Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2005
Служение правде
А.М. Турков. Время и современники. Статьи о современной России и русской литературе. — М.: Новый ключ, 2004.
Андрей Турков — исследователь и боец. Его “литфронт” — история русской культуры и современная отечественная словесность. Он не “академик”, а живой и темпераментный современник всему тому, что его волнует, что его печалит, что ему дорого.
Когда-то на заре “оттепели” вышла его книга о Салтыкове-Щедрине. Добросовестные летописцы до сих пор поминают ее в ряду главных событий той художественной жизни. И по праву поминают, ибо воспрянувшая вдруг грозная сатира классика приоткрыла правду о нашем времени.
Выходили хорошие книги Туркова о Блоке, Заболоцком, Левитане, Кустодиеве, Твардовском. С последним у автора особая внутренняя связь, как и с “Новым миром” твардовского периода.
Десятилетия минули, а перо все так же остро, держит марку, не фальшивит. Внешняя сдержанность и подспудный азарт, настоящий реальный критик. Словно мамонт какой-то, такого “старомодного” стиля теперь и не сыщешь. Такой тщательности в аргументах — эстетических и нравственных одновременно.
Будто девятнадцатым веком тронуты некоторые страницы сборника. Не дворянским, народническим, разночинским. Таков Турков по традиционному восприятию, культуре, памяти. Как хорошо он чувствует этику чеховского отношения к человеку и предмету его жизни! Оттуда то и дело смотрит и потому понимает, что с нами, с нашей литературой происходит. Не старомодность, а будущее выглядывает из этих прямодушных критических штудий.
Опровергая “новые мифы на старый лад”, критик возвращает в трепещущую актуальность Державина, Петра Вяземского, Ивана Андреевича Крылова, Сперанского, Герцена, Ключевского, Бунина и многих других деятелей отечественной словесности и истории. Свершается это непринужденно, с большим знанием фактов и текстов, но ученость как-то не бросается в глаза, слегка стушевана кратким, словно бы провеянным, очищенным словом. Весь сборник внутренне полемичен, идет ли речь о прошлых веках или о нашем сегодня. Пути России, судьбы ее культуры, постсоветские драмы и идейные спекуляции на этот счет — вот темы Туркова, и одна из главных среди них — современное отношение к великой войне, участником которой был и сам автор.
Солдату Туркову глубоко претят внеисторические крайности, к примеру, симптомы “иллюминирования”, приукрашивания трудной правды о пережитой народом трагедии. Претят лживые легенды, хлынувшие в последние годы и воспевающие гениальные полководческие идеи генералиссимуса, чуть ли не нарочно заманившего врага в глубь страны. Здесь в одном строю на стороне правды стоят с автором произведения В. Астафьева, В. Некрасова, К. Воробьева, лейтенантские повести Ю. Бондарева, Г. Бакланова, В. Быкова, лучшие создания поколения военных поэтов.
“…В литературе о страшном и героическом четырехлетии еще много белых пятен, — пишет Турков. — События последнего времени, крутой перелом во взглядах чуть ли не на всю отечественную историю уходящего века не только “потеснили” память о великой войне, но побудили и ее подвергнуть переосмыслению”. Но одно дело, продолжает автор, “поведать об истинной кровавой цене иной десятилетиями восславлявшейся победы. И совсем другое — ставить под сомнение подвиг всего народа…”. Горькие строки выходят из-под пера Туркова, когда он пишет о “пожаре беспамятства”, охватившем многие слои общества.
Как полемист Турков бывает язвительным и остроумным. Но вот черта — нигде не встретишь грубости или шаржа. Чем корректней по форме — тем убийственней по сути. Он напоминает безукоризненного адвоката, защищающего добросовестного истца от литературной бездарности, невежества или просто злонамеренности. Литературные фельетоны Туркова лишены групповой предвзятости: Платон мне друг, но истина дороже. Он защищает Валентина Распутина от несправедливых нападок Юрия Нагибина; выметает саркастической усмешкой юбилейный словесный сор, прибившийся к памяти А.С. Пушкина и А.П. Чехова; ловит за руку фальшивомонетчиков от литературы, готовых уже завтра рядом с памятниками Шолохову и маршалу Жукову поставить монумент Анатолию Софронову; вовремя напоминает Андрею Вознесенскому известную максиму Пастернака: “Быть знаменитым некрасиво…”.
Турковская отповедь мемуарам Станислава Куняева с его удалым антисемитизмом как могучим средством борьбы за Россию хороша той педантичной убедительностью и отсутствием хлесткости, столь характерной для самого мемуариста. Я бы только уточнил, что деятельность С. Куняева как “идеолога” началась в конце шестидесятых именно тогда, когда он, будучи человеком умным, понял, что не может как поэт стать вровень со своими сотоварищами (Шкляревским, Рубцовым, Передреевым). Предположу, что тайный комплекс поэтической неполноценности во многом создал главного редактора “Нашего современника”. По иронии судьбы (что есть одновременно и евангелическая норма) не кто иной, как Борис Абрамович Слуцкий щедро благословил когда-то молодого Куняева на стихотворную стезю и (невольно) на “комиссарство”. Второе возобладало.
Андрей Михайлович Турков из той когорты советских литераторов, которая, к несчастью, постепенно истаивает на наших глазах. Но их лучшие тексты не уменьшаются в сознании, а как бы с легкой укоризной напоминают всем нам о нормах достойного творческого поведения. Это ведь только кажется, что мы строим новую русскую культуру. Это она, не будучи ни новой, ни старой, а просто великой, с усмешкой наблюдает за тщеславием нашей литературной суеты. И такие писатели, как Турков, совершенно не претендуя на истину в последней инстанции, последовательно свидетельствуют о правилах хорошего тона в общении с историей и литературой.
Евгений Сидоров