЛитОвская жизнь
Недавно, буквально пару месяцев назад, в Таткнигоиздате вышла книга “Как время катится в Казани золотое…” — антология русской поэзии Казани 1940—2005 годов (сост. Лилия Газизова). 137 авторов. На ее обложке неспроста значится 1940 год. Именно тогда в музее Горького образовалось первое в Казани ЛитО, одно из старейших литературных объединений России. С тех пор оно не прекращало своих встреч (!). Теперь оно носит имя Марка Зарецкого — поэта и переводчика, который с 1967 по 2003 год его вел. Марк Давидович был обаятельнейшей личностью и человеком, глубоко знавшим и любившим русскую литературу. Нет человека в Казани, имеющего отношение к литературе и не слышавшего этого имени.
ЛитО им. Зарецкого в разное время было, конечно, разным. Если совсем далеко в историю — когда образовался Союз писателей Татарстана, первые годы костяк его составляли литобъединенцы музея Горького. Сегодня в составе Союза писателей Татарстана шесть мастерских по татарской литературе и мастерская по русской (руководитель Лилия Газизова).
О ЛитО многие писали. Вот цитата из Равиля Бухараева: “Начало семидесятых годов для ЛитО музея имени Горького было временем здорового соперничества действительно серьезных талантов. Именно там и тогда впервые прозвучали стихи Сергея Карасева, одни из самых зрелых и подлинных, которые когда-либо слышали завсегдатаи казанских ЛитО. Карасев был поэт глубоко русский и удивительно тонко чувствующий мелодику слова; если бы условия позволили ему развиться во весь поэтический рост, Россия, быть может, получила бы еще одного поэта масштаба Николая Рубцова. Однако гнетущая и безразличная ко всему атмосфера тех лет, особенно в устоявшихся издательских и литературно-начальственных кругах, никак не способствовала вере в себя. Сергей Карасев уехал в Нижний, где, кажется, выпустил два сборника стихотворений, но так и не вышел на всероссийскую арену. Почему — остается тайной.
Другим поэтом, звеневшим в те начальные 70-е годы, был бугульминец Владимир Ченцов, который писал мало, но невероятно вкусно. Несмотря на то, что в его стихах можно было почувствовать воздействие А. Вознесенского, в лучших, а значит, самых прозрачных и простых стихотворениях Ченцова до сих пор чувствуется свой, крайне самобытный голос. Жаль, что, занявшись бардовской песней, Владимир Ченцов ушел от поэзии, напечатав всего несколько стихотворений в коллективных сборниках. Но два этих человека, Карасев и Ченцов, остаются безусловным поэтическим явлением в истории казанской поэзии”.
Вот поэт Геннадий Капранов. Погиб от удара молнии в 1985 году. О нем как-то Евтушенко сказал, что у него “талант говорить простые вещи”.
Ты очень маленькой была,
ты приближалась, приближалась,
и я шептал: какая жалость!
скорее что ли бы ты шла!
Ты подошла. Твое лицо,
твоя походка, пальтецо,
твой шарфик, но… какая жалость! —
твое движенье продолжалось.
Вслед за тобою тьма сгущалась,
она брала тебя, брала,
брала — вернуть не обещалась, —
ты шла и шла, и шла, и шла.
Ты уменьшалась, уменьшалась,
ты чуть видна уже была,
и я шептал: какая жалость!
потише что ли бы ты шла!
Над площадью звезда ночная зажжена.
Как пусто, холодно! Как ветрено и сыро!
Лишь на вокзалах так обнажена
Трагическая бесприютность мира.
ЛитО и сейчас, конечно, живет и развивается, появляются новые люди, новые имена. Выходят книги. Однако выход именно антологии русской поэзии — явление для Казани неординарное. Во-первых, это антология на русском языке, во-вторых, издана не за счет средств авторов, и, в-третьих, издана хорошо. Немного расстраивают неточности биографических данных и большое количество опечаток в текстах, но это уже частности.
Первоначально она задумывалась именно как сборник произведений участников Литературного объединения им. Зарецкого в разные годы, да и в окончательной редакции оказалось, что подавляющее большинство авторов могут сказать по себя, что “вышли из музея Горького”, среди них: Мария Аввакумова, Равиль Бухараев, Борис Вайнер, Геннадий Капранов, Елена Кацюба, Константин Кедров, Рустем Кутуй, Сергей Малышев, Глеб Михалев, Алексей Остудин, Роман Солнцев, Артем Султанов и т.д.
Говоря строго, конечно, все казанские литсборища, в отличие, например, от Москвы, — словно сообщающиеся сосуды. Было время, когда в нашем городе действовали шесть ЛитО, и некоторые авторы находили время посетить все шесть. Сейчас разнообразия меньше.
Вторым по старшинству является Литературное объединение “ARS” при университете, которое существует уже порядка 35 лет. Долгое время вел его Николай Беляев. Николай Николаевич был не только руководителем “ARS”-а, но и старшим другом своим “арсианам”. До сих пор многие из них вспоминают теплую кухоньку, и диссидентские разговоры за полночь… А когда я попадаю на вокзал, иногда вспоминаются мне его строчки:
Как пусто, холодно! Как ветрено и сыро!
Лишь на вокзалах так обнажена
Трагическая бесприютность мира.
В 1991 году Беляев переехал из Казани во Владимирскую губернию, и в университете наступил период междувременья, руководители сменялись один за другим: Валерий Трофимов, Борис Гинзбург, Роман Перельштейн и т.д. Сейчас “ARS” ведет Тимур Алдошин.
Литературной студии “Белая ворона” скоро 10 лет. Основательница и бессменная руководительница ее — Наиля Ахунова, дочь классика татарской литературы Гарифа Ахунова. “Белая ворона” — молодое объединение и в прямом смысле, по возрасту участников. В основном здесь бывают школьники и студенты. Ориентация на молодежь отчасти объясняется тем, что студия — при вузе, Казанском государственном медицинском университете, где, кстати, когда-то училась Вероника Тушнова. А отчасти тем, что на занятиях нередко присутствует супруг Наили — Борис Вайнер (известный также как Борис Сулимов), главный редактор детского журнала “Зонтик” и детский писатель.
Нельзя не сказать еще об одном важном для Казани человеке. Это Виль Салахович Мустафин. Он руководит литературным объединением в Галерее Константина Васильева и одновременно является председателем Казанского отделения Союза российских писателей. Но важнее всего то, что он по-настоящему пользуется авторитетом, как у старшего поколения, так и у совсем молодых казанских писателей.
Как я уже говорила, есть у нас люди, которые вроде бы не очень видны на фоне мельтешения литературных тусовок. Они вроде бы и сами по себе, и никуда особо не входят, и окололитературными событиями не особо интересуются. Но без них невозможно представить себе литературный портрет Казани. Именно такой человек Елена Шевченко. Она преподает в университете на романо-германском отделении филфака, много переводит с немецкого, пишет стихи и прозу.
Из молодых поэтесс серьезно можно говорить о двух: Альбине Абсалямовой, лауреате Российской независимой молодежной премии “Триумф” (2001 г.), и Анне Русс, лауреате премии “Дебют” (2002 г.). Они одного возраста, и та и другая имеют еще множество регалий, но гораздо важнее, что они обе действительно талантливы, причем талантливы по-разному. У Альбины в стихах мир, гармония и любовь. Она негромкая, она трогательная. У Ани — тоже любовь, но Аня, напротив, ершистая, где-то даже жесткая, очень ироничная. Часто Анины стихи — занимательные истории в рифму. На коротком пространстве стихотворения она способна дать несколько портретов действующих лиц и почти с прозаической подробностью описать отношения между ними.
Есть и более молодая талантливая поросль, но я пока не рискну выделить кого-то конкретно.
Казань — город поэтический, это понятно всякому, кто сюда попадает. Исторические реликвии — Кремль, падающая башня Сююмбеки, Татарская слобода, озеро Кабан, которое, по легенде, хранит на дне своем сокровища казанских ханов и в котором живет огромный змей…
Советская эпоха со знаменитым “Черным озером” — когда-то действительно озером с черными лебедями, а потом городским парком, с уже деревянными скульптурами лебедей, одновременно местом радостного гуляния мам с детьми, и синонимом грозного всесильного КГБ, здание которого находилось рядом с парком. Когда кого-то “вызывали”, он так и говорил: “на Черное озеро”. Но “Черное озеро” имеет еще одну достопримечательность, вполне милую — “Арку влюбленных”. Если сказать что-нибудь нежное шепотом в одном крыле, то человек, стоящий в другом, далеком, услышит.
И наконец, современность: Парк Тысячелетия, огромная, блистательная мечеть Кул-Шариф, мост Миллениум, городская Ратуша…
…Державин, Баратынский, Аксаков, Толстой, Горький, Хлебников, Заболоцкий… Это только так сразу, навскидку. Если подумать, можно вспомнить еще много хорошо известных имен, которые навсегда вписаны в историю литературной Казани.
Державинскую строчку о казанском времени не первый век с умилением повторяют на все лады казанские поэты. Время здесь и вправду золотое, но не ярко-золотое, а спокойно-благородно, с тоненьким чуть слышным звоном, как татарские национальные женские украшения. И еще время здесь какое-то тягучее, почти по Мандельштаму… Рассказывают, что археологи во время первых раскопок на территории нашего Кремля нашли в подвалах мед, который хранился там долгие столетия, прозрачный и пахучий, ничего ему не сделалось. И каждый раз, когда я думаю о казанском времени, я вспоминаю этот мед.
1 “Баш” — по-татарски “голова”.
2 По-татарски — “Бронзовый дед”.