Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2004
От автора
В последние годы стихи почему-то ко мне приходят либо большими циклами, либо небольшими книжками. Так, в апреле этого года в издательстве «Русский путь» вышла книжка «Без тебя», посвященная памяти Семена Липкина. Первый и самый большой цикл из этой книги опубликовало «Знамя». И вот снова я предложила редакции «Знамени» и его читателям стихи из новой книги «Иерусалимская тетрадь» (возможно, это не окончательное название). Книгу я посвящаю моей дочери — писателю, искусствоведу и историку Елене Макаровой, вызволившей меня из глубокой и одинокой скорби по Липкину. Но любовь никогда не кончается с уходом наших любимых из жизни, и она существует и в этих последних стихах, но уже обращена не только к единственному человеку, а к внешнему миру Святой Земли, где в течение февраля-марта и написалась. Да, написалась любовь, если в моем стихотворчестве можно обнаружить признаки поэзии. Потому что поэзия и есть любовь к человеку, к природе, к Богу.
* * * Сергею Макарову В качестве гостя, туриста и пилигрима Славлю апостольские и людские труды. Трубы-цилиндры на крышах Иерусалима — Ловчие солнца для нагреванья воды В каменных стенах с каменными полами — Ведь и в Святых местах бывает зима, Особенно зябко под храмовыми куполами, Где пламя свечи подчёркивает полутьма Особенно в будние дни, по которым обычно В церковь люблю заходить. Да простят небеса, Я не умею ни жить, ни молиться публично, Поэтому мне подмосковные любы леса, Где я в бревенчатых стенах одна обитаю, Из-под кирпичной трубы выгребаю золу, Днём за экраном сижу, Библию на ночь читаю Перед иконою Троицы в красном углу. 1 марта 2004 * * * Израиль. Февраль. Теплынь. Жёлтая роза пустынь, Алая роза полей, Синяя роза морей. А что до розы ветров, То символ её ненов, Как дней навязчивый хор: Израиль. Теплынь. Террор. 27 февраля 2004 * * * Мне неизвестно, с какой фараоновой эры Здесь, в соломоновых копях, камни стоят — гулливеры Розоволицые, ртами им служат пещеры. А из пещеры слышны мне Далилы рулады, — Это поёт безработная дива эстрады, Млея от резонанса в гортани громады, Что от нежданного в глотке своей сопрано И от полуденно-солнечного тумана Сморщенный лоб уподобляет тарану. Любят смотреть великаны в синее блюдце Озера, возле которого люди пасутся Да и верблюд на цепи, — губы бедняги трутся О ненавистные звенья. В кафе бедуинском Люди лепёшки едят на сидении низком, Курят кальяны, дети их носятся с визгом Мимо верблюда, не емля тоски верблюжьей. К вечеру горы мне кажутся выше и уже Всяческих знаний о том, что внутри и снаружи. К вечеру я каменею от мысли досужей. 16 марта 2004 * * * Боже, неужто Твоя пылающая купина Взрывами обернулась в разных концах земли? На разный манер Твои выкрикивая имена, Новые варвары с новым запалом пришли — Нету ни фронта, ни тыла: везде война. Разум мой дремлет, да око моё не спит, В полном безумье оно озирает места Дольнего мира, где в дальнем углу манускрипт Пишет безумец другой: из Египта бежит Мир до сих пор, на бегу распиная Христа. 12 марта 2004 * * * Цикады звенят, и цветут цикламены. Монеты летят в картуз, — На улице за неимением сцены На флейте лабает блюз То ль бедный студент, то ль бесцельный оболтус — Глаза зелены, как весна. Вчера за углом здесь взорвали автобус, А улица снова полна. Террор, безработица, взвинчены цены… Но воздух беспечен и чист. Целуются пары, цветут цикламены. Разводит руками турист. 1 марта 2004 * * * Я впервые в кафе захожу одна, Кофе пью безо всякой на дне гадательной гущи, И на мир смотрю из витрины окна, Но не лица вбираю в глаза, а миндаль цветущий. Розоватое облако миндаля При смещении света становится голубоватым. Так и письма к тебе в неизвестность для, Мой язык со смещением места становится глуповатым. А вокруг одна ивритская речь. Что могу разгадать в её крупно-картавом помоле? Да и надо ль? Всё, что могу просечь, На Святой Земле нахожу в каменистом подоле. То младенцем, то ангелом мне миндаль Представляется, ствол же — церковным пилястром. Скоро ранняя Пасха. Цветёт февраль, Указуя мне путь к лёгким ландышам, к острым астрам. Скоро год, как нет тебя наяву. Потому-то мне легче не лица разглядывать, а растенья. И сама-то растительной жизнью живу И завишу от света капризов и ракурсов тени. 1 марта 2004 * * * В вечный покой любовь проводив, Больше не знаю, кто мёртв, кто жив, Кто откровенен, кто лжив, Чьё в коридоре висит пальто, Если сюда не входил никто Лет, наверное, сто. Что за абсурд вылезать из сна Ради единственного окна, Перед которым стена Вовсе без окон и без дверей И состоит не из камней — Из календарных дней. 4 марта 2004 * * * Своя среди чужих — как это редко Случается с залётным человеком. Лианами увитая беседка Мне кажется просушенным ковчегом Не там, где он пристал, — откуда вышел, — Из этих мест, где пальмовый оазис, Где крестиком миндальный воздух вышит, А кит Ионы есть Христовый базис. Играй же, память, на клавиатуре Камней среди песков и вод горбатых. При этой дружеской температуре Забытых нет и нету виноватых. 1 марта 2004 Воспоминание Над портом, провонявшим рыбьим бунтом, Встаёт луна из моря медным бубном. Над рыбою, в песке не погребённой, Бьёт в медный бубен ветер забубённый, — И чешуёй искрится полнолунье, И ножки неудачницы-плясуньи Дробь выбивают в тишине безгробной На выходе из клубной гардеробной. 17 апреля 2004 * * * Я, родом из города рыб, погибающих в нефти, Я, жительница Москвы, пребывающей в нетях Невнятных реформ и устойчивой ностальгии, В Эйлат тороплюсь, где без комплексов люди и рыбы Разглядывают под водою коралловые полипы, Одёвки из водорослей и каменья нагие. Там горный ландшафт — суть причудливых розовых линий Над синью, где плавают рыбы расцветок павлиньих. Ах, Красное море, судьбы надоели мне шутки В империи жить, а потом оказаться свободной От места рожденья. Не только по лени природной, Ах, Красное море, к тебе тороплюсь лишь на сутки: На дольше ни времени мне недостанет, ни денег. 3 марта 2004 * * * Нет ни дна, ни покрова. И вовсе развален мой быт. За инерцией слова инерция жизни стоит. Только я не такая, чтобы жизнь доводить до нытья, Я её растолкаю, иначе я буду не я. Как-никак, жизнь есть гостья на чудной, на грешной земле, — Угощу её горстью камней и винишком в стекле. Пусть грызёт она камни и пусть запивает винцом, Слышишь, не потакай ей, мой ангел с усталым лицом. 4 марта 2004 Дон Кихот Стоит он, в отчаянье цепенея И простирая ладонь: Все бросили — Санчо и Дульцинея. Все бросили. Даже конь. Повсюду циники и пройдохи — Ни рыцарей и ни дам. Стоит у воды. Ото всей эпохи — Только на сердце шрам. Сломалось копьё, заржавели доспехи. Лишь в раковине ушной, Как в некой вневременной прорехе — Гул мельницы ветряной. 10 марта 2004 * * * Полдень. Пальмовый зонт. Ровен морской горизонт, Как английский газон. Кофе разносит гарсон. И клонит в кофейный сон Полдень. И чашки дно С морским сейчас заодно: Гуща и водоросли Смешались, — время земли Гаданьем подтверждено: Как рыба дышит оно. В полуденном полусне Влеку эту рыбу к волне Живительной… Летний Понт. Эклектика мыслей. Экспромт. Полдень. Пальмовый зонт. 6 марта 2004 * * * Здесь, в центре Авраамовой страны И обновляемой Христом весны, Такое впечатленье создаётся, Что вылупилось солнце из луны, Луна — из солнца. Скользят по небу рыба и весло. И днём светло, и вечером светло, По крайней мере на душе молящей: Оставь за дверью суетное зло, Сюда входящий! Забудь властолюбивого раба, Воспомни трижды грешного Петра, Прощённого, допущенного к раю С ключами… Вдох проходит мимо рта — Я умираю. 1 марта 2004 * * * Я засиделась на улице Метуделла. Здесь, на балконе, где облако явно поспело, Я загостилась, как будто я божья коровка. Ветер и дождик. Дрожит бельевая верёвка — Вот-вот сорвутся прищепки-канатоходцы В пропасть двора, где трава бьёт в свои колокольца Капельно-пёстрые, а гладкоствольные лавры Бьют в свои глянцево-жёсткие листья-литавры. Дождь для растения здесь — блаженная редкость. Мысли мои обретают мгновенную резкость — Я загостилась, — ознобисто мне и неловко. Ветер. На уровне горла трепещет верёвка. 7 марта 2004 Читая Платона Строфика, живопись, музыка. «Искусство всегда едино». В ногах плетёная мусорка — Черновиков корзина. Музыка, живопись, строфика Распались на составные. На слово, как на дистрофика, Сегодня смотрю впервые. Чем накормить, чтоб имелась в нём Скрипка и краска не гасла? Как же оно без мелоса, Как же оно без масла? 11 марта 2004 Под оливой Мир, до чего ж красив ты! В мареве миндаля Каменные манускрипты, Лаковые поля. Жду, что, продлив оливу, Эдак часам к пяти Тень удлинит перспективу Времени и пути. Вспомнив внезапно Трою И Ариадны нить, Хочется — я не скрою — Дольше себя прожить. 1 марта 2004 * * * Я больше не хочу, я не желаю Вылавливать сетчаткою дырявой Мир из терцин, где я всему чужая От пекла жизни до посмертной славы. Сиюминутные мелькают лица В кругах нечеловеческих комедий, И тень от мраморного флорентийца В крупицах марганца и зёрнах меди. О Господи! Откуда что берётся? Заплёван снег застойной звёздной кровью. И всё-таки одно и то же солнце И во Флоренции и в Подмосковье. 17 марта 2004 * * * Из чужого пейзажа с трудом Выхожу, будто в детстве, из сказки, — Всё желает быть взято пером, Всё желает мгновенной огласки — Даже гор многоэховый гром И спиральных проулков развязки, Переклик колокольных огней, Звон верблюжьих цепей и монисто… По опасной дороге туриста Я прошла и забыла о ней. 28 марта 2004