Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2005
Взрослые и дети
Борис Акунин. Детская книга. Иллюстрации: Денис Гордеев. — М.: Олма-Пресс, 2005; Марина Вишневецкая. Кащей и Ягда, или Небесные яблоки. Иллюстрации:
Ю. Гукова. — М.: Новое литературное обозрение, 2004;
Людмила Улицкая. История о старике Кулебякине, плаксивой кобыле Миле
и жеребенке Равкине. История про кота Игнасия, трубочиста Федю и Одинокую Мышь. Иллюстрации: Светлана Филиппова. — М.: Эксмо, 2004.
В последнее время детская литература стала активно осваиваться ведущими отечественными писателями. В этой области уже нет собственных “звезд” с узкой специализацией, какими были советские детские писатели. Все чаще к юной аудитории обращаются авторы, демонстрирующие определенный универсализм и работающие одновременно во многих направлениях.
Как представляется со стороны, легче всех этап освоения преодолел Борис Акунин, с захватывающей непринужденностью жонглирующий жанрами и формами. Складывается впечатление, вероятно, все-таки обманчивое, что очередная книжка, хоть детская, хоть какая угодно другая, не стоит автору никаких усилий. Особенно когда известен шаблон. Если речь идет о детских приключениях — значит, главным героем должен быть ребенок, перед которым необходимо поставить какую-нибудь более или менее масштабную задачу. Ее решение должно быть сопряжено с чем-нибудь чудесным и необыкновенным. Идеальное необыкновенное — это, конечно, путешествие во времени. У главного героя, понятное дело, должны быть друзья и враги. Детей необходимо сделать участниками событий, в которые активно вовлечены и взрослые. И так далее.
Все возможные элементы шаблона в “Детскую книгу” Б. Акунина честно включены. Главный герой — маленький мальчик по имени Ластик (от Эрастика), которому вменяется в обязанность, ни много ни мало, поиск Райского Яблока — источника Зла в нашем несовершенном мире. С помощью изобретенных Б. Акуниным хронодыр, которые являются аналогом машины времени, поиск распространяется на далекое прошлое и будущее. Ребенку помогает профессор Ван Дорн, а противодействуют разные плохие люди, населяющие разные же эпохи.
Все бы ничего. Но беда в том, что в “Детской книге” Б. Акунина многие элементы шаблона доведены если не до абсурда (хотя часто именно до абсурда), то точно до пределов, плохо сообразующихся с представлениями о норме и мере. “Детская книга” как продукт коммерческий несет на себе отчетливые следы глобальной гаррипоттеризации детской литературы. Подобно Гарри Поттеру, Ластик — не просто ребенок, а ребенок избранный, носитель миссии. У него тоже необыкновенные предки: сыщик Эраст Фандорин — из тех, кто поближе, а из далеких — некий крестоносец, который в свое время откопал Райское Яблоко из-под земли и выпустил в мир Зло, сыграв тем самым роль небезызвестной Пандоры. Фамилия Фандорин, таким образом, обязывает ни в чем не повинного Ластика к искуплению греха своего предка.
К сожалению, увязка Ластика с Эрастом Фандориным совсем не смотрится красивым ходом, а кажется скорее проявлением некой навязчивой идеи. Расползание Фандорина в пространстве и во времени катастрофически обесценивает и без того потрепанный образ. Вспоминается опять-таки “Гарри Поттер”, в котором навязчивость связана с обстоятельствами гибели родителей главного персонажа. Это печальное событие, служащее отправной точкой повествования, в каждой книге обрастает все новыми, каждый раз все более нелепыми, подробностями. Так и с Фандориным. Начиналось все очень мило с молодого человека, который в качестве компенсации за тотальную неудачливость своего отца получил в дар от судьбы стопроцентное везение. Но неумолимый маховик масскульта затаскивает несчастный персонаж все в более и более глухие дебри. Теперь, пожалуйста, — в ход пошли крестоносцы. И, наверное, это еще не предел.
Необыкновенная легкость, с которой автор делает аллюзии к первородному греху, искуплению и спасительной миссии, окончательно лишает произведение какого-либо веса, превращая его в совсем уж беспечную болтовню, никого и ни к чему не обязывающую.
Без особой деликатности автор обходится и с исторической реальностью. В этом смысле в книге происходит довольно много сомнительного, но телега окончательно уносится в рай, когда выясняется, что Гришка Отрепьев на самом деле — провалившийся в хронодыру пионер Юрка, реализующий в Смутное время идеи шестидесятничества. Такое весьма невежливое обращение с музой Клио и историческими лицами перекочевало в “Детскую книгу” из “Кладбищенских историй”. А ведь тоже начиналось все с остроумной и чисто литературной игры с персонажами “Чайки” и “Гамлета”, а пришло к весьма печальному итогу в виде Карла Маркса-вампира и того, о чем уже говорилось.
В то же время справедливости ради надо сказать, что “Детская книга”, как и большая часть произведений Б. Акунина, время от времени “цепляет” не совсем стандартными, а потому интересными ходами и мыслями. Не то чтобы абсолютно новыми, но тем не менее прибавляющими автору очков.
Б. Акунин избегает идеализации прошлого, обращая внимание на подчеркнуто реалистические подробности повседневной жизни начала XVII и XX веков.
Один из “демонических” персонажей “Детской книги” высказывает своеобразное суждение по поводу “инстинкта продолжения рода”, связывая его со стремлением к разгадке “Тайны Бытия”. Живущие поколения надеются, что к этой разгадке когда-нибудь придут если не они сами, то хотя бы их потомки.
Идея избранности главного героя трансформируется в демократичное утверждение о том, что каждый ребенок — “Самая Важная Персона на Свете”, и что “обыкновенных людей… не бывает” (последнее, правда, уже высказывалось в тех же “Кладбищенских историях”).
К числу удачных “изюминок” можно отнести словечко “хронодыра”, имя Ластик, разнообразные “Гли, ликом бел, пригож, недырляв”, “Да сторожко вы, бесы. Аще узрит кто” и так далее.
Скорее всего, “Детская книга” изначально адресована не столько детям, сколько тем, кто, читая ее, может повспоминать Кира Булычева, фильм Back to the future, Ивана Васильевича, который меняет профессию, детективы самого Б. Акунина и множество других узнаваемых источников, послуживших кубиками в этой игре.
Марина Вишневецкая и Людмила Улицкая, несмотря на коммерцию и засилье Гарри Поттера, в хорошем смысле гнут свое — не конструктор собирают, а сочиняют.
Волшебный роман — дадим этой книге такой жанровый подзаголовок — Марины Вишневецкой “Кащей и Ягда, или Небесные яблоки” — сказание о том, как Кащей и Баба-Яга получили в наказание от языческих богов свое мрачное и одинокое бессмертие. Эту сказку можно читать детям вслед за “Снегурочкой” и “Русланом и Людмилой”, чтобы погрузить их в мир не фальшиво-лубочной, а настоящей славянской старины, чей голос звучит здесь убедительно чисто. О чистоте свидетельствует совпадение этого голоса с тихим отзвуком, который прячется где-то у нас внутри и от такого совпадения усиливается и становится внятно-различимым. Перун и Велес, одноглазое Лихо, небесный сад, река, лес, поля и степь, затянутые тиной омуты, нечисть, вековые деревья, облака… Все это у Вишневецкой живет, дышит и хранит тайны. Насыщенное ритмом повествование складывается во взволнованную песнь о вечности и смысле жизни. Каждая глава открывается одним из “нерешенных вопросов”: “для чего живут боги?”, “для чего было Мокоши видеть грядущее — чтобы успеть его изменить или чтобы смиренно принять?”, “что такое судьба человека?..”, “для чего живут люди?”… За переплетением событий, поворотами судьбы, борьбой богов друг с другом и людей с богами автор старается разглядеть глубоко спрятанные и неочевидные законы жизни. Сказка о людях и богах утверждает, что человеку нельзя оставаться без покровительства, один на один с собой и с миром. Роман, кроме всего, представляет собой робкую просьбу о милосердии и защите, обращенную одновременно и к людям, и куда-то вверх: “Ведь совсем без опеки нельзя человеку”. Без опеки, без подчинения высшему нет мира в душах людей, нет гармонии. Измерителем гармонии в сказке Марина Вишневецкая сделала очаровательное нежное существо — рыжего зверька с почему-то греческим именем Фефила.
Каждая мысль, каждая догадка высказана в романе с осторожностью, которая оставляет место для продолжения. Здесь вопросов намного больше, чем ответов и уверенных констатаций. Поэтому круг потенциальных читателей никак не ограничивается “детьми среднего и старшего школьного возраста”.
Реконструкция истории Кащея и Ягды, в которую включены ссылки и на Прометея, и на Ромео и Джульетту, и на Кая и Герду, выглядит достаточно смелой, но не нарушает границ, за которыми художественный вымысел становится режущим слух враньем.
Если произведение Марины Вишневецкой — прежде всего лирика, то в написанном Людмилой Улицкой на первом месте ирония. Персонажи “Историй…” — это превратившиеся в мышей, котов, лошадок и прочую живность персонажи романов писательницы. В этом есть что-то от “Щелкунчика” Гофмана. Узнаваемы все: и Одинокая Мышь, и плаксивая кобыла Мила, и жизнерадостный жеребенок Равкин (от Травкина)… В человеческом обличье они уже встречались в романах “Казус Кукоцкого”, “Искренне Ваш Шурик”, повести “Сквозная линия”. По сути, “Истории…” есть краткое переложение романов в сказочно-иносказательной форме. Или их продолжение. Сюжет и событийную линию Улицкая смещает в сторону от основных акцентов. Затем вырезает кусочек жизни со всеми неровностями и нестройностями и демонстрирует его как есть. Но то и дело разбегающееся повествование приходит в точку своего локального хеппи-энда, где Одинокая Мышь избавляется от одиночества, жеребенок Равкин поступает в цирк, а плаксивой кобыле Миле не приходится больше жить в городской квартире.
“Истории…” можно читать и как введение в художественный мир Людмилы Улицкой (это как раз для тех, кто помладше), а можно рассматривать как составную часть этого мира, равноценную повестям и романам.
Книги Б. Акунина, М. Вишневецкой и Л. Улицкой великолепно оформлены. Скрытая пеленой древность, которой так хорошо соответствуют приглушенный свет и полутона, нарисована Ю. Гуковой с той же точностью, с какой она описана самой М. Вишневецкой. Единственное цветное пятнышко в книге — это кругленькая пушистая Фефила, перекатывающаяся со страницы на страницу. Зеленый, болотный, серый — цвета тайны и давно прошедшего времени, которое невозможно представить ярким и полностью освещенным.
Наивно-сентиментальные иллюстрации Светланы Филипповой — не столько сопровождение текста Людмилы Улицкой, сколько его органичная часть. Грустная мышка в накинутом на плечи пальто — замечательный зрительный образ одиночества, от которого стремятся спастись все герои Улицкой. А лошадка на ярко-синем поле — надежда и смелое жизнеутверждение, которое само немного боится собственной смелости. Мягкие, наивно-детские рисунки в сочетании с простыми словами: “Мышь, о которой пойдет речь, была одинокой”, или “Старик Кулебякин был добрейший человек”, выстраиваются в единое целое, создают маленькое, уютное пространство, куда помещается тоже маленькая, но настоящая жизнь.
Благодаря иллюстрациям Дениса Гордеева “Детская книга” Б. Акунина выглядит как аппетитный пирожок. Прорисованность характеров (художнику особенно удались злодеи), цветастость и четкость напоминают декорации, костюмы и грим к нарядным спектаклям Большого театра. Классика жанра в лучших традициях. Книжку просто физически не хочется выпускать из рук. Так оформлялись сказки во времена моего детства 20—25 лет назад. Картинки придают легкомысленно-веселой и бодрой книге Б. Акунина ностальгическое тепло.
“Детская книга” Б. Акунина, “волшебный роман” М. Вишневецкой и “Истории…” Л. Улицкой свидетельствуют о том, что сегодня постепенно размываются отчетливые границы между литературой для детей и для взрослых. Ведущими писателями создаются произведения, разные уровни которых ориентированы на разные возрастные группы читателей.
Ольга Бугославская