Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2003
“Все чудесатее
и чудесатее…”
Марк Харитонов. Учитель Вранья; Петр Алешковский. Рудл и Бурдл; С. Григорович-Барский. Девочка с голубыми глазками. Марочкин сон. — М.: Новое литературное обозрение (серия Сказки НЛО), 2003.
“Девчонки и мальчишки, а также их родители” — традиционная аудитория литературных сказок и, соответственно, target group очередного издательского проекта — “Сказки НЛО”. Проект представляет произведения старые и новые, но широкой публике в равной степени незнакомые.
Первые две книжки серии дают возможность оценить фантазию и педагогические способности известных современных авторов Марка Харитонова и Петра Алешковского.
Сказочная повесть “Учитель Вранья” Марка Харитонова сочетает привычно-узнаваемое и оригинально-неожиданное. Так же, как в сказке о Мери Поппинс, главными персонажами становятся маленькие брат и сестра. Зовут их Тим и Таська. Так же, как в сказке про Карлсона, детей оставляют на попечение воспитательницы. За занудство дети между собой называют ее Скукой Зеленой. Воспитательница, в свою очередь, оказывается заколдованной девочкой, которая в лучшие времена была веселой и жизнерадостной. Представляя Фрекен Бок заколдованной принцессой, понимаешь, что этот ход не лишен изюминки. Традиционный сказочный волшебник, а по совместительству аналог принца, призванного разрушить чары, опутавшие героиню, выступает в качестве Учителя Вранья по имени Антон Петрович. Само же вранье здесь следует понимать не как примитивную ложь, а как креативный инструмент, преобразующий действительность. Так же, как у Льюиса Кэрролла, основное действие разворачивается в стране чудес, куда ведет подземный ход. В этой стране время закреплено за местом. Где-то всегда утро, а где-то — ночь, в одном месте “всегда тепло, всегда светит солнце”, а в другом “можно посмотреть луну и звезды”, дождь и снег. Наш мир, в котором превращение лета в осень, а осени в зиму происходит не в пространстве, а во времени, из этой страны видится как истинное чудо, достойное удивления и восхищения.
Текст сказки представляет чехарду логически вывернутых суждений в духе Кэрролла. Мозаика остроумных выдумок, парадоксов, совмещений несовместимого, буквальных толкований устойчивых выражений с первой страницы вовлекает ребенка в занимательную игру, которая открывает вещи с неожиданных сторон, будит воображение и отвлекает от стандартов. У Харитонова один из персонажей рассказывает, как порезался острым соусом. Другой заявляет, что морковка похожа на нос снеговика. А третий изобретает новые шашки, в которые невозможно проиграть. В стране чудес есть краски “готовых цветов”: “желтая в полосочку — чтобы рисовать тигров, зеленая в крапинку — для цветущего луга”. Дорога там всегда бежит под горку, поскольку земля круглая.
Эта игра составляет на самом деле главную цель писателя. Ей подчинены, а точнее — принесены в жертву и сюжет, и композиция. Сказка Харитонова очень пестра и разнообразна, в ней много событий, но она не выстроена. “Учитель Вранья” содержит немало лишнего с точки зрения действия: бесцельных походов, разговоров, повторов, случайных персонажей. Встречается, например, героям некий Ученый. Затевается долгая беседа, Ученый выдает несколько остроумно-алогичных пассажей. Но для развития действия этот персонаж не нужен. Что с ним делать, автор по-видимому не знал, а потому отделался от него довольно неуклюжим способом, заставив свалиться с моста в ручей: “Ручей был неглубоким, но пока Ученый из него выбирался… Тим с Антоном Петровичем были уже далеко”. Складывается впечатление, что подобные эпизоды только тормозят достижение заявленной цели. Персонажи и эпизоды, взятые вместе, единого целого, как ни жаль, не составляют. Это одна из причин, по которой произведение Харитонова не выдерживает сравнения с тем же Кэрроллом. Получается как в известном анекдоте: “— Не Ойстрах”.
В сказке происходит чрезмерно много чудесных превращений. При этом образы, возникающие в результате частых метаморфоз, подчас уродливы. Местами в их мелькании начинает сквозить что-то зловещее, чуть ли не босховское. Представьте себе “зубастого тигра на длинных и суставчатых, как у жирафа, ногах”, “летучую птицемышь” “с клювом аиста, но с крыльями летучей мыши”, а еще лучше — ящерицу, голова которой превращается в пилу, а ноги — в шупальца осьминога. То ли “Сад наслаждений”, то ли просто страшный сон.
Марк Харитонов — автор современный, и средства создания сказки у него полностью соответствуют этому ко многому обязывающему статусу. Сказочное повествование проникнуто постмодернистской неопределенностью. Трудно различимы автор, рассказчик и действующие лица. В отношении некоторых персонажей до конца не ясно, являются они взрослыми или детьми. Стираются границы между вымыслом и реальностью. А в деле смешения яви и сна автор достигает порой кальдероновских высот. Не без изящества Марк Харитонов адаптировал для детской сказки технику метатекста. Вставные истории сочиняются как бы в присутствии читателя самими персонажами. В свою очередь к творческому процессу подключаются и герои самой вставной истории: “Странным и удивительным было то, что Чудище ей (Таське) ответило прямо из тетрадки…”. В придумывание и фантазирование вовлекаются все герои, и творчество становится стихией их обитания.
Если у Марка Харитонова доминирует Кэрролл, то у Петра Алешковского — Толкиен. Сказка с труднопроизносимым названием “Рудл и Бурдл” представляет домашнюю и несколько инфантильную вариацию на тему мифологической эпопеи. Представители некоего Путешествующего Народца Рудл и Бурдл (странная все же скупость на гласные) ведут кочевой образ жизни в поисках чудес и заодно наводят порядок там, где это требуется. Они оказываются в стране с весьма разношерстным населением. Там встречаются фантастические существа с мультяшными именами — снопсики и лунарики. Сopyright Петра Алешковского. Это, пожалуй, самые симпатичные и трогательные персонажи в сказке. Снопсики внешне похожи на маленькие груши-скороспелки. Живут они, что логично, в снопснике, который освещается светлячками. Снопсики любят греться на солнышке и без этого начинают болеть. А лунарики, напоминающие летучих мышек, либо спят вниз головой, зацепившись за ветки деревьев, либо катаются на лунных лучах. Картинки, описывающие лунариков, мечтательно-поэтичны и по-настоящему волшебны: “Мириады лунариков бегали по лунным тропинкам — одни поднимались вверх, другие съезжали по лучам вниз, чуть-чуть притормаживая крылышками. Некоторые отваживались даже скользить по ниточкам в море, куда ныряли, погрузившись с головой, но тут же выныривали назад, взлетали в воздух, смешно отряхивались, стараясь обрызгать своих приятелей”. Ко всем милым проявлениям этих существ прибавляется еще и то, что все они совершенно по-человечески страдают аллергией: от солнечных зайчиков у них чешутся носики.
С ними соседствуют традиционные сказочные Фея и Ворон. Фея, правда, вызывает вопросы, поскольку функций собственно Феи никаких не выполняет. Ворон, предпочитающий проводить время за учеными беседами, как и положено, олицетворяет мудрость. Некоторую реалистичность повествованию сообщает влюбленный в Фею Профессор-отшельник, исповедующий упрощенный руссоизм.
Жизнь всех обитателей зависит от правильной смены дня и ночи, Солнца и Месяца. Особенно удалось автору Солнце — гостеприимный бонвиван, любящий принимать солнечные ванны и купаться в озере: “Оно погружалось по самые брови в голубую воду, окрашивая ее до дна в цвет светлой бирюзы, подпрыгивало в воздух и плюхалось назад “бомбочкой”, рассыпая по спокойному зеркалу и янтарному песку яркие брызги”. Солнце музыкально и играет на колоколах и колокольчиках. Не зря ведь оно — Солнышко-Колоколнышко. А Месяцу больше всего нравится спать под одеялом, укрывшись “конвертиком”. Во сне он улыбается и от улыбки светится, разливая вокруг “серебряное сияние”. По сказке Петра Алешковского можно было бы снять мультик, добрый и уютный, как “Ежик в тумане”.
Рудл и Бурдл застают этот мирок в состоянии хаоса: из-за того, что Профессор собирает все маки, чтобы делать букеты для Феи, жителям не хватает сонного молока. По этой причине не спится лунарикам, которые раньше времени прогоняют с неба солнце. Постоянная ночь плохо влияет на теплолюбивых снопсиков. Причина беспорядка кроется в профессорской самоуверенности и нежелании прислушиваться к дельным советам. Все заканчивается хорошо: осознав ошибку, Профессор переключается с маков на колокольчики, и все встает на свои места.
Воспитательные цели автора прозрачны. Его сказка говорит о том, как хрупка гармония и как легко ее разрушить. О том, какими вредными могут быть самоуверенность и высокомерие. О том, что, решая спор, необходимо выслушать все стороны. А основное — что “человек должен жить просто и естественно”. Идеи эти выражены отчетливо, но ненавязчиво. Дидактика у Петра Алешковского не заслоняет собой главного и самого притягательного в сказке — волшебства.
Третья книжка серии “Сказки НЛО” — “Девочка с голубыми глазками. Марочкин сон” Сергея Григоровича-Барского ценна, скорее, не как литературное произведение, а как свидетельство, хранящее память о человеке и его времени и способное сказать больше, чем любое, сколь возможно полное, документальное повествование.
Сама сказка, рассчитанная на совсем маленького ребенка, проста и безыскусна. С точки зрения профессиональной, сделана она может быть и не вполне умело. Ее героиня, которая очень напоминает Дюймовочку, живет на цветущем лугу среди насекомых. Она делает окружающим много добра, и те в ответ защищают ее от злой змеи.
Сергей Григорович-Барский воевал в армии Врангеля и сказку для трехлетней внучки Марины сочинил уже в эмиграции в 1921 году. Маленькая детская книжечка была старательно сделана вручную пожилым человеком, на себе испытавшем несчастья Гражданской войны и изгнания. Иллюстрации автор сказки заказал неизвестному русскому художнику, тоже эмигранту. Тонкий стиль этих картинок несет в себе что-то от мирискусников, от акварелей Бенуа. Показательно и важно, что в этой самодельной книжке проявилась огромная потребность создать для любимого ребенка, а, может, отчасти и для себя, хотя бы подобие убежища — красивый иллюзорный мир, в котором побеждает справедливость.
Серия “Сказки НЛО” нацелена на максимально широкий охват юной аудитории от дошкольников до подростков. Прозрачная наивность Григоровича-Барского, веселый абсурдизм Марка Харитонова и игровая мифологичность Петра Алешковского рассчитаны на разный детский возраст и как бы соответствуют стадиям развития, которые проходит детское мировосприятие. Однако на практике охват публики может оказаться более узким, чем задумано.
“Девочка с голубыми глазками” была адресована ее создателем конкретному ребенку. В нее включены диалог с внучкой автора, специфические персонажи и слова, изобретенные самой этой девочкой: Гедызя — имя змеи, апель — апельсин, и так далее. Для других детей это вряд ли может подойти. Кроме того, если учесть, что сказка предназначалась для трехлетней девочки, то расправа со змеей, пусть и злой, описана здесь слишком подробно и натуралистично: “Жуки-оленероги схватили ее своими большими рогами за горло, жуки-носороги своим длинным рогом кололи ей спину, пчелки жалили ее тело, а жужелицы и муравьи кусали хвост Гедызин, залезли к ней в рот и откусили ей язык”. Из привычных представлений о сказке эта сцена выпадает.
Повести же Марка Харитонова, адресованной детям постарше, при всех неоспоримых достоинствах, трудно будет выдержать соперничество с “Алисой в стране чудес”.
Из предложенного издательством “НЛО” реальный успех именно у детей могут иметь, пожалуй, лунарики и снопсики Петра Алешковского.
Ольга Бугославская