Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2004
Хорошее отношение к славистам
Русский язык в мире: Доклад. — М.: Олма-пресс, 2003.
С. 6
слопали семь тучных слов, всегда спокойных,
рухнули своды и хоры от хора сводного,
вывалились пейзажи из рам оконных —
спят на еловых гвоздях облака-рахметовы.
Гуманитарный посол присосался к виски:
в иллюминаторе — в белые тапочки вдетая
ширь за сортиром учительницы в Лесопильске.
Глянешь на Волгу — стоят башмаки Некрасова,
выставленные за дверь городка Калинова.
Голое дерево держит сосульку радостно.
В соль с караваем — закат разлюли-малиновый.
Сонно доложит курносый славист из Флоренции,
чуть надкусив бутерброд с колбасой языковой
в первом антракте языковой конференции,
что-то о порче в двадцатые русского слова.
Влезет на тёплую кафедру дева железная
с разницей между матом и диаматом,
с задницой черною, чиизом, именем Ната —
ой, люли, племя болезное, дело полезное!
Чисто в естественность речи вошли с парашами
воры законные, с ломами и приемами.
Джончик, да ты не стесняйся, знакомься с нашими,
после откупишься “Дембельскими альбомами:
Русским советским фольклором”. Пусть в тарах с барами
талая водка гудёт шумами весенними,
ранними белогорячечными кошмарами
в шлейке просторной запутавшегося Есенина.
Видишь — барачной застройкой конец двадцатого
въехал в просторы стиха начала века?
Это бокрёнка, подросшего и поддатого,
куздра железная так будланула штеко.
Анна Кузнецова