Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2003
Многоэтажное небо
ДИКОЕ ПОЛЕ духовных поисков и находок: Интеллектуально-художественный журнал. Донецкий проект. — Донецк, 2002. № 1. — 226 с.
Может ли дикое быть интеллектуально-художественным? Художественным, наверное, да. Существует же выражение “художественный беспорядок”. Но как быть с сочетанием “дикая интеллектуальность” или “интеллектуальная дикость”? “Эта земля помнит скифов, сарматов, готов, гуннов… А еще — хазаров, печенегов, половцев, монголов, татар…”. В целом, кто бы ни пришел — окажется здесь своим: близким другом, заклятым врагом, соседом — в общем, родственником. А потом начинаются типичные сетования в эпическом стиле на трудности, которые, кстати говоря, всегда наличествовали: а что, при печенегах и половцах легче было? “Теперь же это — адское место: полая земля, искусственные голые горы, тяжелый воздух… Да и время теперь, по всем приметам, тоже адское: безвременье, бескнижье, безлюбье.. И вновь, как когда-то, бегут с этих гибельных мест и князья, и рабы — кто в ближние, кто в дальние стороны. Бегут, кто за чем — за славой, за удачей, за надеждой… Бегут и те, кто остается на месте — уходя в забой, в запой, в себя, из себя… Бегут, чтобы спастись — от нищеты, от тщеты, от смерти, похожей на жизнь, от жизни, похожей на смерть… Но спасется, наверное, только тот, кто спасет свою землю”. Именно этим и намерены заняться донецкие литераторы — спасать свою землю. Возможно, ими выбран не самый худший способ спасения ее — с помощью поэзии, прозы и других не менее интеллектуальных занятий. Читатель имеет возможность взглянуть на мир украинской провинции со стороны оставшихся.
Пейзаж “Дикого поля” оригинален и дик для тех, кто благонамеренно полагает, что литературный журнал — это чинное чередование стихов, прозы, критики, публицистики, юмора.
Журнал делится на три большие части — “Верхнее небо”, “Среднее небо” и “Нижнее небо”. Не очень понятно, но оригинально. Поэты во всех “небесах” именуются птицами, прозаики — рыбами. Есть еще и звери — Цербер и Василиска, догадливый читатель предположит, что это критики, и не ошибется, звери — они звери и есть. Логику и этимологию этих наименований проследить не удалось — пусть читатель сам поломает голову. Фауна на этом заканчивается, все остальное принадлежит цивилизации — “Город Время”, “Следы на воде”, “Круги на земле”, “Окрестности”. Красиво. Может быть, даже интеллектуально. Проблема соотношения обитателей небес, похоже, не особенно заботит составителей, ибо и рыбы, и птицы существуют на всех трех уровнях. Хотя иногда, независимо от воли редакторов, соприкосновение небес все же происходит, но приводит ли оно к чему-то хорошему? Поэты “нижнего” неба из Горловки поехали (на электричке!) в гости к птицам “верхнего” в Донецк и получили причитающуюся им отповедь. А не суйся в калашный ряд! Но, пожалуй, самое свежее впечатление остается именно от этой поэтической группы из Горловки “Сквозняк”. Хотя, на самом деле, это никакой не сквозняк, а некая поэтическая вольность свободных людей, позволяющих себе не задумываться о том, что такое поэзия и литературный процесс, а живущих и пишущих стихи — разные. Тем и интересные.
Я не умею говорить то,
Что ты умеешь слушать.
(Ольга Колесникова)
В слове “я” есть пустота,
Крик падения с моста.
В слове “ты” есть вой собак.
Кто докажет, что не так?
В слове “мы” нет ни черта —
Только буквосочета…
(Татьяна Михайлюк)
Они не пытаются показаться лучше, чем есть на самом деле (но и хуже — тоже). Может быть, потому, что они не стесняются неудач, а если и обижаются, то как-то светло, почти по-детски — ненадолго. Но способны на столь же детскую едкость в оценке “мэтров” украинской словесности — донецкого Вольного Филологического общества: “Они не любят Цветаеву, они очень критичны, они цепляются за каждую строчку, они видят в каждом бездельника, который рвется в космос, а сам не может понять, что пишет чушь. Они видят в авторе человека, которому необходимо помочь стать профессионалом в поэзии, и они не хотят понять, что некоторым этого-то и не нужно”. (Александр Беляев).
Отметим, что публикация авторов “Сквозняка” размещена не среди птиц, и не среди рыб, а в промежуточной среде — “Круги на земле”, добавляя в мир украинской литературной фауны еще и земноводных.
Проза “Дикого поля” во многом претенциозна и вторична. Вот образец породы одной из “рыб” “Верхнего неба”, фрагменты “Second hand” Олега Губаря из Одессы. Собиратель бутылок, историк, самогонщик, философ, любящий вещи. Именно так — любящий. “Ему обидно за вещи. За все, что может пропасть, уже пропало. В его квартире тесно от старинной стеклотары и прочих предметов старины глубокой (в котлованах выкопанной). На стенах плотно — наивные народные иконы. Вещь — это не предмет. У вещи есть душа”. (Наталья Хаткина об Олеге Губаре). Вообще же, проза, напечатанная в журнале не под специальным грифом “проза”, гораздо интереснее. Таково блестяще-ироничное “путеводное письмо” Дмитрия Кобринского (Киев) о путешествии “Москва — Кемерово — Москва”, помещенное в “Окрестностях”, но по сути дела представляющее хорошую прозу. Город, зависший на кончике авторучки, город-человек, город-скольжение, город-деепричастие.
Литературная критика в “Диком поле” иногда вызывает недоумение своими манерами. Критический разбор донецкого альманаха “Enter” закамуфлирован под беседу классиков русской литературы — Толстого, Тургенева, Горького, в которой Пушкин и Лермонтов играют роль классической собачки, лающей для оживления ученого разговора, то есть периодически вбегающих в комнату и произносящих какую-нибудь ересь, не относящуюся к теме. Такие литературные сценарии идут на ура в сельских школах и библиотеках для “инсценировки в лицах”, но в литературном журнале это выглядит как показательный урок для заезжего инспектора под рубрикой “и нам есть чем гордиться”. Автор этого критического разбора больше озабочен созданием комических персонажей в комических ситуациях, чем серьезным (или несерьезным) разговором о рецензируемом сборнике и его авторах. Читатель в лучшем случае улавливает некоторые сюжеты рассказов Хаткиной и Стяжкиной. Все остальное — юмор положений: бежал, споткнулся, упал — смешно. Каким образом это соотносится с рецензируемой книгой — непонятно.
Совершенно невнятен смысл публикации в журнале неотредактированной дискуссии интернетовского народа по поводу романа Елены Стяжкиной “Паровозик из Ромашково”, опубликованного в Интернете. Если это для тех, кому недоступен Интернет, так им и роман недоступен. Да и кого сейчас могут привлечь виртуальные разборки не первой свежести, которые устаревают на третий день своего существования, на четвертый — умирают, на пятый — о них благополучно забывают. Если же это рекламная акция, то можно было бы исключить из нее заведомо бессодержательные заявления: “Елена, Ваш рассказ — чудо! С нетерпением искала другие Ваши произведения в журналах на Rambler… где же еще их можно прочитать?” Хорошо, однако, что в “Поле зрения” авторов журнала попадают и книги, вышедшие в Харькове или Донецке. Рецензии А. Максименко, И. Карст, И. Лимаренко на новые книги и журналы как раз и позволяют ориентироваться в украинском литературном пространстве.
Создатели журнала вообще очень любят эпистолярный жанр и публикуют письма читателей: “Очень понравились стихи Сергея Жадана. Порадовал “Посошок” — читали всей семьей и много смеялись. С удовольствием прочла и просмотрела арт-галерею. Да, и еще Борис Ластовенко — очень хорошие стихи, настоящие”. Очень содержательное письмо? Такие любит публиковать “Наш современник”. При всем этом, как вы догадываетесь, ни названных стихов, ни названных рассказов в ЭТОМ номере журнала нет. Читателю (особенно живущему вне Украины) остается только недоумевать. Узок круг этих революционеров… Пугает даже не невнятица и нелогичность, а слишком сильная ориентация только на регионального читателя — дружеский междусобойчик. Любовь к ситуациям, легко узнаваемым в узком кругу посвященных, но ничего не говорящим читателю со стороны. И если это не случайное совпадение, а сознательный выбор — тем хуже для журнала, обреченного стать ярким событием для десятка-другого местных поэтов.
Что еще? Хроники литературной жизни провинции — заметки Н. Хаткиной и Э. Петровой о московско-украинском фестивале русской поэзии “Гилея”; ответы на вопросы диакона Андрея Кураева; воспоминания В. Коренди, вдовы И. Северянина; поэтическая рулетка. Несколько демонстративная оригинальность, и очень тщательно проработанная небрежность. Дикое ли это поле, или окультуренный, ухоженный, хорошо охраняемый огород, не так уж и важно. В конечном итоге, это неплохой срез украинской провинциальной культурной среды, которой есть что сказать и которую есть кому услышать.
“А может, и не надо превращать эту степь ни в прерии, ни в саванну, ни в города-небоскребы? Да, нам нужна мировая культура. Но и мы нужны мировой культуре. Ей, умудренной и утонченной, нужна наша первозданная дикость, наша необузданная вольница, наши, в век ракет и компьютеров, стрелы и колчаны. И неважно, куда занесла нас судьба, в какие европы-америки — мы везде находим и узнаем друг друга”.
Галина Ермошина