Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2002
Мгновенное Навеки меня просквозила Мгновенного солнца стрела. Что есть, то и есть. А что было — Лишь тень от весла и крыла. Мне всякое лишнее знанье — Как пух с подзаборной травы. Мне нравится ветра дыханье И чуждо дыханье молвы. Лишь ветер мне радость внушает, Как хлеб, что сейчас испечён. Прошедшего ветер не знает И будущим не удручён. 22 мая 2002 Сосед Олегу Чухонцеву Затворника речь, как птичий голос, доходчива, Слышна, как пред службою звон, и к тому же она Вольна, как центон восприемника Слова Отчего. И мне между дел бытовых и всякого прочего Затворника дачка за ближним забором видна. Над ближним забором — верхушки тесного садика, Чья первая зелень в сияющий купол срослась, — Под ним распушилась верба в преддверии праздника, У этой картинки нет неподвижного задника, А только — кириллицы облачной беглая вязь. Сквозь щели забора я вижу фигуру затворника — Он худ и очкаст, и с граблями в гибкой руке, Сегодня он накануне Страстного Вторника Метёт прошлогодние листья по руслу дворика — Но граблями жабу обходит, как рыбу веслом — в реке. Две яблони, слива, три малые грядки клубничные, Атлас молодого барвинка и первоцвета синель, Летучие белки и мотыльки хаотичные, Скворцы и синицы — друзья закадычные, — Он с ними толкует о том, о чём забывает апрель, — О слоге открытом внутри словаря не затёртого Со вспышками сленга, о неразрывной судьбе Росы и травы, поступка и слова, живого и мёртвого... Ещё — и о тайной робости дерева гордого... А жаба признательная жабёнка несёт на горбе. 20 апреля 2002 Ода голосу Белле Ахмадулиной Этому голосу быть не может износу, — Он соткан из пуха и выдоха летних деревьев, Из облачных водорослей, из океанского ворса, Из галактических нитей и ангельских перьев. Однако и прост, как уличное просторечье, Как над семью холмами летучее колоколье, И лишь для его обладателя он не легче Камня, который в пустыне вопит от боли, Когда терновник прожилки когтит, а в сердце Втекает закланной овцы кипящее сало. Но это известно камню и словопевцу, А голос выглядит так, как я его описала. 10 апреля 2002 Вербный день О Русь моя! Жена моя! Блок Создал Бог небеса из белых своих одежд, Создал землю из снега, снег во прах превратив. А Лилит создана внутри адамовых вежд, — Этот огненный сон для мужчин, конечно, красив, Этот сон, как измена супруге, бывает свеж. Повезло мне, — Господь обошёл тебя сном о Лилит, Вот и верен ты мне, как отчизне своей патриот, И сетчатка твоя о Лилит никогда не грустит, Лишь меня неизменно ты видишь все сны напролёт, Как желанный до дрожи, хотя не запретный плод. А проснёшься — страдаешь, что так изменилась я, Хоть твердишь, что былой не утратила красоты. Посреди раскроя империи и рванья Ты сберёг для меня прозорливой вербы кусты, Потому что — жена я твоя, Россия твоя. Желтопёрая верба цыплячий разинула рот, Неужели способен благовестить птенец? Но поёт, что Христос воскреснет и к нам придёт И поможет снять с головы заржавелый венец, И в одно соберётся рассеявшийся народ. Снег сгорел, превратившись в питающий почву прах, И над нами одежды Господние подсинены, — Этот миф я узнала из книг и от певчих птах... Ах, спасибо тебе, что веришь в красу жены, Что Лилит не ночует в твоих сокровенных снах! 13 апреля 2002 Во чреве полночи Каждый из нас выбирает одно из двух. ...Ещё во чреве Ревекки близнец близнеца вопрошает: Что больше сгодится в жизни — плоть или дух? — Исав выбирает плоть, Иаков дух выбирает, Но вылезает на свет, за пятку брата держась, — Эта подробность в мозгу у меня гвоздится: Неужто уже во чреве, ещё не родясь, Праведник-брат слабее, чем брат-убийца? Это в моей голове не иначе как бес Делает разного рода загвоздки, заклёпки, Дескать, на что сдалась тебе манна с небес, Если полно на земле чечевичной похлёбки? Предвосхищая Содом, насильничает Исав И убивает жертвы... И в мокром ознобе Я просыпаюсь. Однако же, дух избрав, Крепкую пятку ищу в полночной утробе. 23 апреля 2002 Гиацинт Нет за душой у меня никакой корысти, Это единственное, в чём мне ещё везёт. И хоть глаза у меня разные и вразлёт, В небо заезженное вперяюсь сквозь листья Здесь, где так близко внуковский аэропорт. Ах, самолёты летают не выше, чем птицы, Ввинчен в несчастный мой слух самолётный винт, След реактивный, как госпитальный бинт В памяти, — видимо, к югу лайнер стремится, И заливаюсь краской, что твой гиацинт. Там, где в военные годы я бинтовала лица, Там, где был госпиталь, детство, имперский тыл, Где была кровь привычнее школьных чернил, Там заграница, боже мой, там заграница! И ни при чём гиацинта розовый пыл. Ах, как легко от империи край отломан, — Легче, чем от лозы виноградной кисть. Всё-таки есть, есть у меня корысть, — Вывинтить из ушей самолётный гомон, Голыми дёснами след реактивный разгрызть. Это, пожалуй, легче сделать, чем выжечь Память свою, печальную память свою. Я не в саду — в эпицентре распада стою И из косящих глаз слёзы пытаюсь выжать. Будем считать, что из неба я слёзы пью И под сурдинку небес гиацинт пою. 12 апреля 2002 Четыре руки Эти четыре руки, как в древнем мифе дано, Протянуты через лето, — Это четыре реки — масло, мёд, молоко, вино — Протекают по саду Света, Крыльями светел сад — триста ангелов стерегут Эти реки четыре, — Строг закон и уклад: скромнику — здесь приют, И нет лазейки проныре. Грешнику не припасть ни к одной из названных рек, У безгрешного к каждой — допуск. Господи, твоя власть! Не гордый я человек, — Пусть делают ангелы обыск: Не мало мыслей дурных во мне найдут для Суда И дел не мало негожих, И столько же мыслей благих найдут они без труда И столько же дел хороших. Не взвесить души одной и на крылах трёхстах! На что мне руки четыре? На что мне вечный покой, где праху не равен прах? И пусть я ещё посплю в убогой своей квартире, В ещё не взорванном мире. 16 апреля 2002 На берегу Леты Жизнь — чёт и нечет, реверс-аверс От соски до седин. Меж смертных не бывает равенств, Но путь у нас один. Мы мечены одною метой, И дом один и стол, А если сравнивать с монетой, Я — решка, ты орёл. И нас подбрасывало время, И медью-серебром На землю падали, как семя, Я — решкой, ты орлом. К чему метафора такая? Но перевозчик прав, Сказав, пробоину латая, Что мы не лёгкий сплав. Срок думать об иной монете... Чёт-нечет, нечет-чёт... Но если мы потонем в Лете, То Лета петь начнёт. 17 апреля 2002