Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2002
С Григорием Саввичем автостопом 1 Где мир, который меня ловил? — Отгремел железками, махровую сирень вскормил, профукал всё, что профукать мог, повесил на шею сувенирный черепок и разлёгся у моих ног. Куда подевались славные цеховые города? Веснушчатые женщины, петушки из цветного льда? Что же делать теперь, Григорий Саввич Сковорода? Это я за терновый ошейник мир поймал, отогрел его и новое имя дал. 2 Всякому городу нрав и права! У этого города химерическая голова в древнем гербе, а вокруг полевые венки. Там производят ореховое мороженое, варежки и брелки. Я был проездом, и я вернусь назад, клянусь на Спинозе, это «божественных песней сад»! 3 Киев, Киев! — негде поставить печать, на могиле Аскольда продолжает жалейка звучать, вездесущий Пан умывается днепровской водой, и рыбу ловит крестом Владимир Святой. Другу Михаилу показывает город сей Григорий Саввич, малорусский берендей. Императрица зовёт в Петербург его, Потёмкин сбился со следа его, в степи ночует и материт его: «Григорий Саввич, какая ты, братец, свинья». На Золотых воротах череп, сосуд и змея. Под Золотыми воротами травку щиплет коза. И нельзя смотреть, потому что слезятся глаза. Киев, Киев, арбузная корка на твоей голове, костыль у тебя в штанине, протез в рукаве, а в печерских пещерах тёмные реки текут, и мумии партесный концерт поют. 4 Малороссийский тигр — последний экземпляр — живёт под Харьковом в пещерах, играет на колёсной лире и бандуре, пьёт из беладонны отвар. «Физиолог» молчит, «Бестиарий» врёт — а малороссийский тигр колядки поёт. Его навещает аист-монах, аист-монах всегда нетрезв и весел, а Григорий Саввич прячется в кустах, на ниточку копчёное сало повесил. Ловит тигра — не поймает никак, ловит аиста — никак не поймает. А мимо харьковский генерал-губернатор проезжает и благородной седой прославленной головой качает. 5 Приторные петушки, народные музыкальные инструменты, костяные гребни, беременные женщины, слепца Базилио колёсная лира. Повсюду — потёмкинские деревни, аист-колодец, расписные фигурки из козьего сыра, а на воротах сцены Страшного нестрашного суда, Иуда-младенец в ладонях Архистратига, из фольги вифлеемская звезда и в зарослях папоротника униатская книга. 6 На Слободской Украине бурелые помидоры, почерневшие меловые горы, и воют из-под земли заваленные шахтёры, а в Киеве сидят министры и кровь народную пьют из канистры, а повсюду говорители и писатели кривды, и ходют по рукам радужные гривны, и вылазит из дула автомата яблочный червяк на ученьях НАТО, а Тарас Григорьевич, почитавший тебя немало, у них заместо Тельца и Ваала. 7 Я был на дороге, которую вдоль и поперёк исходил Григорий Саввич — харьковская «звезда». Голубиный помёт, несладкий пирог, пыльца растений, хреновый табачок — вот что носил с собою Сковорода. На Украине подсолнухи растут везде — в ночной воде, на крыше, на бороде. А как начнётся абрикосопад — уноси ноги, латинист, коротышка, собрат. Или стой на месте и не вешай нос — черепаха убила Эсхила, тебя — абрикос. Молочная трава 1 Был переполнен блаженством райский сад Арсюши, отец в белой рубашке шёл по дороге. А под камнем — клад. Когда Арсения Александровича ранило разрывной пулей под Витебском и началась газовая гангрена — жасмин ткнулся в его лицо, хитрая птичка заклевала пшено. Но отец погрозил пальцем и сказал: «Вымой уши, подстриги ногти, покорми хромую кошку и больше никогда не входи в стеклянный дом с бабочкой в руке, никогда не говори на этом языке». Операция прошла успешно, потрудились на славу кузнечики-хирурги. 2 Кожа вчерашнего дня под ногами валялась, а женщина с длинным мундштуком смеялась. Ну и пусть смеётся — она столько босоножек износила, что остальное — ерунда, всё остальное — наважденье. Была сирень. Сиренью завалило дома и памятники титанам Возрожденья. Кошка грелась у огня, ситцевая старуха плевала с балкона. И вот она — кожа вчерашнего дня, рыбья чешуя, хвост дракона. Играли на аккордеоне Куперена или Рамо, и кто-то в тёмной комнате отмечал именины, а почтальон принёс заказное письмо, а в письме локон и глаз рябины. 3 На печатной машинке паутина, и продавлена насмерть кровать. Всё постирала Марина, и нечего больше стирать. Занавески, платки, одеяла, платьев захватанных жуть. Только этого мало — надо ещё что-нибудь. И капает в таз водица, капает с потолка, и женщина порхает с распущенными волосами. А герой-любовник с усами, и командирскими часами, и с орденом Красной Звезды приносит ещё воды — два полных ведра, и говорит: «Пора». 4 И в комнату влетела стрекоза, у стрекозы огромные глаза, такая квинтэссенция всех глаз, смотревших в спину в самый лютый час. Ты на груди немного посиди, растёт трава ночная на груди, и сквозь ладонь, послушай, стрекоза, прошла острейшая, но хрупкая лоза. Она летает и не хочет сесть, она не бабочка и не Благая Весть, не смерть твоя, а просто дребедень. Из света в свет. Из тени в тень. Но почему ты не летаешь? Почему? Из света в пламя, а из тени в тьму? 5 Покури трубочку в городе предков в какой-нибудь комнате с клавесином, где навалом голландской жратвы, — всяких там куропаток и яблок. Побеседуй с мастером цеха городских вывесок, подискутируй с колбасником-протестантом, погладь хозяйскую собачку. Ты — умер. 6 Волосы спутанные, ракушки цветные, божок ассирийский в платке носовом. И дети орехи грызут ледяные, и капли дождя на гербе городском... А я — человек, мне бессмертье желанно, поёт на воротах готический зверь, Хозяйка-Гостиницы-Добрая-Анна Изора откроет Антонио дверь. Сиделка нащупает ниточку пульса, не рухнет пред папским копытом Прованс, и спустит холодную кровь Парацельса какой-нибудь медик, заоблачный Ганс. Волосы спутанные, долгое лето — подсвечник пустой в этом доме чужом. Откуда мне ждать молодца и адепта хирурга-кузнечика с тёплым ножом? Волосы спутанные, платки носовые, и в спину знакомый, но пристальный взгляд. А дети орехи грызут ледяные. По Первой Мещанской прошёл град. 7 Двадцать седьмого мая приехал на электричке Пан, и грянули в Переделкино труба и барабан. Отец в белой рубахе поднялся из-под земли, взяли лопаты гномы, фонарь зажгли. У жасмина под камнем стеклянная банка лежит. У жасмина под камнем клад зарыт. Идут, идут отовсюду, весёлое пьют питьё русалки, скоморохи — посмертное братство твоё. Волгоград