Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2004
Михаил Герман. Парижская школа. — М.: Слово/Slovo (Большая библиотека “Слова”), 2003.
Гармоничное во всех компонентах (архитектонике, иллюстративной части, качестве текста) произведение полиграфического искусства. Что до текста — об искусстве только так писать и стоит: с большой любовью к предмету. Тогда все сложное, не принадлежащее народу, становится понятным и принадлежащим — благодаря живым портретам галеристов и художников в индустриальных пейзажах Парижа ХХ века и чувственным формулам, не упускающим научной точности: “мистический темперамент Сезанна”, “матиссовская радость”, “интеллектуальные коды кубистов”…
С.Л. Фокин. “Русская идея” во французской литературе ХХ века. — СПб: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2003.
Монография прослеживает понимание французскими интеллектуалами русской революции, отраженное во французской литературе. Просоветская настроенность многих крупных писателей объясняется здесь подключением культурной памяти французов о собственном революционном движении к происходящему в России, что было обусловлено развитием французской ветви экзистенциальной философии с ее доминантой неуютного самоощущения. Например, поездки Сартра в Советскую Россию в 50—60-е годы автор трактует как стремление восполнить нехватку утопии.
Франк Рюзе. 0%. Перевод с французского: Ирина Мишина. — М.: FreeFly (Французская линия), 2003.
Автобиографический роман фотомодели, подаренный мне со словами “Александр Шаталов из передачи “Графоман” плохого не посоветует” сотрудницей нашей редакции, открывающей двери посетителям путем нажатия кнопки домофона и встречающей их с неподдельной радостью, а по совместительству — самым благодарным читателем, какого только может себе представить пишущий человек.
Увы, подвела телезвезда, читать невозможно. Скудный и скучный набор плоских, безликих, неавторских слов, грамматически связных, но не сцепляющихся в текст.
Мы: Женская проза русской эмиграции. Сост., вступ. ст., комм.: О.Р. Демидова. — СПб: Издательство Русского христианского гуманитарного института, 2003.
Составитель отличается некритическим отношением к модным современным поветриям и испытывает трудности с логикой отбора — что с неизбежностью сказалось и здесь. Почему подпись под фотографией сотрудников журнала “Числа”, на которой 31 человек построены в три ряда, перечисляет лишь десятерых во втором ряду? А, там сидят пять женщин. Но логичнее было бы только их и назвать! По какому принципу отобраны 2-3 рассказа каждой писательницы? Этой загадки не разгадать: во многих из них нет ничего принципиально другого, чем в неудачных опытах мужчин-прозаиков. Получилось издание неясного назначения — а при составлении с установкой на полноту антология могла бы быть полезна социологам, исследующим гендер, — как бывают полезны педиатрам-психопатологам альбомы рисунков детей-шизофреников и все подобные целевые издания — специалистам соответствующего профиля.
Юлия Сидур. Роза Террестриэл: Роман о запретном счастье, или Любовная драма чужого мира. — М.: Время, 2003.
Цель существования планеты Фантия с генетически разумным населением и правителем по имени Вольтер — повышение уровня разумности жизнеустройства на планете Земля. Но эти сверхразумные фантийцы, для которых к тому же библейские чудеса — школьные упражнения, почему-то мечтают вывести розу с запахом, как те, что растут на Земле, — запахи здесь редкость и ценность. Поэтому за беззаконно попавшим на планету землянином ходит служитель, собирающий фекалии на удобрения, — ничто фантийское не годится.
Утопия это или антиутопия — трудно решить: учтены и “Аэлита”, и “Мы” (фантастический мир здесь дисциплинированный, но чтящий права фантийца, близкие нашим либеральным), и “Прекрасный новый мир” — в эротических играх населения, и “Терминатор” с его органически-неорганическим телесным составом, и даже первая книга “Гарри Поттер” с ее школой юных волшебников, мудрыми учителями и умными зверушками, здесь превратившимися в электронных, но любящих ласку едва ли не больше живых…
Этапы прочтения:
1) подзаголовок ничего хорошего не обещает, как и преувеличенная до кича (платиновые волосы) арийская внешность инопланетян, завязка сюжета — общее место фантастических романов про инопланетные полеты…
2) начинаешь замечать симпатичные и остроумные детали: электронная лягушка, прежде чем выполнить команду, перебрала лапками, инопланетные гимназисты носят имена и фамилии, типичные для разных этнических групп Земли, фантийцы специально учатся улыбаться и завидуют землянину, который улыбается искренне…
3) ждешь, что перевесит: нра или не нра — чтобы дочитывать или нет.
Афанасий Мамедов. Фрау Шрам. Роман. — М.: Время (Высокое чтиво), 2004.
Книжному изданию романа добавляет веса биографическое предисловие, написанное в третьем лице, — но некоторые детали выдают в нем литературную автобиографию. Например, слово “буквально” в сообщении, что институт искусств был брошен “буквально через полгода”. Лучшую характеристику журнальному варианту дал сам автор, сказав в интервью корреспонденту “Известий”, что до букеровского шорт-листа почти никто романом не интересовался.
Но кто-то все же интересовался: Андрей Немзер, стараясь изобразить похвалу, перечисляет в качестве его достоинств категории этического — “благородное негодование”, например. Недобрая к “навороченной” прозе в естественных условиях, Мария Ремизова с той же целью цепляется за “чувство ностальгии”. Восхищенная Ирина Ермакова достает из забвения эпохальное словосочетание “живая жизнь”.
Жизнь — это другой жанр, в ней многое оправдано лишь тем, что действительно было. А специфика искусства как раз в поиске средств гармонизации для ее разнородного материала… Это я ломаю голову над тем, как хорошие люди могли полюбить плохой текст. Хотя есть же вещи, которые надо воспринимать мимо текста — прямо сердцем. А мне еще мама говорила, рыдая над каким-нибудь наивным советским фильмом, что вместо сердца у меня — каменюка (вариант: кирпичина).
Владислав Шпильман. Пианист: Варшавские дневники 1939—1945. Перевод с польского: М. Курганская. — М.: Мосты культуры, 2003 — Иерусалим: Гешарим, 5763.
История выживания варшавянина еврейского происхождения в захваченном нацистами городе, потрясающая обилием безвыходных положений, из которых герою чудом удалось выйти, уже подвергнутая нескольким литературным и одной кинематографической обработкам, теперь издана сыном героя, Анджеем Шпильманом, с приложением к дневникам отца фрагментов дневника немецкого офицера, спасшего ему жизнь. Объяснений, откуда дневник взялся, и прочих ответов на вопросы читателей, вызванные подачей этого материала как “литературы факта”, в книге нет.
Раиса Шаевич. Блокадный дневник: Ленинград, 1941—1943. — Екатеринбург: Издание газеты “Штерн” и Уральского государственного лесотехнического университета.
Женщина, которая вела этот дневник, предназначенный для прочтения: “Ой, гадина Гитлер, скоро этого будет много и придет тебе, стерве (извините за грубость), конец <…>” — представительница героического типа советских людей, истово верующих в коммунистические идеалы. Она радовалась, что у нее нет ребенка (ей было за 30), потому что за себя не страшно, сетовала, что не все “партийцы” “тем и отличаются от обывателей, что не теряют веры и перспективы”, и помогала всем, кому могла помочь. Светлая ей память.
Николай Митрохин. Русская партия: Движение русских националистов в СССР 1953—1985. — М.: НЛО (Неприкосновенный запас), 2003. — 624 с.
Полагая это движение таким же значимым в оппозиции бюрократическому социализму в СССР, как и диссидентское, автор проинтервьюировал множество людей, считающих себя русскими и неприязненно относящихся к людям других этносов, и проанализировал корпус “литературы вопроса”. Разрозненные факты — от превращения к 50-м годам РКП(б) первого пореволюционного времени, пропагандирующей социальное братство вне зависимости от этнической принадлежности, в националистическую партию до ксенофобии низших страт общества — он привел во взаимосвязь. Во взаимосвязи расклад общественных сил выглядит соответствующим парадигме XIX века “западники (либералы) — славянофилы (националисты) — охранители (бюрократы)”, что в свою очередь восходит к непреходящей триаде политических весов “право-лево-центр” — а в мире феноменов воплощается борьба либерального крыла с националистическим в Политбюро ЦК КПСС, Союз писателей как фракция “партии националистов”, молодежное движение православных антикоммунистов, неоязыческое движение, газеты, журналы, издательства, общественные организации, персоналии…
Сергей Эрлих. Россия колдунов. — СПб, Кишинев: Высшая антропологическая школа, 2003. — 497 с.
Объясняя, кто виноват и что делать, кандидат исторических наук обращается к дохристианскому опыту нации, чтобы найти там ключ к пониманию результата борьбы духовной и светской властей на Руси и в России, а в итоге — объяснению такого феномена русской жизни, как интеллигенция. На эзотерических основаниях строится теория — логически стройная, оснащенная обширной цитацией, — в которой эстафету сакральной власти передают во времени друг другу три поколения колдунов: мифические волхвы, православные святые и, наконец, нравственно взволнованные умы XIX века, причем масонство и движение декабристов понимаются автором как внутриутробный период развития интеллигенции.
Написано это с болью человека, которому открылись сразу истина и ее судьба остаться непонятой, что толкает его на провокационные выходки: “Автор придерживается правила: “Модно все, что я пишу” (из аннотации) и усугубляет ситуацию: сначала кажется, что все это забавное безумие. Потом — что это попросту недоказуемо, хотя действительно: и интеллектуал в России больше, чем интеллектуал, и поэт в ней больше, чем поэт, и все проповедники открывшихся истин и нравственных смыслов излагают все это с колдовским драйвом отнюдь не психоаналитику…
Всеволод Овчинников. Калейдоскоп жизни. — М.: Российския газета, 2003.
Даосский “круг жизни” известный журналист, китаевед и японист, разворачивает как веер фрагментов соприкосновения с непростыми в постижении культурами. “Вершинная композиция” задана спецификой появления текстов, писавшихся для газетной колонки: выбираются самые эффектные случаи бытования в чужих странах. Оторваться невозможно — чего стоит рассказ о дегустации ядовитой рыбы фугу, самого дорогого и редкого блюда японской кухни, на право разделывать и подавать которую выдается лицензия — но тысячи людей попадают в больницу, десятки умирают.
Находчивость и толерантность (мальчишкой, когда не хватило на марки, встал со старушками на паперти) не раз помогали автору в критических ситуациях, что придает очеркам некоторую остросюжетность. Главная мысль, которую проводит автор, — нельзя смотреть на другую культуру, воспринимая свою как канон, — задается в начале, в рассказе об отъезде из блокадного Ленинграда в сибирскую деревню, где местные жители удивлялись: городские едят, как собаки, — каждый из своей миски.
Другая настойчиво проводимая в книге мысль: возражая сразу инициаторам и противникам введения в школьную программу “основ православия”, автор предлагает альтернативу: “религиозные истоки культуры” — не понимая, кажется, что цель инициаторов — используя удобный исторический момент, повернуть “корабль современности” от культуры к культу; а противники, на стороне которых он оказывается, — не инициаторы. У них пассивная роль реагирования.
Андрей Седых. Далекие, близкие: Воспоминания. — М.: Захаров, 2003.
Трогательные без пошлости воспоминания журналиста-эмигранта об известных современниках — писателях, художниках, музыкантах, политиках, — по канону “Некрополя” Ходасевича. Издано это зачем-то в глянцевой обложке диких цветов, составляющих фон для черно-белого изображения какого-то монстра, чья лысина вылезла из границ портрета и закрыла букву шрифта (сочетание шрифтов на обложке тоже немыслимое) — неужели это портрет автора с такой симпатичной интонацией?
Юрий и Ольга Трифоновы вспоминают. — М.: Коллекция “Совершенно секретно”, 2003. — 256 с., 20 л. илл. на вкл.
Книга выдержана в сентиментальном ключе, подпись под фотографией: “А он был грустным младенцем, будто предчувствовал, что жизнь будет недолгой и несчастливой”. Состоит из двух разделов: “Ольга” — воспоминания и повесть вдовы писателя — и “Юрий” — воспоминания Трифонова о Твардовском “Записки соседа” без купюр, три рассказа из книги “Опрокнутый дом” и “Письма Ольге”.
Станислав Ландграф. Что дальше, лорды? Дальше … …? — СПб: Издательство Фонда русской поэзии, 2003.
Старейший актер театра Комиссаржевской из “черной зависти Художникам, Композиторам и Писателям”, у которых художественный руководитель — Господь Бог, написал воспоминания, стихи и пьесы. Среди стихов преобладает жанр посланий или его черты, среди пьес — жанр пародии. Воспоминания выразительны парадоксальностью, афористичностью, жестикуляцией текста (игрой на шрифтах) и самим материалом — фрагментами театрального быта, как, например, выход на сцену посреди спектакля театральной кошки, которая выходит, когда хочет, и отнимает у актеров внимание зрителей, что подвигает их на блестящие импровизации с кошечкой на руках.
Максим Артемьев. Почему. М.: ОГИ, 2004. — 112 с.
Эссе (вообще-то — рассуждения), по-видимому, очень молодого человека.
Книгу делает неинтересной даже не недостаток у автора глубины знания обсуждаемых предметов, подвигающий на открытия вроде деления поэтов на типы “романтиков” и “классиков”, сделанное 132 года назад одним малоизвестным немецким филологом на материале греческой литературы и вошедшее ныне в анналы как дихотомия аполлонического/дионисийского начал культуры. И не отношения автора с родным языком, позволяющие говорить “постигший подобную участь” в значении “участь героя постигла” (с. 7) и “не в которых проявляется гениальность” (сс. 8-9). И даже не тон, которым заявляется, кто кого талантливее, а кто гениальнее всех. А причина этого тона: автор,очевидно, полагает, что иерархия едина и объективна — вот только несколько неряшливо составлена; что истина в любом вопросе одна — вот только надо аккуратней все раскладывать по полочкам…
Янислав Вольфсон. Ялтинская фильма. М.: ОГИ, 2003.
Одноименная поэма 1972 года — чувственное воссоздание прелести дореволюционного курортного быта, — со вкусом иллюстрированная кусочками кинопленки + сильная по эмоциональному воздействию поэма “Лепра” (1977), центральная метафора: мир — что-то среднее между следственным изолятором и психлечебницей + сборник стихотворений разных лет “Камни сердца”. Нерв этой поэзии — боль от невозможности понять жестокий замысел Творца, называемый человеческим самосознанием.
Янислав Вольфсон. Глаз вопиющего в пустыне. — М.: ОГИ, 2003.
Текст 1982 года, жанровый подзаголовок — повесть. Прозаическое кредо автора: проза призвана объяснить ленивым то, что они не понимают, читая стихи. Но, удлинняясь за счет необязательных слов и будучи записанными в строчку, стихи становятся еще непонятнее ленивым… Неленивый может вычленить из ассоциативного плетения снообразной реальности сюжет-основу: ученый хочет написать песенку.
Элла Крылова. Чайки над Летой. Стихотворения. Рисунки Екатерины Крыловой. — СПб: Издательство Буковского, 2003.
“<…> Простых и точных / я жажду слов. Они возникнут вдруг, / <…> / за ночь одну, и это будут строчки из тех, что наконец услышишь Ты!” В ожидании же — упражнения в разных стихотворных жанрах: песенки, элегии, баллады, думы “о мировой красоте”. Рядом в ожидании простых и точных линий рисует Екатерина Крылова. Так получается книга за книгой — и формула бесконечности.
Сухбат Афлатуни. Псалмы и наброски. Библиотека альманаха “Малый шелковый путь”. — М.: ЛИА Р. Элинина, 2003.
Воля к стилю: самовыражение против самодисциплины. Влияние твердых форм поэзии Востока часто перекрывает стиху воздух — но иные из них выходят восхитительными как раз благодаря этому (“Космография”). А иные — вопреки (“Мой Зальцбург”). Интересно построена поэма “Псалмы и наброски”: каждому духовному стиху сопоставлен лирический, с чертами реальной автобиографии, набранный курсивом — как постскриптум. Лирический герой многих стихов — буддистский вариант “монашка в скуфейке” из ранних есенинских сборников, который ходит по миру и радуется красоте.
Санджар Янышев. Офорты Орфея. Библиотека альманаха “Малый шелковый путь”. — М.: ЛИА Р. Элинина, 2003.
Радостное мироощущение, озорные игры со словами и вокруг слов: книга представляет собой цикл стихотворений, в которых цвет, звук и смысл неразрывны порой до зауми, обращенных к женскому образу, который вдруг изымается: “…А тебя, оказывается, не было” — и остаются стихи-в-себе, тут же — в “Комментариях” — изучаемые персонажем Публикатором, пришедшим на смену вдохновительнице.
Константин Ваншенкин. Женщина за стеной. Лирика. — М.: Прогресс-Плеяда, 2003. — 440 с.
Самое интересное из нового — современные анакреонтики с психологически точными наблюдениями, утягивающими легкий жанр на мрачную философскую глубину: “Тянет изредка к первой любви / Как убийцу на место убийства”.
Анна Саед-Шах. Меня встречали по одежке: Книга стихов. Художник Н.П. Мгалоблишвили. — М.: Издатель А.С. Акчурин, 2004.
В предисловии Евгения Евтушенко “Уникальная судьба, уникальная книга” сказано, что “это в первый раз вслух произнесенная немая исповедь сотен тысяч обессловленных судьбой женщин”, и что “Анна Саед-Шах вернула им речь через свои уста”. Но восточная фамилия Анны, совершившей этот подвиг, звучала как-то по-другому.
Ю. Лавут. Цвет. Художник Сергей Любаев. Фотографии Вадима Иванова. — М.: БСГ-Пресс, 2003.
Любопытное издание: с большим вкусом изданная книжечка стихов с недостатками версификации и сбоями вкуса, но с отдельными замечательными образами и строчками, обнаруживающими поэтическое зрение автора. Оформление работает на концепцию книги: радость от многоцветности мира.
Станислав Конен. Месяц август. — М.: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской, 2003. — 144 с.
Лишних слов, используемых как “втыки” в провалах ритма и как наполнители в провалах смысла, в книге добрая половина.
Зиновий Вальшонок. Собрание сочинений в трех томах. Том 3. Путь исповедимый: Стихи и поэма. — Харьков: Факт, 2003.
Дополнительную информацию дает оформление: суперобложка с парадным портретом автора, форзац с фотографиями соратников по поэтическому цеху — Пастернака, Мандельштама, Ахматовой, Цветаевой…
Аркадий Филатов. Сумерки. — Харьков: Майдан, 2003.
Тихая лирика, будто дошедшая из 60-х. В большинстве — катрены по 2-3 строфы. Приверженность странному слову: язык прозрачный, ясный, тонкий рисунок стиха — и вдруг в рифменное положение ставится “сиречь”, “кажись”, “загодя”.
Борис Гашев. Невидимка. Стихи. — М.: Футурум БМ (Первая книга поэта), 2003.
“Русские интеллигенты служебным положением не пользуются” — издатель о сотруднице издательства, жене поэта, при его жизни не предложившей в издательство его стихи. Поэт погиб в 61 год — и это его первая, им самим составленная книга с приложением к ней стихов, не поставленных в нее автором.
Есть в книге строки поэффектней — но главное в ней, наверное, движение вот этого образа:
…………………………….
Все-таки сразу над жнивойНеуловимо, слегка,
Некий пробел сиротливый,
Некий пролет сквозняка.
Словно бы там, над стернею,
Выше стогов и ракит,
Небо, как тело живое,
дальше и дальше летит,
………………………………
Т.В. Данилович. Культурный компонент поэтического творчества Георгия Иванова: Функции, семантика, способы воплощения. — Минск, БГПУ, 2003.
“К числу аспектов творчества художника, нуждающихся в углубленном научном изучении, относятся прежде всего особенности поэзии Г. Иванова-акмеиста в контексте традиций чистого искусства; специфика рассказов художника-акмеиста; влияние русской классики на художественный мир автора; Г. Иванов и пушкинская традиция; любовная лирика поэта, (…)” — еще 9 пунктов и отточие.
Обведя непочатый край жестом экскурсовода, автор предпринимает героическую попытку наметить вехи этого пространства: театр, архитектура, живопись, музыка; трансформация культурных кодов в процессе поэтической эволюции; типы, формы и функции интертекстуальности в творчестве одного из самых загадочных больших поэтов ХХ века. Самое же трудное и нуждающееся в изучении — как раз то, что составляет его загадку: “стертый” поэтический язык его поздних шедевров, сделавших его поэтом первого ряда.
М.Н. Золотоносов. Братья Мережковские: Книга 1. Отщеpenis Серебряного века: Роман для специалистов. — М.: Ладомир (Русская потаенная литература), 2003.
“Роман” в документах и примечаниях к ним (1030 с.) имеет такую сюжетную канву: на пятидесятилетний юбилей сексуальный извращенец подарил себе девочку, взяв ее на воспитание из бедной семьи, и пользовал до пятнадцатилетнего возраста, из чего возник грандиозный скандал, отраженный в многочисленных газетных публикациях, собранных и откомментированных с научной тщательностью. Автор претендует на открытие: педофил, садист, стукач, да еще и антисемит, по совместительству ученый и писатель и, в конце концов, самоубийца Константин Мережковский — антропологический идеал эпохи русского Серебряного века.
Грядет “Книга 2”.
Писатели символистского круга: Новые материалы. — РАН, Институт русской литературы (Пушкинский дом), редакционная коллегия: В.Н. Быстров, Н.Ю. Грякалова, А.В. Лавров. — СПб: Дмитрий Буланин, 2003.
Публикации, помогающие восстановить картину Серебряного века в полноте ее противоречий и индивидуальных воплощений: труднейшие в расшифровке записки В. Гиппиуса о Блоке, статья И. Коневского (Ореуса) об онтологических основах поэтики раннего символизма, аристократический индивидуализм полемиста Эллиса… Интереснейшее в этом замечательном издании — записки последних лет Г. Чулкова, в которых он сам замечал, что считается дореволюционным писателем, тогда как формировался медленно и сформировался поздно, с благодарностью и удивлением вспоминая, как ведущие фигуры того времени “признавали” его авансом.
Остается с нетерпением ждать, когда будет издана его “Жизнь Достоевского”, рукопись которой лежит в РГАЛИ. Вот бы в ЖЗЛ…
Ольга Орлова. Газданов. — М.: Молодая гвардия (ЖЗЛ), 2003.
В скандале вокруг издания все одновременно правы и неправы, смотря с чьей стороны посмотреть… На выходе получилась удобочитаемая биография писателя-эмигранта, интерес к которому растет.
О трудностях написания литературной биографии много говорилось. О. Орлова избрала путь максимальной корректности, воздержания от оценок и пристрастий — например, графоман Буров, финансировавший журнал “Числа”, выведенный Набоковым в рассказе “Уста к устам”, назван здесь “одним из самых состоятельных писателей”. Богатых то есть.
Дни и книги Анны Кузнецовой