Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2005
В отсутствие genius loci
Литературный Кисловодск (Зеленая гора): Литературно-художественный альманах. — № 14.
Северный Кавказ всегда привлекал взгляды поэтов, вспомним хотя бы А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, В. Хлебникова… Так что литературная предыстория этого края сама по себе располагает к поэтическому творчеству. В Кисловодске, как, пожалуй, в любом городе России, литературные объединения оказались почти единственным местом, где можно было собраться поэтам, поговорить, почитать свои стихи, послушать других. Наверное, большинство литературных журналов в провинции выросло как раз из творчества участников таких литобъединений. Почти двадцать пять лет назад в Кисловодске появилась литературная студия “Голос”, которая в 1995 году стала называться “Кисловодский поэтический форум”, она и начала издавать альманах “Литературный Кисловодск” на свои собственные средства, не дожидаясь помощи властей, спонсоров и меценатов. Да и какие меценаты будут давать деньги на издания местных поэтов. Постепенно “Литературный Кисловодск” становится не только региональным поэтическим рупором, но и изданием для литераторов всего Ставрополья и даже всей России: в альманахе опубликованы тексты авторов из Москвы и Московской области, Ростова-на-Дону и Санкт-Петербурга.
Обзор номера хочется начать с программной, судя по всему, статьи Александра Щербакова из Пятигорска “Открытие пост-постмодернизма”, опубликованной в рубрике “Литературоведение”. Автор настаивает на особом, исключительном пути поэтической традиции кисловодских поэтов, возникновение которой он относит к концу семидесятых и обозначает как “стиль Рок”. “Стиль Рок отразил кризис недостаточности реализма: нет никаких реальных надежд предотвратить гибель человечества, впавшего в абсолютный грех “человек убивает человека” — “человек убивает себя”. Но, оказывается, чистое желание и чистая надежда — чистые идеальности являются необходимейшим моментом спасения человечества”. А. Щербаков объявляет рок-культуру конца XX века доминирующим стилем в формировании литературной среды советской андеграундной поэзии, оказавшей решающее воздействие на все последующее развитие российской литературы. Противопоставляя всей русской поэзии “оазис кисловодского поэтического сообщества”, автор ограничивается, однако, общими словами об “искорках новейшего мировоззрения, связанного с надеждами на будущее”. Отказавшись от опоры на конкретные имена и тексты в разговоре об уникальности поэзии Кисловодска, автор впадает в неприкрытую декларативность, не связанную ни с поэзией, ни с поэтами. Назвав поэтический стиль конца века “эсперансом” и определив туда скопом всех кисловодских поэтов, автор, похоже, смешивает мировоззренческие и литературоведческие критерии. Впрочем, далее он переходит от чисто литературной темы к извечной теме большей части российской интеллигенции — спасении России от бездушия и разгильдяйства и поиска идеального пути развития человечества. “Кисловодские поэты, сами того не замечая, напротив, утверждая, что они верны чувству, оказались в идеальности этого подлинного чувства, поскольку реальная чувственность не просто груба и непоэтична, но именно в ней заложена одна из причин той дегенерации личности, которая привела к воцарению Зла”.
Справедливости ради надо отметить, что ряд авторов альманаха действительно вполне вписывается в схему “отвергания злого края реальности”. Достаточно много в альманахе стихов о божественном провидческом даре, “вечной Любви”, “Тайне святого Креста”, в которых слышатся призывы к очищению души от мирской скверны, возложение надежд на исцеление человечества словом Божиим. Например, в стихах Елены Русаковой из Новопавловска, в которых идеализируется образ лирического героя, эта тема, пожалуй, достигла своей кульминации:
Как часто, позабыв о многом,
Поглощены мы суетой.
Но каждый день — день встречи с Богом,
С Любовью нежною Святой.
Однако не все кисловодские поэты попадают в обойму идеалистического эсперанса А. Щербакова. Других авторов больше привлекает контрастность мира, желание пройти по границе, отделяющей одно что угодно от другого чего угодно не в поисках идеального героя, а в поисках смысла слова:
И меня разделят на то, что бы-
стро прошло и то, что под закусь вспомнят.
За окном светлеет. Слова глупы,
Если губы ссохлись. Слова — условность.
Ледяною хвоей кормя ладонь,
Ни согрет, ни сыт. Зачерпни пригоршней
Грязноватый снег. Почему огонь
Нужен лесу меньше, а телу — больше?
(Елена Гончарова, Ставрополь)
Есть в альманахе рубрика “Народные стихи” — наивная поэзия, лубок, восходящий к фольклору, почти анонимный в простом и однозначном восприятии окружающего. Существование таких стихов в альманахе говорит о его демократической, а не элитарно-идеалистической направленности — составители настаивают на том, что для поэзии важны не столько профессиональные навыки, сколько желание автора увидеть мир в поэтических образах.
Есть и актуальное искусство: такое ощущение, что в Кисловодске существует целая группа авторов-минималистов. Валентин Аккерман (Кисловодск) также продолжает линию сказок об обычных вещах, оживляя в своих миниатюрах занавеску, осколок, гвоздь и бриллиант. Но распространяет он свои сюжеты до уровня притчи с непременной моралью в конце — в отличие от Светланы Борзых, которую интересует конкретная мгновенная ситуация из жизни определенной вещи. В некоторых ее миниатюрах, названных стихами в прозе, прослеживается влияние Андерсена. Жизнь резиновых тапок уместилась в двадцать строчек, а иронический разговор двух электрических розеток вообще длится всего десять строк, но в них есть все, что полагается серьезному произведению, — интрига, кульминация, финал. И еще — грустная сказочная ирония, или ироническая серьезность.
Разговор с предметами, раскрытие их тайной жизни интересует и Галину Моршеневу, пишущую “Волшебные новеллы”. А вот с иронией и юмором в Кисловодске не так благополучно, вряд ли афоризмы Марины Скребневой, напечатанные в рубрике “Иронизмы”, принадлежат именно к этому жанру: “Чтоб уважение людей не потерять, / Не надо их обманывать, им лгать”. Сомнительно, чтобы вызвала искренний смех частушка автора, спрятавшегося за псевдонимом Иван Помидоров: “Во Европе Штаты, / В Азии Китай. / Поделили, гады, / Русский каравай”.
Литературный альманах, издающийся в определенной местности, всегда подразумевает воссоздание атмосферы этой местности. Заявляя “Литературный Кисловодск” как духовную территорию преимущественно этого города, составители не избежали опасности упрощения. Не получилось пока города: есть отдельные здания, городские многоэтажки, которые одинаковы во многих городах, — но нет атмосферы неповторимости, нет genius loci, который изначально присущ любому месту, где существуют поэты. Поэтический воздух альманаха пока еще слишком разрежен, чтобы можно было им свободно дышать. Может быть, это и хорошо — пребывать в пространстве, которое не обозначено определенно и четко. А может быть, литературный, поэтический, виртуальный Кисловодск еще только создается.
Галина Ермошина