Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2005
Об авторе | Вадим Соломонович Баевский родился в 1929 году в Харькове. Доктор филологических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, заведующий кафедрой истории и теории литературы Смоленского государственного педагогического университета. Автор книг: “Давид Самойлов: Поэт и его поколение” (М., 1986); “Сквозь магический кристалл: Поэтика “Евгения Онегина”, роман в стихах А. Пушкина” (М., 1990); “В нем каждый вершок был поэт: “Записки о Давиде Самойлове” (Смоленск, 1992); “Б. Пастернак-лирик: Основы поэтической системы” (Смоленск, 1993); “История русской поэзии. 1730—1980” (М., три издания); “Пастернак” (М., три издания); “История русской литературы ХХ века” (М., 1999); “Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы” (М., 2001) и многих других.
В “Знамени” печаталась его проза в жанре non fiction — “Сны моего детства” (2003, № 10) и “Счастье” (2004, № 8).
Б.Ф. Егоров, один из выдающихся современных исследователей русской литературы XIX и XX веков, подготовил репринтное переиздание книги “Стихотворения Аполлона Григорьева”, увидевшей свет в 1915 году. При жизни Григорьева была опубликована единственная его книга “Стихотворения”: 178 страниц малого формата тиражом 50 экземпляров. В издании 1915 года (на титульном листе обозначен 1916 год) 615 страниц обычного формата. Оно многократно расширено за счет не собранных ранее произведений Григорьева. Собрал их и снабдил примечаниями Александр Блок. Потому что Григорьев был одним из самых созвучных Блоку поэтов прошлого. Блок сказал об одном из стихотворений Григорьева: “Цыганская венгерка мне так близка, будто я ее сам написал”.
Воистину habent sua fata libelli. Да, книги имеют свою судьбу. “Стихотворения” Григорьева критикой были встречены весьма сдержанно. Известно пять откликов, один из них принадлежит Белинскому, увидевшему в них только “проблески поэзии”. Во второй половине XIX века Григорьев-поэт не переиздавался. Но один из пятидесяти экземпляров, отпечатанных в 1846 году, приобрела Е.Г. Бекетова, переводчица Вальтера Скотта, Диккенса, Теккерея, Жорж Санд, Гюго, Бальзака и многих других прекрасных писателей. А в конце жизни она подарила его своему внуку — не то гимназисту, не то уже студенту Александру Блоку. С этим подарком Блок не расставался никогда. Свое Полное собрание стихотворных произведений Григорьева он снабдил статьей. Только великий поэт мог так написать о другом поэте, созвучном ему. В судьбе Григорьева, говорит он, “вздрагивают отсветы Мировой Души”. “Есть постоянное какое-то бледное мерцание за его жизнью”. Рядом с несчастной любовью к женщине, написал Блок, в жизни Григорьева возникла и встала вторая несчастная любовь, любовь к родине, к “почве”. “Он — единственный мост, перекинутый к нам от Грибоедова и Пушкина: шаткий, висящий над страшной пропастью интеллигентского безвременья, но единственный мост”.
Григорьев давно стал одной из главных тем жизни Б.Ф. Егорова, который опубликовал целый ряд изданий его поэзии, критических статей, писем, создал его творческую биографию. И вот теперь подготовил это репринтное переиздание, которое на самом высоком уровне осуществило издательство “Прогресс-Плеяда” в 2003 году. В обстоятельной статье Егоров рассказал о работе Блока над подготовкой книги стихов Григорьева и о том, как издание 1915 года было встречено критикой. Несмотря на войну и революцию, отзывов было много, некоторые принадлежали выдающимся писателям, ученым (например, З.Н. Гиппиус,В.М. Жирмунскому), и далеко не все были одобрительными. И вот тут наконец я подхожу к обстоятельству, ради которого взялся за перо. Автор самой хвалебной рецензии, сообщает Егоров, — Ассиар, а сама рецензия запоздала. Она появилась только в 1918 году, в № 1 московского журнала профсоюза железнодорожников “Путь”.
Литератор Ассиар вроде бы неизвестен. Такой псевдоним в словаре Масанова не отмечен. Вместе с тем хочется знать, кто этот критик, так близко к сердцу принявший и стихи Григорьева, и труд Блока, и оценку Григорьева Блоком. Надо знать.
Естественно предположить, что странная подпись представляет собой псевдоним, в основе которого лежит имя, прочитанное справа налево: Раиса. Второе “С” вставлено для того, чтобы труднее было раскрыть автора; получилось вполне в духе времени, когда литература тяготела к экзотике и на страницах поэтических книг мелькали Ассаргадон, Ассур, Ассурбанипал.
Если имя автора рецензии Раиса, то как узнать фамилию? Просмотр изданий Серебряного века дал удивительный результат: мне встретилась только одна Раиса. Это Раиса Ноевна Блох, в замужестве Горлина, поэтесса из ближнего окружения М. Лозинского и дальнего окружения Блока. Может быть, какое-то значение имела близость фамилий. Когда Блок путешествовал по Италии и в ее музеях изучал мировую живопись, он отметил (в 25-й записной книжке): “Carl Bloch датчанин (1834—1890) — очевидно родственник”. Карл-Генрих Блох — популярный во второй половине XIX века автор жанровых картин, полотен на библейские и исторические темы, член Копенгагенской художественной академии и профессор живописи.
Раиса Блох родилась 7 сентября 1899 года в интеллигентной петербургской еврейской семье. Отец ее был юрист; старший брат Яков, человек разносторонних интересов, филолог, переводчик с итальянского, после революции сотрудник Блока по Театральному отделу Наркомпроса, создал известное издательство “Петрополис” сначала в Петербурге, потом эмигрировал и перенес его деятельность в Берлин. Публиковал Ахматову, Гумилева, Мандельштама, Георгия Иванова и других прекрасных русских поэтов, в первую очередь акмеистов, переводы иностранных авторов, исследования о поэтах, труды по истории мирового театра. Таким образом, Раиса Блох росла в среде носителей высокой поэтической культуры Серебряного века. Если автор рецензии действительно она, становится ясно, почему ее рецензия запоздала и появилась позже других: в 1918 году она только-только доросла до серьезной литературной работы, ее рецензия появилась, когда ей было всего 18 лет. Юный возраст объясняет и вычурность избранного девушкой псевдонима.
Чтобы объяснить ее раннее созревание, выразившееся в замечательной рецензии, обозначим немногими чертами ее дальнейший путь. Она училась в Петроградском университете и посещала “Студию художественного перевода” при издательстве “Всемирная литература”, которой руководил Лозинский. В 1920 году была принята в петроградский Союз поэтов, которым руководил Блок, позже — Гумилев. Члены приемной комиссии один за другим давали письменные отзывы о стихах кандидата. Лозинский написал: “В стихах Раисы Блох есть лиризм, есть несомненный песенный строй. По-моему, на нее можно надеяться. Я бы высказался за принятие ее в члены-соревнователи”. Гумилев написал: “Согласен с М. Лозинским”. Блок написал: “Разумеется, и я согласен. Только что же будут делать они, собравшись вместе, такие друг на друга похожие бессодержательностью своей поэзии и такие различные как люди?” М. Кузмин написал: “Я согласен вполне с мнением о принятии, а делать они будут, вероятно, то же, что и все другие”. В этом маленьком споре символист Блок противостоял трем акмеистам. Блок не мог примириться с уходом акмеистов от последних вопросов религиозного и общественного бытия человека и народа.
В 1922 году Раиса Блох эмигрировала в Германию, там окончила Берлинский университет, вышла замуж за эмигранта — поэта и филолога М.Г. Горлина, постоянно участвовала в литературной жизни русской эмиграции, много печаталась, издала свою первую поэтическую книгу. После прихода к власти фашистов она с мужем переехала в Париж, много и плодотворно работала, издала еще две книги стихов. Ее творчество заслужило единодушную высокую оценку критики. Опубликованы и их с мужем серьезные историко-литературные труды.
Чувствую необходимость привести пример творчества Раисы Блох. Только один. Стихотворение это широко известно благодаря тому, что Вертинский сочинил на его текст печальную песенку, которую много и замечательно исполнял. Как обычно, он несколько изменил текст, приспособив его к условиям концертного исполнения. Я привожу, конечно, изначальный текст Раисы Блох.
Принесла случайная молва
Милые, ненужные слова:
Летний Сад, Фонтанка и Нева.
Вы, слова залетные, куда?
Здесь шумят чужие города
И чужая плещется вода.
Вас не взять, не спрятать, не прогнать.
Надо жить — не надо вспоминать,
Чтобы больно не было опять.
Не идти ведь по снегу к реке,
Пряча щеки в пензенском платке,
Рукавица в маминой руке.
Это было, было и прошло.
Что прошло, то вьюгой замело.
Оттого так пусто и светло.
После оккупции Парижа фашистами Горлин был арестован и в 1944 году погиб в концлагере. Раиса Блох перешла на нелегальное положение. Их шестилетняя дочь умерла. В 1943 году, спасаясь от фашистов, Раиса Блох попыталась перейти через границу в Швейцарию, но была схвачена и выдана немецким властям. Отправленная в концлагерь, она там скоро, в конце 1943 года, погибла.
Вот что стоит за странной подписью Ассиар под самым ярким отзывом о блоковском издании стихотворений Аполлона Григорьева. Конечно, если я не ошибся в атрибуции этой рецензии.