Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2006
Об авторе | Алексей Петрович Цветков. Поэт, журналист. Родился в 1947 г. на Украине. Учился на истфаке и журфаке МГУ, окончил аспирантуру Мичиганского университета со степенью доктора филологических наук. Опубликовал несколько стихотворных сборников, а также эссе и прозу в российской и зарубежной периодике. В СССР работал газетным корреспондентом в Сибири и Казахстане, в США — преподавателем колледжа и радиожурналистом на “Голосе Америки”. С 1989 г. — на Радио “Свобода”. Сейчас живет в Праге, является редактором и ведущим программ “Атлантический дневник” и “Седьмой Континент”, посвященной Интернету.
* * *
на пляже тени влажные ложатся
кружат стрижи и не хотят снижаться
169-й день в году
скрипят ворота и орфей в аду
река на букву с и бессловесны
птицеподобья в тучах муляжи
животных на притворном водопое
над всеми кипарисовые свечи
пылают чёрным правильным огнём
и бабочки как проруби в сетчатке
стократ черней чем допускает глаз
не шелохнуть ушей бесшумной лирой
вот жители умершие из нас
и страшен всем ротвейлер троерылый
он здесь повторно раньше он имел
спецпропуск на какую-то одну
из этих нас но слабо в мелкий шрифт
вчитался и ротвейлер на контроле
вмиг завернул которую привёл
тот даже с горя спел по-итальянски
стеная вслед упущенной добыче
в окошко тыча справку и печать
мол дескать que farо┬┬ senza euridice
что дескать делать и с чего начать
нас нет никак мы созданы из вздохов
из допущений и негодований
из слёз и всхлипов тех кто нами был
на елисейских выселках отныне
где так черны стрижи и кипарисы
и метит камни оловом река
там наверху зачем кадите богу
не возвратится с музыкой жених
из этой бездны где ротвейлер ногу
вздымает над надеждами живых
* * *
проснуться прежним навеки на этих фото
вмиг ориентир на буфет и виски залпом
буржуазно живут но видно вышел кто-то
в красивой стране в июле своём внезапном
словно от старости света день фиолетов
ещё догорает тостер и чайник жжётся
вниз по стене золотые девки берн-джонса
а бушевал что в жопу прерафаэлитов
к старости вкус снисходительней если тёлки
щедрость зла и добра откуда что берётся
не то что чужая душа своя потёмки
или это всё-таки я а тот вернётся
вот на комоде широкоморд и бледнее
рядом возможно но боже только не это
так загреметь в чужое без пощады лето
жутко как жизнь одинакова но длиннее
куцые тени это точно дальше к югу
снова изящное искусство та же тема
тёлка в соку и ей скелет клешню под юбку
никлаус мануэль рисунок смерть и дева
только не это боже сердце в кровь о гравий
времени в тусклом стекле лиловее вечер
чёрный такой в клочьях тлена навек обвенчан
со всеми но не с тобой не с тех фотографий
ваза с розами вдребезги об пол и ладно
жители гасят свет и тоже гаснут сами
ключ прогремел в замке и не заснуть обратно
уговори что это случится не с нами
что рождённым в лучах авроры в пене снежной
не входи минуту слушай о чём толкую
дают ледяное сердце и жизнь такую
чтобы вровень со смертью страшно но с надеждой
* * *
счастлив кто в кругу отеческих птиц и пиний
мальчик согрей воды принеси полотенец
как воспел в энциклопедии старший Плиний
или младший но вряд ли тот ещё младенец
гостей обнесли вином нарезают дыню
как воспел не всё ли равно гораций ладно
умереть за отчизну достойно и славно
кровь вьётся в воде подобно алому дыму
снаружи зевает стража челядь в печали
лукан в дверях вяло пожимает плечами
гости глотнули вина заедают дыней
ляпнешь лишнего и тотчас дадут огласку
один склонился к ванне наверно квириний
то есть статий конечно наложил повязку
так и будем прощаться в молчанье согласном
сам просил рабыню в спальную половину
виллы перевести помпею паулину
угасать отдельно пусть не будет соблазном
староват для смерти кровь побе┬┬гу не рада
но друзья пообещали развести яда
жизнь легла как стрела да кончина лукава
вот и племянник лукреций хренов и энний
поздно полагаться на олуха лукана
пусть и лауреат литературных премий
предкам присягал но чаша в руке дрожала
лапа совместной беды и над ним когтиста
тоже ведь дождётся вестника от артиста
скрипача среди живописного пожара
нынче молчалив упирает глаза в стену
что ли для новой поэмы лелеет тему
прав я был смолоду не допуская страха
верно верил что мудрый не имеет гнева
был бы как эти гости или эта стража
подвержен каждой боли и не видел неба
хоть и деталь но приятно уйти красиво
трибун мог как раба мечом или на дыбу
благодетели медлят но несут спасибо
в кубке отрава подобна белому дыму
тусклая тьма судьбы её жидкие зори
dulce et decorum est pro patria mori
* * *
с колосников проворны провода
песком и солью тяжела кулиса
она стоит и кто она тогда
она поёт о том что нет улисса
что мир как дым и время как вода
в великом море островам просторно
настанут снова солнце и луна
tu sol del tuo tornar perdesti il giorno
она поёт но кто тебе она
в чужих краях корабль не прогадает
верстая путь покуда не поймёт
что мир как миг в который пропадает
любой из нас о ком она поёт
ткань времени до середины спета
узор ковра губителен и прост
она луна одна в руинах света
и солнце днём где не осталось звёзд
в солёных брызгах догорает птица
на берегу прощальный ветер пуст
она поёт и нам не возвратиться
пока она не затворяет уст
* * *
голый глаз как светильный газ в слюдяной воде
костяные по стенам жабры и бедный бубен
окажись вполне он и был бы да нет нигде
всем скелетом ввысь так и пел бы весь но не будет
трудный прах и себе никто и другим не друг
полый свет вблизи но отсюда наискось старец
из последних мышц в проницающем ветре рук
существуй вообще бы ещё называлось танец
раз пробоины звуков в слоистый ввинчены чад
кто ли женский в ответ полувплавь из ночного чума
воздевая навстречу откуда запястья торчат
кровеносным нутром наперёд предчувствие чуда
заюлит в пандан симметрично тому кто был
или не был конечно крестцом наподдаст шалава
уминая поверхность как барабанный блин
всем тапирам святая сестра и мать шакала
навести пустоту на резкость взять напоказ
буровые пробы света хоть неодинаков
то он мерче то ярче а то навсегда погас
негативом пламени над головнями маков
потому что первой в огне закипает боль
липким зельем гнева напитаны злые зёрна
результат этих двух которые в сумме ноль
но рядятся плясать и в одно сплетены позорно
продавщица страха всей тоски скоморох
сотворенье дней из брения их и кашля
обещает всё что положено скоро мох
станет шерстью земли и лишайник хитином камня
дальше прянут вверх хвощи из удобных дыр
вдалеке практикуется предков двуногих двойка
в парном виде спорта
теперь существует мир
но другой не этот
и тоже совсем недолго
* * *
толпа не знала времени отъезда
окрестными теснима небесами
откуда башня падала отвесно
с мерцающими как ручей часами
толпа листвой шумела и дышала
она жила бегом как от пожара
но нашему прощанью не мешала
пока ждала и время провожала
благословенны юности руины
в районном центре солнечного круга
на станции где мы тогда любили
без памяти и всё ещё друг друга
там пел в толпе один невзрачный видом
с гармошкой и в нестиранной тельняшке
прикинувшись вокзальным инвалидом
эскизом человека на бумажке
пускай тогда он не глядел на нас но
отсюда видно чьих коснулся судеб
поскольку пел о том что всё напрасно
что всё пройдёт и ничего не будет
но мы ему не верили конечно
а солнце дни усталые верстало
чтоб доказать как утверждал калека
что всё прошло и ничего не стало
так всё сбылось и ничего не страшно
остался свет но он горит не грея
и там на площади осталась башня
с дырой откуда вытекло всё время
* * *
в просторной стране где совсем ни кола ни двора
так остро спросонок в мороз чем медлительней летом
когда за костром от росы коченеет кора
а сердце очерчено лугом и сплюснуто лесом
мы жили уже или живы тогда но не те
чьи лучшие лица повержены в гибкую воду
прозрачны заре или в хвойной светясь темноте
по локти в чернике что птиц отпускали на волю
мне пробило двадцать покуда умолк календарь
простясь с отраженьем навек обнимали друг друга
отведать награда которому мир повидал
одними губами где небо на ощупь упруго
пространство светло без вреда если время не труд
кто прибыл вперёд за меня сочиняющий тут
там лето не дрогнет и сосны резные тверды
все в звёздах насквозь по краям радиально ложатся
когда я навстречу лицом из кромешной воды
в которой привычно что некому мной отражаться
костром возведён симметричный порядок теней
им нет соответствий где воздух осмысленный в нише
им каждые сумерки каждое небо темней
в чернике лиловые зори но сосны всё выше
откуда плывут возвратившихся птиц голоса
молчания легче как в музыке промах короткий
как млечная по небу вся эта жизнь полоса
и вся эта смерть продолженье где этот который
всё пишет обратно всё дышит на доску стола
но пауза только раз воздух не держит слова
* * *
который год мерещится страна
где лихо блещут на лице очки
потом лицо встаёт из-за стола
берёт печать и говорит апчхи
культурно вместе в лагере лесном
кто песням рад и всем словам вообще в них
пройди к пруду там девушка с веслом
так хороша в своих трусах волшебных
глотнуть аплодисментов и речей
в поту труда сердца звенят в зените
гранёные нет никогда ничей
я не был собутыльник извините
я прятался в укромном далеке
среди одной прекрасной иностранки
а в бережно разжатом кулаке
ни трёх рублей давно ни нужной справки
лишь изредка душа внутри грустна
под вёслами подрагивает пруд
ей не на что поправиться с утра
где этих денег сроду не берут
* * *
Памяти А. Сопровского
дорога в наледях на брно две зимних смерти
в столице слякоть но с утра вполне красиво
покуда не через порог покуда вместе
отлично время провели за всё спасибо
за то что встретились и врозь хранили верность
вдохнём тогдашнего огня и вновь наполним
сойтись бы как-нибудь опять пока не вечность
на самой светлой из планет какую помним
всё было с вами рождеством и новым годом
теперь на росстанях гудки и давка в кассах
и не сдвигая по одной перед уходом
за тех кто мёртвые сейчас на этих трассах