Опубликовано в журнале Знамя, номер 2, 2003
Легенды и саги
современного Сочи
Светлана Шишкова-Шипунова. Дети солнца. — M.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
Город Сочи. Город-курорт. Другое, совсем, казалось бы, “не наше” пространство-время. Мы — “дети подземелья” рядом с ними — “детьми солнца”.
“Жизнь дается человеку только раз, — обрывок фразы с соседнего столика. — И прожить ее надо в Сочи” — “В городе, где даже дети, отвечая на вопрос, кем они хотят стать, когда вырастут, говорят: “Отдыхающими”. Местные жители немного завидуют нам, а мы немного завидуем им — они нам кажутся беспечными, — иногда интересуясь: чем живут в этом городе? Понять это можно лишь если вглядываться в лица с чутким вниманием и… любовью. Так смотрит на людей Светлана Шишкова-Шипунова в книге о Сочи и сочинцах, превращая участников своей собственной жизни в соучастников своей работы — в героев книги.
Книга состоит из нескольких самостоятельных произведений. “Курортные рассказы” — цикл колоритных историй с декамероновским оттенком про город-курорт, про отдыхающих и “аборигенов”. “После обеда условились снова собраться в дальней беседке. При этом дамы настаивали, чтобы на сей раз не было никаких “страшилок” — про утонувших в шторм или унесенных на надувном матрасе в открытое море, а рассказывать исключительно что-нибудь романтическое, про любовь”. Когда на море бушует шторм, когда пляжи закрыты, а до конца отпуска остается еще пара недель, у отдыхающих начинаются “особенности национальной курортной любви”, где трагическое и комическое сплетаются воедино, создавая уникальный курортный колорит: “С балкона третьего этажа корпуса № 2, прозванного отдыхающими “Коварство и любовь”, выпал мужчина”. Разбился насмерть. Легенды, разговоры, байки — неотъемлемая часть этого колорита, поэтому и в самых трагических историях не ясно до конца: что это было? Несчастный случай? Самоубийство? Под романтическим флером все выглядит несколько недостоверно, и только сама смерть — проба реальности на этой “красивой” жизни.
Комизм подчеркивается и стилистически, когда автор использует журналистские клише в зачинах этих баек и легенд: “Чаепитием в Уч-Дере неизменно руководит лично генеральный директор фирмы “Краснодарский чай” Анатолий Алексеевич Масленников <…> Едва ли не один-единственный из бывших сочинских партийцев, кто и сегодня при деле. С некоторых пор все зовут его Дедом, признавая, значит, за аксакала.
— Анатолий Алексеевич, а расскажи-ка ты про этого, как его… ну, с которым вы к узбекам-то завалились…
— А… — отзывается Масленников. — Было такое дело…”.
Истории о романах, зародившихся под сочинским солнцем, здесь же и завершившихся, рисуют фон, на котором жизнь аборигенов смотрится контрастно и выпукло.
“Маленькие семейные истории” — цепь законченных сюжетов, которые все вместе складываются в роман о любви внутри одной семьи. Эта история подкупает как раз простотой изложения. Вместе с тем она поднимает “вечные” вопросы, которые уходят куда-то на задний план в нашу мрачную эпоху, когда размывается все то, в чем люди веками находили опору: дом, корень, нация, этика, род, земля, культура…
Сюжет этого трогательного “романа” — история ее собственной семьи. Здесь герои Шишковой-Шипуновой — бабушки, пахнущие валокордином и пирожками с капустой, родители, вечно спешащие куда-то, дети с разбитыми коленками и “двойками” и “пятерками” в дневниках. Они не совершают подвигов или научных открытий, они герои потому, что — любимые люди. И эта наружная простота их жизни оборачивается для них каким-то непостижимым счастьем, гармонией с самими собой. Рассказывая о судьбе своих бабушек и дедушек, родителей и сестер, племянников и детей, автор воссоздает картину жизни от начала двадцатого века до наших дней. При этом главным для Светланы Шишковой-Шипуновой остается именно ее семья как целое и каждый ее член как отдельная личность, как целый мир.
Это тем более удивительно и притягательно сейчас, когда практически вся современная проза, да, может быть, и вся жизнь, пронизана чувством глубочайшего экзистенциального одиночества. А они жили в тесноте, бедности… Не замечали. Были счастливы. Любили.
“Надо же… Милый наш, старый домик, где еще жива была бабушка, где папа с мамой были молодыми, а мы — маленькими…
— Мы ведь никогда и нигде потом вместе, все семеро, не жили, только там, на старой квартире.
Вот за что я ее и люблю”.
Старый дом, барак. “Все его так и называли, хотя от классического барака он отличался отсутствием общего коридора. Дом был поделен на четыре “секции”, в каждую из которых был свой отдельный вход. От настоящей квартиры такую “секцию” отличало отсутствие ванной, туалета и водопровода”. “Так мы прожили около двадцати лет”, всемером, в двух смежных комнатах с подстроенной маленькой утепленной верандой и неожиданно подселенной в третью комнату секции соседкой — Жабой. “Мама плакала. Ее мечты о спальне и детской рассеялись, как дым, как утренний туман”. Но “несмотря ни на что мы любили наш дом. Ведь это взрослые понимали, что тесно, что без удобств, а мы, дети, не зная, как это бывает по-другому, были здесь вполне счастливы”. Во всей абсурдности советского быта становится понятным тепло внутри бараков и коммуналок, трамвайные поездки в баню, пионерское детство и неизбежный вопрос-восклицание: “Скажи, Светка, а мы богатые? У нас даже стиральная машина есть!”
Иногда повествование превращается в поток сознания, свободный поток воспоминаний и ассоциаций, где люди, события, запахи, ощущения, эмоции, незначительные на первый взгляд детали смешиваются, напоминая то быстро прокручиваемый диафильм, то неожиданно сложившийся рисунок в калейдоскопе.
Дети выросли, умерла бабушка, родились первые внуки. И ведь “Всю жизнь, самые лучшие годы, прожили черт знает в каких условиях, в тесноте, а сейчас, когда у нас есть такая замечательная квартира, все от нас разбежались…” — вздыхала мама. Ее “сбывшаяся мечта и осуществленная цель”, “итог всех ее трудов, главное достояние ее жизни” оказались уже не значимыми в общем потоке жизни. Обычное дело — неизбежный кризис “опустевшего гнезда”, одиночество, старость…
“Слегла мама как-то вдруг, неожиданно, хотя о страшной болезни своей знала, и мы знали лет уже десять. В свое время она отказалась от операции, но делали облучение, после которого все вроде затихло. И вот — то ли папина смерть подкосила ее (минуло два года), то ли просто срок какой-то подошел — вдруг резко и быстро наступило ухудшение. В больницу ехать она не захотела, сказала:
— Я хочу умереть в своей квартире”.
“…Мама умерла через четыре месяца, в феврале, не дожив ровно девять дней до своего дня рождения и дня смерти бабушки, ее матери”.
Казалось бы, к чему читателям эти даты? Но это не обычные “дни”, это — формула, прочитав которую мы возвращаемся к главному, к истокам: дом, корень, род… Банальная мысль? Банальный сюжет? Ожидания оправдались, неожиданного сюжетного поворота не произошло, все идет по давно известному кругу, отвечая законам жанра семейной саги.
Светлана Шишкова-Шипунова наделена редким умением внимательно и с чувством какой-то неиссякаемой любви всматриваться в простые на первый взгляд вещи и, не боясь оказаться банальной, говорить о них. А что может быть сложнее?
Анна Мастерова