Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 10, 2004
От автора
Родился в 1925 году в Москве. Нигде никогда не служил (кроме четырех лет армии, куда был призван из десятого класса). Первое стихотворение написал неожиданно для себя в конце войны, в Венгрии. Автор многих книг — стихов, прозы, воспоминаний, эссе. Некоторые стихотворения положены на музыку и стали известными песнями. Удостоен ряда литературных премий, в том числе Государственных — СССР и РФ. Благодаря невнимательности отечественной критики и давней песне «Я люблю тебя, жизнь» ошибочно имею репутацию оптимиста, а на деле я грустный, печальный поэт.
Послевоенное Выпивая, бродя пустырями И парками, Инвалиды дрались костылями И палками. Деревянными костылями И железными палками. Рядом храбрые няни Гуляли с младенцами Среди вычурной брани Со словами недетскими. Деревенские няни С городскими младенцами. Было всё это столь бестолково — Как мания: Друг на друга они никакого Внимания. Покосятся — и снова Никакого внимания. Баллада о костюме Не знаю, был ли в этом риск, Но факт остался, душу грея. Ведь Яншин переслал в Норильск Костюм заморский для Андрея Петровича, что срок мотал В морозом скованной пустыне, Там, где потанинский металл Даёт большую прибыль ныне. И братья Старостины все — Да и они одни лишь разве! — Не в той же самой полосе, Но в запредельном были братстве. И только через много лет Бедняги стали возвращаться. А что забыт их скорбный след — Никак не стоит обольщаться. Но сердце трогает и ум, Как инициатива снизу, Американский тот костюм, Что был получен по ленд-лизу. Буфетчица Власть буфетчицы над алкашами: Только цыкнет — смолкают они. Если ж вдруг заалеет ушами От бессовестной их болтовни, То они говорят: — Извини. Но потом, ко всему привыкая, Им ответное вклеет словцо. А они: — Ну чего ты такая Слишком строгая? — станут в кольцо И почтительно смотрят в лицо. Дома ждут ненаглядные детки, Мимолётных влюблённостей след — От различных отцов малолетки. Правда, мужа по-прежнему нет. И зачем он на старости лет? Выходной Берёза парусит, Рябит река, и к слову, Мальчишка-паразит Мешает рыболову. Слепит глаза река, И в блеске выходного Четыре дурака Играют в подкидного. И девушка, стройна, Хрустит по влажной гальке, А между тем, страна Затягивает гайки. Воспоминание о парашютном прыжке Летели мы в «Дугласе» — Ты в лучшее верь! — Совсем не по дурости Мы сыпались в дверь. Раскрытие купола, Удачу сули!.. И дымка нас кутала У самой земли. Деревни околица. Тумана угар… И всё ещё помнится О землю удар. Даты Мы, причастные к двум этим датам, На земле находились не зря Между двадцать вторым и девятым — В нарушение календаря. Высокий штиль «От твоих стихов имею счастье», — Мне сказал поддатый ветеран. Ты такое слышал в одночасье? Нет? Тогда немало потерял. Надоевшей осенью сырою Иль когда метёт вдоль окон пыль, Мне ещё случается порою Вспоминать высокий этот штиль. Проза За прозу взялся — трудно с ней. Подравнивал бумаги пачку. Ещё не знал, что столько дней Понадобится на раскачку. Безропотно переносил Все тяготы, что вдруг полезли… Ещё не знал, что столько сил Потребуется для болезни. * * * У Володи в стихах Пастернак и у Беллы То довольно заметен, то брезжит слегка. Но они у себя оставляют пробелы Для единственно личных судьбы и стиха. Интонация, словно мурашки по коже, У обоих отчётливый собственный знак, И они друг на друга ничуть не похожи, Потому что у каждого свой Пастернак. Ранние стихи Про станок и пятилетку Были ранние стихи, Про построенную ветку И костер в ночной степи; Про грохочущую сталью Жизнь и смелых, что при ней… Но про Любку и Наталью Получилось посильней. Строчки, всякое изведав, Повторялись часто вслух, Пережив сперва поэтов, А потом уже старух. Осень Время затихнувших ливней И золотой тишины. Женщины стали активней Иль то мужчины скучны? Формирование клубней. Дымка осенней поры. Женщины стали доступней Иль то мужчины стары? Выстрел И как всегда с тех пор, Подумала о муже, Давно уже в упор Застреленном снаружи. Тогда, расслышав звук, Не поняла сначала, Но задохнулась вдруг И в комнату вбежала. …Он видел на земле Последнюю картину: Отверстие в стекле И трещин паутину. По грибы Неохота от лени Посмотреть на часы. Высыхают колени От рассветной росы. Возникает картина: Вон два белых ещё. Но на лямке корзина Отягчает плечо. Не хочу нагибаться За сто первым грибом, Как уже улыбаться При артисте любом. Профиль То ли Рим, то ли Акрополь, Но уверенности нет В том, что выбит этот профиль На туманности монет. Этот профиль — нос с горбинкой — Трудно всё-таки забыть… Что-то связано с Ордынкой? С Гумилёвым, может быть? Старинный портрет До конца проявляется здесь То, что свойственно барской породе — Родовая дворянская спесь И к тому же приверженность моде. Долгой старостью выставлен счёт: Ордена, серебро шевелюры, А по коже напыщенных щёк, Как морщины, идут кракелюры. Несущая стена В вечернюю смену, Часов начиная с шести, Несущую стену Небрежно решили снести. Ремонта оттенки — Трясётся в конвульсиях дом. Так били в застенке По почкам — дубинкой притом. Так били умело. А что получилось, смотри: Снаружи все цело, Да вот покосилось внутри! На пепелище От бывшего домика Остался фундамент один — Лишь малая толика Когда-то счастливых годин. А память не выстирать, И к прежним окошкам впритир, — Как бедная изгородь, Стволов пострадавших пунктир. Но в центре пожарища Внезапно берёзка растёт. Старайся, пожалуйста… А, впрочем, тебе не расчёт. Ливень Снова ливень рухнул с высоты Всею мощью слога. Быстро сохнут крыши и зонты, Медленно — дорога. Под упавшей влагою сопя, Молодое поле Вновь прийти пытается в себя Час, и два, и боле. Морская раковина Гул раковины пустой, Приложенной в детстве к уху, Так явственен, что порой Понять не хватает духу, Откуда берётся в ней Дыхание океана, Того, что Петра сильней И Грозного Иоанна. Повсюду уже, куда Мы взор потрясённый кинем — Лишь вздыбленная вода И что-нибудь кверху килем. Пресная вода С запасами пресной воды Корабль убывает из порта. А чайки средь синей среды Болтаются в виде эскорта. «С запасами пресной воды», — Какое прохладное слово! Чтоб не было в море беды, Оно существует сурово. Морская дорога видна Среди черноты или сини. Отчётливо плещет волна, И ветер поёт в парусине. И, взяв запотевший стакан, Мы пьём драгоценную воду, Как будто по чьим-то стопам Бегущую по пищеводу. Рань Опять речной буксир Среди холодной рани Настойчиво басил В предутреннем тумане. И первый птичий звон, Что так со светом дружен, Почти ещё сквозь сон На землю был обрушен. И эта жизнь своя, Всё самое простое, — Как, скажем, дом, семья И прочие устои!