— СПб.: Геликон+Амфора, 2003
Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2004
Паутина
Созвездие: Классики и современники. — СПб: Геликон+Амфора. — Александр Кабанов. Айловьюга; Глеб Бардодым. Солнце на стене; Ольга Родионова. Не летай. — 2003.
Продюсер, он же редактор героической, то есть поэтической, серии “Созвездие” Александр Житинский, взявшийся выловить из Интернета поэтов, достойных войти в литературу, взялся за дело нелегкое. Проблемы здесь две (остальное — вопросы). Первая: слишком мало ценных промысловых рыб (поэтов) приходится на общее количество интернетской рыбешки. Вторая — у найденных поэтов вряд ли найдется большое количество равноценных стихов, способных составить полноценную поэтическую книгу… Зато какая благородная задача — открыть нового поэта и дать ему дорогу в жизнь, а авансом — книжку такого изящества, какой позавидовали бы маститые…
Гораздо проще издавать известных поэтов, сделавших себе имя в периодике, отвечающих за качество своих стихов и гарантирующих издателю если не коммерческий успех, то хотя бы сознание обязательности подобного книжного проекта. В данном же случае издатель идет на риск — правда, риск благородный. И оправданный: среди “созвездия” интернетских поэтов случаются и настоящие открытия, как, например, Александр Кабанов, русскоязычный поэт из Киева 1968 года рождения, выпустивший уже три книги на Украине. “Айловьюга” — книга итоговая, в нее вошли избранные стихотворения из написанного за последние пятнадцать лет.
Кабанов — веселый виртуоз, его герой — трагический шут, каламбурящий, играющий словами и звуками, выстраивая неожиданные бытийные связи, выращивая внутри себя “недозревшее слово”, нагружая его метафизическими смыслами; видя и слыша неявное, несмотря на то, что “пусть зрение мое — в один Гомер, / пускай мой слух — всего в один Бетховен…” и имеющий право под видом шутки говорить пронзительно и искренне, часто с самим собой:
Я сам себя забыл о жизни
расспросить,
Так забывают свет в прихожей
погасить
И двери перед сном закрыть
на шпингалет…
Я принял эту жизнь.
Надежней яда — нет.
Тема жизнь-смерть — сквозная в обоих циклах — дается, как правило, иронично, но с горчинкой-грустинкой очень серьезного подтекста:
…Бессильна смерть.
И есть тому причина —
я жизнью болен так неизлечимо,
что женщина любимая боится
хроническим бессмертьем
заразиться…
Словесная палитра Кабанова яркая, цветная, пейзаж чувствен и зрим, образы дерзки и точны, а звук и смысл так тесно переплетаются, что стихотворение будто пишется само: “Я отдыхал на бархате шмелей / еще гудящим от дороги взглядом, / Земля крутилась ночью тяжелей, / вспотев от притяженья винограда”…
Когда автора не подводит вкус, неологизмы, точнее, окказионализмы, которых, как заметил в предисловии редактор, в книге действительно много, оказываются остроумными и многослойными: “донкихочется мне”, “жюльверный мой товарищ”, “У меня о любви чикчириков вагон”, “водяное букетство” (о фонтане); встречается оригинальное обыгрывание цитат: “Стихи растут из ссор поэта с мирозданьем”.
Нечасто, но случаются у автора провалы вкуса. Когда “пахнут зоопарком плюшевые львы” — это хорошо, но — “У бессмертия тоже воняют носки…” — это, по-моему, не очень. Ненормативная лексика тоже, думается, книгу стихов не украшает. Ведь поэт, по выражению Кабанова, “сплошное ухо тишины”. А тишине чужды крикливость и тем более ругань.
Глеб Бардодым, чья книга “Солнце на стене” вышла следом за кабановской, тоже не слишком молодой поэт — в книгу вошли стихи последних десяти лет. Его поэтика тише, медитативнее, с постоянными смыслообразующими: тепло, свет, уютная радость существования.
Рассвет. Полудрема. На кухне шаги.
Там бабушка с мамой пекут пироги,
горшки и ухваты гремят за стеной,
и сон неотступно стоит за спиной.
Как сказочно пахнет!
Как чудно лежать
и гривенник жаркий в ладони
держать,
и дивные розы на окнах смотреть,
и сладкое слово “суббота” вертеть
во рту карамелькой…
Как радостно знать,
что все же придется,
придется вставать!
Бардодыму чужды броскость и дерзость; его поэтика — не пожар, как у Кабанова, а ровное, мягкое мерцание. Но без дерзости удачи даются особой глубиной, которой в большинстве стихов этой книги нет, встречаются в ней и ученические стихи, и эмоционально бесцветные — а поэзии вялость противопоказана. Читая эти книги друг за другом, я думала крамольную думу: если бы некоторым прилежным стихам Бардодыма добавить кабановской смелости и шаловливости, а стихотворениям Кабанова — немного классической строгости Бардодыма — стихи Кабанова стали бы благороднее, обрели бы внутреннюю меру и безошибочный вкус, а стихотворения Бардодыма избавились бы от штампов и инерционных строк; его шепот уводил бы в какие-то новые глубины, а не сонно замолкал, будто ему просто не хватило сил, чтобы продолжать звучать…
Энергичность, размашистость, интонационная утвердительность, максимализм, категоричность присущи стихам сетевого поэта Ольги Родионовой. В ее стихах есть и романтический протест против мироустройства, и одновременно его приятие, и особая интонация: смесь грубоватой пронзительности бардовской песни и прозрачности лучших образцов традиционной лирики.
…И я перейду на один из чужих
языков,
Возможно, забытых, с налетом столетий
и пыли,
И выберу море, поскольку люблю
моряков,
Особенно тех, что давно безвозвратно
уплыли.
На пристани высмотрю имя
того корабля,
Чей лоцман не спит, потому что хмелен
и азартен,
Пройду за спиной у него,
не касаясь руля,
Шепну пару слов — он поймет
и отметит на карте.
Мой ангел-хранитель устанет меня
укорять,
И сядет на палубе, грустно следя
суматоху
Веселых матросов, приученных только
терять,
Забывших свои имена, что не так уж
и плохо.
Но книга “Не летай” — очень неровная, и это, наверное, общее характерное качество сетевых авторов, которых не дисциплинирует книжный проект: сеть бездонна, к отбору и экономности не обязывает… Ольга Родионова, если можно так выразиться, поэт чересчур словоохотливый, и стихи готовы длиться и длиться, захлебываясь от эмоций. Складывается ощущение, что автор не всегда может справиться с собственной амплитудой переживаний и не всегда может рассчитать дальность полета, из-за чего то и дело “перелетает” или “не долетает”. Чаще случается первое: наряду с выразительными, рельефными строфами встречаются водянистые и риторические. Проскальзывает в строках красивость, вычурность и высокопарность. Встречаются и затертые образы: “Как из последних сил одолевая твердь, / Торопится душа рвануться выше, / Не ведая о том, что сон похож на смерть!.. / И вот уже нога скользит по мокрой крыше”. Беспорядочно селятся в стихах масочные персонажи: сказочные принцессы, Саломея, Жанна д’Арк, Ной, — все они герои одной бесконечной поэтической мистерии, ничуть не утомленные пестротой событий, происходящих с ними здесь, где так щедро и бездумно разбрасываются яркие образы: “Сумерки в городе пахнут бельем / Стираным, старым корытом, подвалом… / Эту страничку мы йодом зальем, / чтоб поскорей заживала” или “…Кукушка к окну прилетела / Из ходиков, сданных в утиль”. А вот как говорится о спасительности поэзии: “Еще держу, еще держусь, и даже / Мы совершаем с горем пополам, / Отчаянные конные вояжи / По выцветшим лирическим полям…”. Но образы эти приходится вылавливать из стремительного и широкого словесного потока. Успел выловить — хорошо. А не успел — так и пронеслись мимо незамеченными. Остановился между строк перевести дыхание, подумаешь: может, и ни к чему идти дальше.
Так и Александр Житинский, похоже, переводит дыхание от книги к книге серии “Созвездие”, — останавливается, задумывается, — и, разрывая “паутину”, решает идти дальше — потому, наверное, что делает дело большой культурной важности, на которое мало кто идет с такой решимостью: книжки серии “Созвездие” изящно и профессионально оформлены, поэтому у читателя складывается ощущение, что он держит в руках произведения вполне состоявшихся авторов.
Моя однофамилица поэт Ирина Ермакова в интервью Татьяне Бек, опубликованном в журнале “Вопросы литературы” (2003, № 4), призналась, что, выпустив свою первую книгу, сразу поняла, как не надо писать. Подарив лучшим из сетевых авторов такой опыт, Александр Житинский помогает им сделать важный шаг на пути к профессионализации. Поэтому хочется этой полезной серии пожелать больше находок, открытий и просто удач.
Анастасия Ермакова