Опубликовано в журнале Знамя, номер 4, 2004
Культура —
дело интернациональное
Блоковские сборники XII—XVI. Тарту
Первый Блоковский сборник вышел в Тарту в 1964 году. Это было время, когда советское блоковедение, по меткому выражению А.В. Лаврова, создало своего Блока — “который не жил, не творил, а осуществлял свой “подвиг”, боролся с декадентством, символизмом, с религиозным мракобесием, с врагами Октябрьской революции, гамаюном паря при этом с недосягаемых высот над своими ничтожными соплеменниками-современниками” (Блоковский сборник XII. C. 7—8). Блоковские сборники, редактировавшиеся З.Г. Минц, представляли подлинного Блока — в контексте эпохи и направления, которым он принадлежал.
После смерти Зары Григорьевны Минц (1990) и Юрия Михайловича Лотмана (1993) многим казалось, что тартуская филология кончилась. К тому же и сам Тарту, центр советской неофициальной филологической науки, оказался “заграницей” — но, к счастью, продолжают выходить “Ученые записки”, сборники работ молодых филологов и Блоковские сборники. Пять последних книжек (XII—XVI) вышли уже после смерти З.Г. Минц, но в них напечатаны воспоминания о Заре Григорьевне (мемуарные публикации всегда были сильным местом тартуских изданий), несколько ее писем и библиография ее работ; в издательстве “Искусство-СПб” вышло два тома ее работ о Блоке, подготовленных тартуской исследовательницей Л. Пильд. А главное, принципы составления сборников, выработанные З.Г. Минц, сохранились и в последних книжках.
Заглавный герой сборников представлен немногими, но существенными работами — “Неосуществленный замысел А.А. Блока “Страница из дневника” (А. Заблоцкая, XII), “Блок — участник венгеровского издания Пушкина. Статья вторая” (К. Кумпан, XIII), “Тургеневские истоки” концепции творчества А.А. Блока” (Н. Пустыгина, XIV), “Славянский” контекст стихотворений Блока (“На поле Куликовом”) (М. Одесский, XVI). И хотя в редакционном предисловии к XIV сборнику сказано, что “проходит время обостренного внимания ученых к новым архивным материалам” (с. 9), трудно переоценить архивные публикации блоковской переписки — письма Блока к И. Ясинскому (XVI). Прибавим к этому публикацию неизвестного инскрипта Блока А.В. Гиппиусу, стихотворений Сергея Соловьева в рабочих тетрадях Блока (XV), неизвестного некролога, написанного Б. Пильняком на смерть Блока и извлеченного из рязанских “Известий…” А. Галушкиным (XVI), и “Дневника” А. Ремизова (XVI) — кажется, что время архивной работы вовсе не проходит, если даже переписка Блока еще не вся опубликована.
Не менее важный предмет — комментарии, в том числе и комментарии к Полному собранию сочинений Блока (в работе над двумя первыми томами принимала участие З.Г. Минц). Здесь упомянем заметки О. Ронена к Полному собранию сочинений Блока (XV) — исследователь выявляет подтексты, не замеченные комментаторами первых трех томов лирики поэта, и “Мелочи из запаса моей памяти” Г. Левинтона (подтексты “Творимой легенды” Ф. Сологуба), комментарий к эпизоду из мемуаров Н. Чуковского и стихотворению Пастернака (XIV). “Подтекст” понимается авторами сборников широко — это и биографический подтекст — Блок и роман А. Белого “Серебряный голубь” (Н. Пустыгина, XII), и “символический подтекст даты написания “Слова о погибели русской земли” А. Ремизова (С. Доценко, XIII), и Недотыкомка Сологуба и Незнакомка Блока как два подтекста “Серебряного голубя” А. Белого (О. Лекманов, XV)… Очень интересна работа Е. Григорьевой “Федор Сологуб в мифе Андрея Белого” — здесь предпринята попытка “выявить закономерности и противоречия внутри самого мифа”; попытка тем более убедительная, что для А. Белого “миф отчетливо доминировал над реальностью и предшествовал биографии” (XV, с. 109).
Проблема прототипов — существенная часть комментирования произведения; именно так подходят к вопросу о прототипах последнего булгаковского романа И. Белобровцева и С. Кульюс (XIV). Построенная на архивном материале (сопоставление различных редакций “Мастера и Маргариты”), статья двух таллиннских исследовательниц не просто устанавливает прототип поэта Двубратского (А. Безыменский), но анализирует игру скрытого и явного в создании образа персонажа. Вообще, теоретический потенциал статей блоковских сборников стоит отдельного разговора — не только общие статьи, как, например, работа О. Хансен-Лёве “Концепции “жизнетворчества” в русском символизме начала века” (XIV), имеют важное теоретическое значение; за конкретным предметом исследования нередко обнаруживается глубина общего подхода к литературному тексту. Вот пример — статья Л. Пильд “Н.С. Лесков в оценке Мережковских” (XV). Некоторые читатели помнят, наверное, как писались подобные статьи лет пятьдесят — сорок назад: сначала приводится цитата, а потом это же говорится “своими словами”. Вот как работает Л. Пильд. Сначала приводится установившаяся точка зрения (“Лесков для символистов — фигура маргинальная”); потом выявляются факты, не укладывающиеся в готовую концепцию (появление монографии А. Волынского о писателе, высокая оценка Лескова Мережковским). Далее следует привлечение важнейшего контекста — полемики Лескова с Достоевским о народной вере — и подробное исследование всех упоминаний и реминисценций из Лескова в прозе Гиппиус и Мережковского. И наконец, убедительный вывод о близости лесковской этики к нравственным представлениям Мережковского и Гиппиус.
Сохраняется важнейший принцип составления сборников, обоснованный З.Г. Минц, — Блок дается в контексте символизма, этот контекст расширяется и временной интервал изучаемых эпох становится весьма широким — от второй половины XIX века (Тургенев, Лесков) через рубеж веков (Анненский, Ясинский) вплоть до конца ХХ века (Бродский). И это не уловка, позволяющая печатать все, что попадает в портфель редакции, а именно принцип: нет незначительных имен, нет не стоящих внимания фактов, нет обособленного существования гениев в пустыне. И единство культуры подчеркнуто обращением не только к метрополии, но и к диаспоре (см. особенно выпуск XIII).
Культура — дело интернациональное, и потому не удивляет география авторов: Манчестер и Москва, Санкт-Петербург и Мичиган, Прага и Милан… Радует, что в сборниках появляются молодые исследователи — Елена Нымм, Роман Войтехович, Мария Боровикова. Наверное, непросто издавать русские филологические книжки в Эстонии, но дело того стоит.
Лев Соболев