Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2005
Об авторе | Гали-Дана Зингер — поэт и переводчик (русской литературы на иврит, израильской — на русский). Родилась в 1962 году в Ленинграде. Училась на театроведческом факультете Института театра, музыки и кинематографии. С 1988 года живет в Иерусалиме. Редактор журналов «ИО» (1994—1995, совместно с И. Малером и Н. Зингером) и «Двоеточие» (с 1988 года, с 2001 года на иврите и русском). Автор трех книг стихов на русском языке — «Сборник» (1992), «Адель-Килька. Из» (1993), «Осажденный Ярусарим» (2002) — и двух книг на иврите. Русские стихи публиковались также в журналах «22», «Солнечное сплетение», «Стетоскоп», «Камера хранения», «Арион» и др. Лауреат ряда израильских литературных премий.
Peregrina similitudo там мы искали себя и там себя не находили что же было искать? — как нам себя потерять ранец потёртый в руке — не исправлять же осанку — се голубица во храм знаний грядет под Осанну с химией плохо у нас мёртвые души в романах тятя и дети и мать алгебра что-то хромает сколько вопросов в строфе там? мы? искали? себя? что же было искать? где мы? и кто там? зачем? там — где? и мы — кто? зачёт ждёт нас, кому и зачтётся чуждым подобиям зря верит под партою чтица что ж над задачкой корпеть где неизвестных не сыщешь если ж в учебник залезть тыщи ответов обрящешь 1994(?)—26.8.2003 Признание я больше не люблю (да и никогда не любила) те- атральные конфеты, барбарис и дюшес, не говоря уж о мятных. Я больше не хочу видеть (да и видела ли раньше) те продолговатые обтекаемые блёклые жёлтые зелёные полупрозрачные тела в мутных мятых обёртках они сияли, когда их вынимали изо рта. но знаешь когда я слышу те- перь (как и прежде) прожжённый дух кондитерских фабрик у меня перехватывает дыханье. 26—27.8.03 * * * В дом зело красный, красно-зелёный — кирпич почерневший, чёрный тополь, клеёнчатые листья, калёные серёжки — кого затопляют слёзы и сопли, в среднюю группу детского сада ведут меня за ручку. Исполненье долга. Так надо. Но уж ненадолго. Скоро на дачу. Под китайским клёном я и не вспомню ни един топоним. Улица Восстания города Ленинграда изгладится из памяти чайною фольгой. А затопят печку, с дедушкой Семёном в душевой кабинке мы с тобой потонем в подмосковной мойке, город мой Потополь. Я же нечаянно. Я больше не буду. Дедушка-голубчик, сделай чудо, достань мне, дедушка, конфетку из ушка, юбилейный наколдуй рублик под подушкой, а на нём рельефный, будто бы под лупой, он мне тоже дедушка, что бы ни сказали, каждый год встречает он нас на вокзале. В дом зело красный, красно-зелёный я пойду оттуда в старшую группу. 26—27.8.03 Звательный падеж Кого мы обманем, обмолвившись: хочется жить? Все знают, что мы возжелали смертей растяжимых гармошкой шпаргалки в кармане, где даты всех съездов. Кому мы поверим гармонией алгебру и просодией военрука подполковника Лукшу? Ведь жмурятся нам из-за двери солдатские звёзды. О ком нам объявят: скончались историк и Бог, назначат свободным уроком движенье и пенье? По буквам читается: ЯХВЕ, с трудом: Саваофе. За кем мы по росту построим в затылок и в лоб, что по лбу себя пионерской линейкой, на первый- второй рассчитаться непросто на фас и на профиль. Кого не найдём мы в таблицах глаголов и мер ни крайних, ни высших, ни твёрдых тел, ни переходных? Пускай говорят: идиомы, мы — жидкие кости. И кто нас оставит на послеуроков на память? В дневник замечанье, родителей в школу и маму к директору в полном составе и каменной гостьей. (?)—26.8.03 * * * Видишь? Видишь? Ты ничего не видишь! Это брандмауэр, т.е. слепая стенка, там ещё три медведя, маша и мишки, полустёршаяся такая картинка вроде слепой кишки червя дождевого память ты тут была но где не помнишь чтоб не прийти слишком рано в гости когда на Садовой с мамой скамейки песочница камни гипсовый слепок гриба в рост мухомора кто-то покрыл серо-буро-малиновой краской в крапинку были ещё химеры сивый мерин — горушка и ржавый савраска — качалка кто это взял мои совок и ведёрко? кто это съел пирожок из песка и лужи? нет не садись на скамью береги подарки нет не смотри наизусть под пеньком лёжа 25—26.8.03 Иерусалим