Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2004
Об авторе
Мария Олеговна Ватутина родилась в 1968 году в Москве. Имеет высшее юридическое образование. В 2000 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Стихи печатались в журналах «Молодая гвардия», «Русское эхо», «Новый мир», «Кольцо «А»», «Поэзия», «Знамя» (№ 10, 2001 год) и в других. Член Союза писателей. Живет в Москве.
* * * Ребёнок стоит на стуле возле окна. Целует через стекло пространство. Жизнь возлюбленная, ты возобновлена! Ибо смысл эволюции — постоянство И обновление. Ну, например, светил, Заповедей, обличия и пейзажей Урбанистических, зацелованных что есть сил Ангелами с высоты многоэтажек. * * * Жизнь начинается с тела. Смерть, коль душа уцелела, С неба, в котором гроза. Баба Яга улетела, Не делай такие глаза. Таня сапог промочила, Вынула мячик из ила. Лапу пришили кому... Может быть, и не тому. Выжила девочка эта: Сонечка, Лиза, Джульетта, Оба Болконских — в раю. Баюшки-баю-баю. Главное — ходишь по свету. В смысле, кемаришь под эту Музыку стройки вдали. Не задавайся вопросом Смысла. Посапывай носом, Спи, замолчи, не гули. * * * Полон не ответов, но вопросов, Торопясь к последней литургии, Бегает по кладбищу Иосиф, Ищет место свято для Марии. Ищет место пусто для ночлега, Просит разрешенья у начальства. А начальство пучит от нахальства: — Пусть себе возносится на небо! А её в соборе отпевают, А куда везти ещё не знают. Потеснитесь, кости на погосте. За стопарь удавятся лопаты. Ты куда теперь, Мария? — В гости, Го’спода пути витиеваты. Спи, Мария, местная бродяга. Всё на свете выдержит бумага. * * * Позабыв и то, что читала из Иоанна, Павла et cetera, Я сама себе сочиняла жизнь. Сочиняла с вечера до утра. А с утра до вечера словари Изучала, книжки и жития. Говорил Господь: — Выбирай, бери, Хороша вот эта, она — твоя. Быт налажен в ней и любовь цела. А я ночи поздней опять ждала. Понимаешь ты, я сошла с ума, Я сама губила себя, сама. И в молчаньи небо тускнело вдруг Надо мной среди светового дня. Горевал Господь, выпускал из рук. Говорил: — Теперь не зови меня. И, огладив бороду, уходил, Улыбаясь дымчато, словно кот. Он и Сам — Поэт, Он и Сам — Один, Он и Сам не ведает, чем живёт. * * * И. Бродский Тятенька, маменька, вот ваши сети. Мёртвые дальше плывут. Ни на кого не похожие дети В семьях вчерашних растут. Из всевозможных предложенных родин Выбрали б детский приют. И за копейку во тьме подворотен Резали б каждого тут. Окна выходят на узкоколейку. Кушай и в лес не смотри. Маменька, тятенька, дайте копейку, Так, поиграть до зари. Так, поиграть на земле голопятым В тысячелетьи своём. В третьем, в глухом и немом, в тридевятом. Все мы туда уплывём. В век инквизиторов, смертников, судей, Частников и солдатни. Дети играют в войну из орудий, Созданных в прежние дни. Дети хотят юридических знаний. Дети на судей идут. Тятенька, маменька, жди наказаний. Суд приближается, суд. * * * Камень — оружие непростое. Лучше сварганить себе пращу. Я научилась прощать такое, Что и тебя как-нибудь прощу. Той, кто ночи с тобой коротает, Пусть эта формула будет в новь: Дикие формы приобретает После кончины твоя любовь. Длится и длится распад пространства, Снег заметает крыльцо и сад. Уничтоженье земного царства В царстве небесном тебе простят, Ибо творится и там такое, Что не до наших с тобой разлук. Я ощущаю себя рекою С каменной россыпью у излук. Бьётся во мне ледяная плазма: Ты не оставишь меня в живых. Местный философ, живущий праздно, Первым свихнётся из вас двоих. * * * Как пасмурно в округе. Кружевной Лес предстаёт узорчатой завесой. Я молча наблюдаю за женой Губернского поэта — поэтессой, Дитя уходит, мужем стол накрыт, Жена читает собственные строфы. И странно, что сей мир ещё стоит. Стоит и не расходится с Голгофы. А потрясений новых нет и нет. Вот разве что открытье на четвёртом Десятке лет: тебя никто в ответ Не возлюбил! Нас угощают тортом Поэт и поэтесса. В городке На славу выпечка, и рынок словно кратер. И с должности уходит налегке Любитель виршей, местный прокуратор. «...единственный способ предсказать будущее с какой бы то ни было точно- стью — это когда на него смотришь сквозь довольно мрачные очки».