Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2005
От автора | Воспользуюсь предложением редакции, чтобы дать пояснения — примечания к написанному. Итак:
Субутай — монгольский полководец империи Чингисхана (в начале XIII в.), начал военную карьеру в возрасте 17 лет. Именно его полководческому гению татаро-монголы во многом обязаны своими невиданными до той поры победами: в Китае, где “раскрыта” “книга веков Поднебесной”; в мусульманской Средней Азии, где “бег барханов в поющих песках — будто вязь Корана”; в России и средневековой Европе с их “дымками быта в прокопченных трубах стойбищ мощеных” (городами). Потерпели же монгольские войска неудачу, словно “камикадзе тайфуна в брызги разбились”, лишь при попытке высадиться на Японские острова, так как самураи применили против них хитроумную тактику “сада камней, таящихся в листве”.
Людмила Александровна Полянская (р. 1938) — русская (советская) летчица, штурман гражданской авиации. В паре с другой женщиной-пилотом, Галиной Викторовной Расторгуевой установила несколько мировых рекордов скорости на вертолетах. В 1992 году совершила (с той же напарницей) беспримерный в истории авиации кругосветный перелет на вертолете по маршруту Москва — Анадырь — Аляска — Канада — США — Майами— Флорида, за что получила личное поздравление, в частности, от президента США Джорджа Буша (старшего). Перелет вошел в основные военные и авиационные справочники и энциклопедии мира, о нем писала мировая пресса (любопытно, что женщинам на тот момент было — одной 54, а другой — 56 лет!), но — исходя из неких политических? бюрократических? криминальных? соображений — до сих пор старательно замалчивается властями и официальной “историей авиации” в России. На сегодняшний день проживает в Москве, где получает пенсию от государства в размере $80 в месяц и на протяжении последних десяти лет тщетно пытается добиться от правительства России обещанного ей некогда властями звания “Герой России”, так как обладание им дало бы ей право на значительную надбавку к пенсии (дополнительные $97).
Джон Гордон Грэхэм — вымышленный персонаж.
Manfred von Richthofen (1892—1918) — легендарный немецкий летчик, один из лучших асов Первой мировой войны, одержавший 80 воздушных побед над пилотами Антанты. Погиб в бою (апрель 25.1918). Любопытно при этом, что в день похорон французские и английские летчики пролетели над его могилой и сбросили венки цветов, отдавая дань уважения памяти врага.
* * *
Крик резкийпогонщика, проснувшегося до рассвета.
Ветра взвизг жжёт,
будто:
секунды щёлк — будильник бича.
поднимаются облаков верблюды, лошади. И собаки
заливаются лаем жёлтого — в промельках — солнца.
С востока.
(Хватит, шершавые, хватит ныть о луне!)
будто книга веков Поднебесной,
и сливается в точку —
сюда:
здесь, —
словно в слове звучном и точном, — Небеса —
сразу все.
принимать, понимать, будто вязь Корана?
в прокопчённых трубах стойбищ мощёных?
в брызги разбиться о камни садов, спрятанные в листве?
и становится каплей росы на рассвете…
вскакивает в седло Субутай.
2001
* * *
Моей жене — Мадлене
Эй, — воители, прошу! —
Вы оставьте в стороне меня,
Вам за это опишу —
Для пловцов и для желающих —
Обе стороны Луны,
В этих водах набегающих —
Вечный блеск речной волны…
Мне те витязи в ответ:
Полонивши оба берега,
Знаем мы бока планет.
Их потрогали железные
Наши суслицы уже
И нашли, что бесполезные
Твоих лун ненужных ж…
В гордых помыслах вольны, —
Мы в кино цветном всё видели,
Нам без мазы блеск волны.
Не летают, не купаются
У песчаных наших дюн,
И ни в чём не отражаются
Там лучи холодных лун.
Много мы прошли пешком,
Потому и тут поляжем мы,
Мы всегда, бранясь и гикая,
Топчем землю белым днём.
И уходим в ночь великую.
И тебя с собой берём.
1988—2005
* * *
…Помнишь, домой возвращаясь из школы,вдруг загляделся, потом заигрался.
В стёклах высоких в пиджак долгополый
вечер столичный переодевался.
Голос игрушечный, голос высокий
мячиком прыгал во двориках лета.
Странное действо из жизни далёкой
люди серьёзные правили где-то.
И уводил под булавчатый полог —
к ветхой луне, к незатейливой воле —
в облаке запахов тёплый просёлок —
в вечную невидаль, в чистое поле…
…С красных гигантов белёсый стекает
свет иллюзорный, что опиум маков.
Вниз ли пойти?
— нам глаза прикрывают
руки холодные, руки оврагов.
Ночью, когда голоса умирают,
всё возвращается к небу пустому.
Слышишь, медленный лес подступает
к самому дому?
1985
* * *
Я хотел убежать в Ереван или в Таллинн, —Мне готовили паспорт, — я был там знаком.
Но прижат был к стихам, словно к стенке приставлен,
Этим странным всевластным ночным языком.
А в Варшаве — турнир, и там всадник с плюмажем,
А в Париже — каштан, или, скажем, — конвент…
А меня он, должно, как помаду размажет,
Или, может, заклеит, как спешный конверт.
Ну и Бог с ней, с Варшавой, — живой, да притихшей…
Чёрт с Парижем, где бродят с зуавом зулус…
И я падал в кирпичики четверостиший,
Будто кровь этих стен узнавая на вкус.
1989
* * *
Отцепившись от букв, наконец обернусь:шторки дождя раздвинув,
заглянуло в окно солнце.
И по правде-то, конечно, мной немного забылся
один небольшой такой —
за утренним стеклом небесной воды.
2001
Полдень, октябрь
Елене Хомутовой
А нынче погода легка.
Тут тихо так, будто в читальне
Затерянного городка.
Подросший ко времени лес
Оставил нам оттиски букв
В распахнутой книге небес.
Играет неслышимый свет.
И осень застыла латынью —
На эту вот тысячу лет.
2004
Перемирие
Людмиле Александровне Полянской
находим мы порою в том народе
мужчин достойных), нацепив суму
полётную и форму по погоде,
(едва ли даже и того не меньше) —
аэроплан — запрятанный в кустах,
на хлипкий хвост, как по нужде, присевший.
когда-то заводили) — вверх он тщится
скорее взмыть: там, в небе некий — фон…,
герр лейтенант — зависший, словно птица,
птенец в крестовых перьях весь и звёздах,
чью этажерку, как стихов строфу,
неясно как удерживает воздух.
закатывается по-детски смехом
мой друг, майор Четвёртого крыла
американских ВВС — Джон Грэхэм.
освоил выси! Но, на Джона глядя,
и я давлюсь от смеха: вот балбес!
(хоть он вообще-то симпатичный дядя).
Трудяги бензобачьего движенья!
Что знаете про истинный полёт —
сквозь век! — В веках! — полёт воображенья?!
мне улыбается. Нет! — надо мной
вовсю хохочет тот — Рихтхофен, Манфред:
как мышь, попав в капкан “Аэрофлота”,
ты — шестимиллиардный пассажир
Земли, — о Небе первого полёта?!
приду, смущенье пряча в тон весёлый:
брат, лёгкие слова мои прими!
А мне — дай адресок авиашколы.
2005
* * *
Мясистой долькою апельсиновойМесяц над Флоридой — как на блюдце.
Так мир растянулся мой — маской резиновой,
Сквозь слёзы пытающейся улыбнуться.
В ракурсе новом и я видней
Стал, может статься. Дивится: экось! —
Этот завис в паутинке дней!
Смотрит на сколок: стекло ли? Алмаз?
Кнопку нажав, двину в полночь. Глупый
Телевизор захлопнет совиный глаз.
2004
В предощущении северных областей
Океан вечности клыками волн своих,
видать, оголодав, вгрызается в твой берег
— тех, этих ли америк —
где тишь пока, где тихонько стоишь
(какая разница — левиафан ли, мышь,
или другой какой, пусть теплокровный, зверик),
например, тут, со стороны, где Беринг
сушу увидел, тем — и предписав мне стих.
Словечки всех смыслов уже расшатались.
Вновь детство? Нет! Точно, в прилив я иду
По сходням причальным.— О, как показалось!
Довольно смешной и внутри и снаружи —
Как в книжке — на пьяной кобыле герой
Весь тоже нетрезвый, в железках к тому же.
Пора на урок! И глядишь, может быть,
Вот вырасту, — правда, — махну на Аляску, —
я с Джеком там Лондоном стану дружить…
(А было ж ведь времечко — ввысь возносили!)
Отсюда вернуться в земную ль Россию?
Не раньше, чем только уйти за границу,
Известную, как Переменная дат.
Пора, брат, пора, брат, порабратбратбрат..
Так переверни же и эту страницу!
2005
* * *
“Мир не может на всех разделен быть поровну.Как нельзя и на стенке расплющить шар.
Я хотел заглянуть — за другую сторону.
И, похоже, сподоблен — (пока не стар!)
По священным равнинам коров… лесов…
География — вся! — лишь тень геометрии:
Линий; чисел; объёма, — в нём: звуков, слов.
И звезда — паук в капле янтаря,
И следы, и снег — разве только — функция
Поворота с июля до января.”
Кто (как мы б сказали) в стажёры взят
Из общины попутной: “А люди, люди как?..”
Но учитель не слышал. Шёл на закат.
2005
Пожилой железнодорожник
В памяти его, словно на станции узловой,
Столпились эпохи, налезают, будто составы — один на другой.
И стрелочнику непутёвому, мерещится ему вдруг по пьяни:
Нет больше ни рельсов, ни шпал. И самой земли нет. Плывёт себе в океане.
Кругом не вагоны — волны. И понять он не может, как так, —
Или впрямь не железнодорожный работник он был здесь всю жизнь, а моряк.
И в том отделе кадров, где на углу стола
Рассыхаются колбасной нарезкой слежавшиеся “дела”,
В стакан из-под ручек-скрепочек плеснувши какой есть бражки,
Рассматривает с удивлением кокарду своей фуражки.