Герман Ратгауз
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2001
Какой быть армии РоссииО военной реформе говорят уже полтора десятилетия. Одни ею пугают, другие обнадеживают. Но сегодня, по-видимому, досужие разговоры закончились. И в обществе, и во власти созрело убеждение, что пора поставить точку в праздных разговорах и принять окончательное решение: реформе Вооруженных сил быть.
Какая России нужна армия? С чего надо начинать ее реформу? Каким должно стать главное звено реформирования Вооруженных сил? Какими вы видите отношения между армией и обществом? На эти вопросы «Знамени» отвечают политик, писатель, ученый, военный.
Алексей Арбатов
депутат Государственной думы,
заместитель председателя Комитета по обороне,
член фракции «Яблоко»Совет безопасности принял концепцию военной реформы в России. Реформа предусматривает сокращение армии на 360 тысяч военнослужащих и еще более чем на 100 тысяч гражданских лиц, перестройку структуры Вооруженных сил, изменение соотношения между ролью стратегических ядерных сил и сил общего назначения в пользу последних. Выдвинуты и альтернативные концепции реформы, но Совет безопасности рассматривает их келейно, в полной секретности.
Считаю, что такой подход надо в корне менять. Все вопросы, касающиеся военной реформы, за исключением сугубо технических, должны быть открыты для контроля общества, потому что они связаны с очень важной частью его жизни, дальнейшим политическим и экономическим развитием страны. Разве не абсурд, что наша военная реформа скрыта за семью печатями даже от такого общепризнанного форума для обсуждения проблем, затрагивающих все общество, как парламент. Мне непонятно, почему бы не провести в Государственной думе открытые слушания по реформе армии, на которых представители соответствующих ведомств изложили бы свои соображения, ответили на вопросы депутатов и узнали их мнения.
У фракции «Яблоко» есть свое видение военной реформы, своя цельная концепция, обоснованная и с военно-стратегической, и с технической, и с бюджетной, и с правовой точек зрения.
Цель реформы на основе наших предложений — создание принципиально другой армии путем изменения принципа ее комплектования. Она должна стать, по нашему мнению, добровольно-контрактной. Переход на контракт рядового и сержантского состава приведет к коренному изменению взаимоотношений внутри всего армейского корпуса. Такая армия строится не на мордобое, не на принципе: я начальник — ты дурак. Если солдат-«старослужащий» не может избить солдата-первогодка, то и генерал полковника матом не пошлет и полковник майору в жилье не откажет, коли он ему чем-то не понравился. Люди служат по договору, нарушение которого с обеих сторон наказуемо.
В контрактной армии вступают в силу незнакомые нам доселе вещи, например, право не выполнять преступный приказ, право не быть посланным на картошку или строительство дачи для начальника. С другой стороны, должны быть четко определены обязанности военнослужащего-контрактника.
И дело не просто в замене призыва добровольной службой, — главное, Россия получает армию с иными отношениями не только в ней самой, но и с обществом. Все уже понимают, что призыв стал для него тяжелейшим моральным испытанием, которое усугубляется службой в горячих точках.
В Чечне, правда, сейчас служит много контрактников. Но эти люди изъявили собственное желание служить на войне. Человек с нормальной психикой, имеющий будущее, ни за какие деньги сам на это не пойдет, для него насилие, кровь противопоказаны. Значит, на службу в Чечне нанимаются для того, чтобы любой ценой заработать. Значительная часть контрактников в Чечне — это контингент, который только компрометирует саму идею контрактной армии.
Поступающий на службу в армию человек понимает, конечно, что ему, возможно, придется участвовать в боевых действиях. Но для него это не самоцель, а долг, необходимость. Пример — контрактники, служащие в 201-й дивизии в Таджикистане. Там тоже опасно, люди гибнут, но конфликтов с населением и среди самих военнослужащих нет.
Возникает вопрос: где взять нужное количество, так сказать, образцово-показательных добровольцев-контрактников? Думаю, их будет достаточно, если правильно понимать, что такое контрактная армия. Означает это то, что вместо обязательного призыва человек подписывает контракт или, другими словами, трудовой договор. Если мы сумеем заинтересовать контрактника условиями военной службы, то, я уверен, желающих заключить контракт с армией будет столько, что придется ввести конкурс.
Нередко смешивают понятия «контрактная служба» и «профессиональная армия». Это на самом деле не одно и то же. В профессиональной армии служат с отрывом от работы, а непрофессиональная, такая, как, например, в Швейцарии, построена по принципу милиции. Все граждане до определенного возраста ежегодно призываются в армию на месяц-два и проходят переподготовку.
У нас — профессиональная армия, так как люди военную службу не совмещают ни с какой другой. Но существует еще понятие «профессионал» — человек, который в каком-либо деле, занятии очень преуспел, достиг высокого класса. Когда мы говорим «профессионал», то всегда имеем в виду что-то хорошее. Парадокс в том, что у нас сейчас армия профессиональная, но очень плохая. А наша концепция военной реформы предполагает создание армии профессиональной и очень хорошей.
Наша модель военной реформы должна быть именно российской, отражающей уникальность и страны, и ее положения в мире, и стоящих перед Россией задач. Военную реформу нам приходится проводить параллельно с реформой в экономике, политике — на фоне переустройства государственного строя и его социальных основ. В Америке, например, в 70-е годы перевели армию на добровольно-контрактную форму, но там не пришлось одновременно реформировать все и вся.
Однако я не считаю трудности непреодолимыми. Надо искать и находить возможности в обозримом будущем создать в России профессиональную, боеспособную, пользующуюся авторитетом в мире и уважением в обществе армию.
Переход от призыва на контракт — очень важный элемент реформы. У контрактной армии много сторонников, но чаще всего они связывают ее создание с большими расходами. Я же убежден, что даже хорошими деньгами хороший контингент не обеспечить, с чем уже столкнулись в свое время американцы. И они придумали такой стимул, как возможность получения высшего образования в течение нескольких контрактных сроков. Таким образом сразу удалось привлечь на военную службу и представителей этнических меньшинств, и женщин, и другие слои населения.
Россия, конечно, не Америка. У нас сегодня высшее образование и имущественное положение не являются синонимами. Богатые люди зачастую не имеют высшего образования, а те, кто его имеют, как раз живут в нищете. Но мы могли бы использовать как стимул более существенный козырь, чем даже высшее образование, — возможность приобретения жилья путем накопления средств за время контрактной службы. После второго, третьего и так далее контракта человек получает от государства определенную часть денег на покупку жилья. Кроме того, у нас есть такой огромный резерв, как русскоязычное население в странах СНГ. Если открыть им возможность через службу в армии получить российское гражданство и приобрести жилье, в наши Вооруженные силы хлынут миллионы молодых людей.
Должно ли общество знать, что происходит в армии, как идет ее реформирование, контролировать этот процесс? Безусловно. Каким образом? Через парламент, через принимаемые им законы, утверждение бюджета и контроль за расходованием выделенных государством средств.
К сожалению, о реформировании армии много говорят, но мало кто правильно понимает его необходимость. Для одних это жупел, другие ограничиваются благими пожеланиями. Реформа сейчас перестала быть предвыборным лозунгом, потому что оказалась скомпрометирована, причем совершенно незаслуженно. В 1997 году Министерство обороны запланировало правильные мероприятия, но под ними рухнула финансовая база после кризиса в августе 1998 года. Сейчас положение с финансированием улучшилось, но до уровня 1997 года оно еще не поднялось.
Одним из элементов гражданского контроля может быть гражданский министр обороны. Если, конечно, не сводить все к тому, что Вооруженными силами будет руководить человек в пиджаке. Гражданский министр обороны — это человек, назначенный президентом, осуществляющий политику президента внутри Министерства обороны и отвечающий за свои действия только перед президентом. В отличие от военного министра обороны, который представляет интересы армии при президенте. Но пока мы от этого, увы, далеки. Конечно, назначение гражданского человека министром обороны само по себе не гарантия гражданского контроля. Для этого нужны очень серьезные изменения в системе Министерства обороны, разделение функций между ним и Генеральным штабом. Нельзя также рассчитывать на то, что такая большая и сложная структура, как армия, легко воспримет новшества, и это показал опыт девяностых годов. Но у президента достаточно власти, чтобы преодолеть сопротивление. К сожалению, по сокращению армии он принял половинчатое решение, хотя финансовые возможности позволяли сделать более радикальный шаг.
Какой же быть армии России и в чем суть военной реформы как ее видит «Яблоко»? Военный бюджет — 3,5 процента ВВП. Численность Вооруженных сил — 800 тысяч человек. Распределение средств на содержание армии и на ее качественное обеспечение (боевая подготовка, новая техника, строительство) не 70 на 30, как сейчас, а 50 на 50. И, самое важное, переход с призывного принципа комплектования преимущественно на добровольно-контрактный с оговоркой, что и солдаты-контрактники, и офицеры, и старшие офицеры получат как минимум удвоение денежного довольствия — при сохранении всех льгот.
Борис Васильев
Об армейской реформе говорят много, но весьма однообразно. Все сходятся во мнении, что реформа армии вполне назрела, что она остро необходима, но никаких реальных шагов ради этого, не просто общегосударственного, но скорее общенародного, дела не осуществляется, и остро необходимая идея по-прежнему стоит на запасном пути без какого бы то ни было стремления к движению.
А пресса помалкивает. Редко-редко промелькнет статейка-другая, но и статьи застенчивы, и мысли, в них высказанные, тоже. Такое ощущение, что армия все еще не наша, не народная, а как была государственной мускулатурой во времена большевизма, так и осталась. И это весьма опасно, поскольку, хотя ею и распоряжаются их превосходительства господа генералы, но служат-то в ней сыновья и внуки самых что ни на есть обыкновенных граждан. Не увенчанных ни золотыми погонами, ни красными лампасами, ни головными уборами с тульей времен Великой Французской революции.
Думается мне, что вопрос с армейской реформой несет в себе отнюдь не келейно-кабинетный, а воистину всенародный характер, и потому обсуждать его придется либо с открытой душой времени сегодняшнего, либо исподтишка, как то привыкли делать наши горе-правители времен большевистской оккупации.
Армия — общественный институт куда более историко-культурного порядка, нежели экономического. Были времена, когда армий как общественных институтов не существовало, и, быть может, мы уже вступили в тысячелетие, когда они исчезнут за ненадобностью. Полагаю поэтому, что бесспорно необходимую стране военную реформу следует предварить массированной пропагандой, направленной против рожденной большевистским режимом ксенофобии, разъяснением необходимости армии для оборонительных целей и вспомнить наконец как об уважении ко всем народам, так и об интернационализме, разрушив миф о пресловутой продаже Отечества. У каждого народа есть единственный, веками проверенный путь опыта и традиций — его культура. Вот о ней и следовало бы вспомнить в самом широком смысле этого слова, решительно отмежевавшись от понимания под этим словом трясущихся на эстрадах молодых людей, страстно заглатывающих микрофоны.
Это — не культура. Это ее блудная дочь, родившаяся в Новом Орлеане и получившая наименование попсы. Она не имеет национальности и столь же далека от культуры, как далек от великого полководца старательный прапорщик-сверхсрочник. Она съедобна, как сникерс, почему и завоевывает полуколониальные и развивающиеся страны, по неразвитости своего национального достоинства повторяющие пройденное. Ни во Франции, ни в Германии, ни тем паче в Англии вы не найдете ничего подобного: там развивается свое, национальное эстрадное искусство. Оно гремит на площадках и в ресторанах, а заимствованная из-за океана помесь шаманства с бессмысленными выкриками кто кого любит застенчиво жмется в особых клубах. Для любителей.
Культура — душа народа, за тысячу лет существования скопившего несметные богатства исторических традиций и обычаев, языка и литературы, свойственные только ей, свои песни и танцы, легенды и сказки и даже свою, ни на что не похожую кухню. Это и есть культура народа, осознавшего себя таковым и обладающего своей неповторимостью, своим местом в общей семье народов.
Душа создана для размышлений, а не для приплясываний. И когда дело касается всего народа, надо обратиться к его вековой мудрости. Для этого и проводятся референдумы, а не выборочные опросы с ошибками и допущениями, позволяющими любые толкования.
Я с нетерпением ожидал выступления президента по телевидению, когда было объявлено, что он помянет о былом величии России. Я ожидал, что он вспомнит первого лауреата Нобелевской премии по литературе Ивана Бунина, помянет Блока и расстрелянного большевиками Гумилева, коснется Павлова, Вернадского, умершего в Саратовской тюрьме Вавилова, Мечникова, «Гулаг» Солженицына и «Тихий Дон» Шолохова. Каково же оказалось мое недоумение, когда нам предложено было гордиться первым полетом Гагарина! Спору нет, он совершил подвиг, однако если бы не погиб Бондаренко, если бы сам Гагарин заболел гриппом, то полетел бы другой, только и всего. Пропагандистский трюк не может являться культурным шагом в развитии страны, цивилизация — явление прикладной науки и техники, и вчерашний рекорд сегодня уже никому не нужен. Тем более что сражение за покорение космоса мы проиграли американцам по всем статьям.
Державное представление о величии есть всего лишь воспоминание о силе. О чудовищной силе быка, которого тореро удерживает мулетой, заставляя танцевать вокруг себя: такое величие нас привлекает? Величие было у Македонии, когда ее царями были Филипп и его блистательный сын Александр Македонский. Такое величие было у Монгольской империи, когда там господствовала плеяда блестящих полководцев — Чингисхан, Субэдей-багатур, Бату-хан. Ну, и где же сейчас это былое величие? А вот величие России, Франции, Англии, Германии не исчезнет никогда, сколько бы войн они ни проигрывали. Не исчезнет потому, что опирается не на тупую бычью силу, а на прочный монолит национальной культуры.
Только не путайте вы ее, Бога ради, с попсой! Договорились?
Когда я писал о татаро-монгольском нашествии, мне понадобилось три поездки в страны, испытавшие трехсотлетнее турецкое иго. Я был в Армении, Греции и Болгарии. И именно в Болгарии на симпозиуме, собранном по моей просьбе, я понял, что подразумевается под понятием «иго».
Под этим понятием подразумевается:
1. Полное истребление военной касты подчиненного народа, то есть его дворянства. Ни одна из посещенных мною стран не имеет дворянского класса, то есть класса профессиональных защитников Родины.
2. Унижение господствующей религии завоеванного народа. Приземистые храмы, над которыми гордо высятся минареты, — характернейший штрих архитектуры стран, на собственной судьбе испытавших иноземное иго.
3. Геноцид против коренного народа. Мальчиков — в янычары с обязательной исламизацией, девочек — в гаремы властелинов Турции.
Ничего подобного в России не было при татаро-монгольском нашествии. Дворяне пользовались прежними привилегиями, детей в гаремы не отдавали, а Русская Православная Церковь с помощью монголов наконец-то окончательно расправилась с язычниками: они уходили добровольцами в монгольские войска, сражались на Яве и в Индокитае, а русская гвардия охраняла ставку хана Хубилая в Пекине. Захудалая Москва с помощью монголов стала столицей Руси, а монгольские войска честно и отважно защищали русские границы, принимая на себя удары Ливонского ордена и литовцев, за что и получили пресловутую дань.
Зато представьте мое удивление, когда я приложил законы ига к Двадцатому столетию. Полное истребление военной касты? Так точно, не мытьем, так катаньем. Разгром храмов господствующей религии с расстрелами, ссылками, а то и распятием на церковных вратах священнослужителей? Да до такого варварства и турки не додумались! Геноцид коренного населения? Сколько было расстреляно без суда и следствия? Сколько померло от голода и холода в гулагах всех номеров и назначений? И после всего этого вы предлагаете нам вспомнить о советском режиме в качестве нравственной опоры? Окститесь, господин президент! Мы — прямые наследники Великой России, а не господства полууголовной, а главное, полуграмотной банды большевиков. Мы нахлебались с ними дерьма по горло, мы хотим жить в достойной, уважаемой всеми стране, путь которой был проложен государем Александром Вторым. Он провел реформы за пять лет, переведя полуфеодальную страну на рельсы капиталистического способа производства, а мы десять лет толчем воду в ступе.
В своих воистину исторических реформах государь Александр Второй опирался на могучую русскую интеллигенцию. С ее помощью он провел не только отмену крепостного права, но и полицейскую реформу, решительно разогнав старый, сросшийся с местной властью насквозь коррумпированный аппарат, создав вместо него вполне современную полицию. После этого последовала знаменитая судебная реформа, в результате которой Россия получила не только суд присяжных, не только обязательную презумпцию невиновности, но и состязательность судебных процессов на всех уровнях. Имена блестящих русских адвокатов — Андреевского, Плевако и других — знала и высоко почитала вся Россия. И наконец, реформа народного образования, к которой подошли с точным учетом, в каких именно специалистах будет завтра нуждаться Россия. И появились гимназии — средние учебные заведения, в которых упор делался на науки гуманитарные; реальные училища, в которых первое место занимали науки естественные: физика, химия, математика. Кадетские корпуса, готовившие офицерскую смену, и коммерческие училища, выпускавшие кадры для пополнения купцов и промышленников, банков, статистики, бухгалтерии. Кроме этого, во всех городах были открыты школы с бесплатным обучением, а на селе — широкая сеть церковноприходских школ. Кстати, гимназии и реальные училища обладали квотой бесплатного обучения для способных детей из неимущих классов.
А что же сделали покорившие Россию большевики? Распространили по одним и тем же программам образование по всей территории Советского Союза, хотя подготовка городских и сельских ребятишек никак для этого не годилась. И через поколение мы получили массу малообразованных работников, абсолютно не способных принимать стратегические решения, но с присущим тому времени энтузиазмом готовых рвать, ломать и строить что партия прикажет. Так погибла красивейшая река России, ее поэтический символ — Волга, замененная на цепь вяло текущих водохранилищ, которые дурно пахнут затхлой водой. Ее красные боры, заливные луга, золотые пляжи и практически вся рыба, которая кормила всю Европейскую часть России, уже исчезли. Та же участь постигла и Переяславское озеро, где водилась удивительная по нежности сельдь. Та же участь ожидает и славное море великий Байкал из-за того, что каким-то писчебумажным чиновникам потребовалась для производства бумаги его чистейшая, уникальная вода. Вместо всего этого, вместо красоты, которой удивлялся мир, были сооружены гиганты индустрии, не способные конкурировать ни с одной фирмой на Западе. Могут они лишь «ковать оружие». Вот они его и куют, и живем мы только за счет внуков и правнуков, бездумно торгуя направо и налево нефтью, углем, никелем, молибденом, вольфрамом… Россия стала банкротом, за 75 лет прокутившим несметные богатства.
Большевистская Россия, заполучив огромный запас арестантов, в конце концов вынуждена была прибегнуть к дикому в Двадцатом веке каторжному труду. В качестве опыта начали со строительства никому не нужного Беломорско-Балтийского канала, который строили тысячи каторжан без всяких механизмов. Опыт удался, хотя никакой практической пользы это сооружение не принесло. Освоенный опыт работы за пайку хлеба перенесли на иные объекты: трижды начинали строить БАМ, копали так и не оконченный тоннель под Татарским проливом, строили железную дорогу в тундре. Все это оставило лишь печальные памятники египетского труда без какой бы то ни было пользы для народного хозяйства. В какую графу мы отнесем эти «достижения» Советской власти?
Но главная беда заключалась не в этом. Огромная сеть концлагерей, покрывшая черной оспой Сибирь, Дальний Восток и даже центральные области, с ослаблением сталинского тиранического режима стала таять, расползаясь по всей России вместе с выпущенными заключенными. Это не могло не привести по крайней мере к двум чудовищным по своим последствиям явлениям. Во-первых, резко изменилось отношение к труду: советский человек и гвоздь-то начал заколачивать с тремя перекурами. Появилось воровство на заводах и фабриках, в учреждениях и даже в учебных заведениях, и воров этих никто никогда не осуждал, ласково называя их «несунами». Во-вторых, блатной язык (феня) проник в язык не только разговорный, но даже в официальный. Меня, например, до сей поры весьма интересует вопрос, как переводчики умудрились перевести известный афоризм Первого Лица Государства: «террористов будем мочить в сортирах». Как?.. Единственный приемлемый вариант, пришедший мне в голову, звучит так: «террористов будем отмывать в туалетах». Великий русский язык, на котором были написаны великие книги, измельчал и опустился до уровня обывателя. На этом же уровне работает и наше телевидение, кроме разве что НТВ да канала «Культура».
И в этом отчетливо прослеживается политика ига, которую ввел большевизм. Наиболее массовый класс России — крестьянство — не просто лишили церкви как с детства привычной опоры этой нравственности, но и вообще ликвидировали как класс свободных мелких производителей. Организовали колхозы, но колхозникам пятнадцать лет не выдавали паспорта, поэтому молодежь бежала из деревень всеми доступными способами. Чем все это кончилось, можно судить по реплике Черчилля: «Я всегда думал, что умру от старости, но когда Россия, в прошлом кормившая Европу, стала закупать хлеб, я понял, что умру от смеха».
Но вернемся к реформам государя Александра Второго. Одной из решающих, кроме, разумеется, отмены крепостного права, — была реформа военная. Она отменяла рекрутский набор и вводила обязательную воинскую службу для мужчин, достигших двадцати одного года, сроком на семь лет. Реформа предполагала льготы для единственного кормильца или женатого мужчины, имеющего более двух детей. Кроме того, она отменяла ряд привычных для России войск: гусар, уланов и драгунов, передавая роль легкой кавалерии девяти казачьим округам, калмыкам и башкирам, приравненным к ним по всем льготам. В армии оставались три основных рода войск: пехота, кавалерия и артиллерия, не считая вспомогательных частей вроде крепостных, инженерных и частей обеспечения. Единицей измерения являлся полк, командир которого объявлялся полновластным распорядителем своей части, отвечая не только за боевую подготовку, но и за здоровье вверенного ему состава и казну полка. Реформированная армия прошла жестокую проверку Русско-Турецкой войной, одержав ряд блестящих побед.
Существует устойчивый миф о том, что в рекруты брали на двадцатипятилетнюю службу. Это не соответствует действительности: служба была определена в двадцать лет, а двадцать два года были введены Александром Первым только на время Наполеоновских войн.
Второй миф заключается в том, что село якобы проливало горючие слезы, провожая рекрутов в армию. Наоборот, село радовалось за рекрута, потому что на государеву службу призывался крепостной, а возвращался с оной человек свободный и грамотный. Ему завидовали, и любимые с нетерпением ждали его домой, поскольку рожденные от свободного мужа дети оказывались свободными, независимо от социального статуса матери. И это был едва ли не единственный путь на свободу для крепостного человека.
Следующий миф касается сказочного жалования русского офицерства. Субалтерн-офицер, то есть подпоручик, получал в пехоте 41 рубль с копейками. Из них он обязан был заказать для себя три формы одежды: повседневную, парадную и полевую, три пары соответствующих сапог, три шинели, три шарфа и лайковые перчатки, которые лопались буквально после первого дня службы. Если офицер завтракал только булкой с колбасой и чаем, а ужинал через день, его месячный дефицит равнялся ориентировочно десяти рублям. Ротному офицеру при тех же расчетах не хватало ежемесячно четырех рублей, и только заместитель командира батальона сводил концы с концами вполне благополучно. Отсюда вытекало правило, согласно которому желающий обрести семью офицер, во-первых, обязан был представить невесту Офицерскому собранию, а во-вторых, получить от командира полка письменное разрешение на венчание в церкви. И командир никогда не давал такого разрешения, если офицер не дослужился до должности заместителя командира батальона.
Заодно — еще несколько вдолбленных нам в головы мифов.
1. Октябрьский переворот 17-го года проходил отнюдь не под лозунгом «Вся власть Советам!», а под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!». Именно поэтому сопротивление ему было оказано лишь в Москве, где большевиками был расстрелян Кремль, и в Смоленске, где их артиллерия разгромила госпиталь для выздоравливающих офицеров.
2. Белое движение с учетом всех штыков и сабель никогда не превышало цифры 350 тысяч человек, в то время как численность Красной Армии составляла пять миллионов штыков плюс три кавалерийские армии: 1-я — Буденного, 2-я — Миронова, 3-я — Примакова. При этом вся эта громоздкая армия потерпела жесточайшее поражение от войск Пилсудского в 20-м году, почему Россия надолго потеряла западные земли Украины и Белоруссии.
3. Первым декретом дорвавшихся до власти большевиков был Декрет о мире с признанием полного поражения России. По этому декрету Советская власть выплачивала Германии 6 миллиардов золотых марок и уступала ей Украину, Белоруссию и часть Прибалтики. И бесконечные эшелоны потянулись в Германию, доставляя туда хлеб и мясо, сталь и чугун. Этого Германии хватило на то, чтобы продержаться почти полтора года. Сколько при этом погибло французов, англичан, американцев и иных молодых людей из государств Антанты, в нашей прессе никогда не упоминалось.
4. Красную Армию создавали совсем не красные полуграмотные командиры, а русские офицеры, которых в ней было свыше 170 тысяч. Большинство из них были насильственно мобилизованы, вернувшись к своим семьям из разложенной большевиками армии, но много оказалось и добровольцев, потому что большевики воспользовались теми лозунгами, которые они разделяли.
5. Празднование 7 ноября победы социалистической революции является полным вымыслом. Временное правительство добровольно передало власть Советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, встретив сопротивление с их стороны лишь в двух городах. Однако в Учредительном собрании большевики оказались в явном меньшинстве и просто-напросто его разогнали, окончательно узурпировав власть. Многие губернии, города и уезды отказались им подчиняться, что и явилось началом самой длительной и самой жестокой в истории гражданской войны. Это произошло 6 марта 1918 года, однако выглядело столь чудовищно несправедливым, что большевики предпочли нейтральное 7 ноября этому дню откровенного произвола.
Таковы начальные вехи насильственного захвата власти и воспоследовавшего ига большевиков. Далее было уничтожение крестьянства, террор против интеллигенции и установление жестко контролируемой вертикали власти. Никакие Советы не являлись действующими органами: это была всего-навсего декорация демократии. Всем распоряжалась Коммунистическая партия, выборность в которой всегда была многоступенчатой. Говорить о каких бы то ни было «достижениях» на черном фоне общегосударственного террора по меньшей мере бестактно.
Единственной бесспорно великой победой Советского Союза является победа над фашизмом в Великой Отечественной войне. Не будем касаться проигранной неумными руководителями СССР дипломатической игры — факт остается фактом. И все же я твердо убежден, что глубочайшее самопожертвование народа, ярчайшие примеры его героизма, яростное сопротивление в тылу партизанских отрядов и оставшихся на оккупированной территории частей и соединений Красной Армии явились основой нашей победы во всенародной борьбе в куда большей степени, нежели реальное руководство партии большевиков.
Число наших боевых потерь до сих пор не названо. В мире вы не найдете страны, в которой существовало бы такое бессердечное, наплевательское отношение к павшим воинам, но это — факт, и определение «свыше 30 миллионов» лишь подчеркивает это нечеловеческое по чиновничьему равнодушию отношение к своим же согражданам. О солдатах, не по своей воле оказавшихся в плену, и говорить не приходится. Если во всех странах мира они награждаются боевыми медалями, то у нас их эшелонами отправляли в концлагеря. Этот грех неотмолим, а поскольку Советская власть постаралась навсегда избавить подрастающие поколения от самого понятия греха, то нам, еще помнящим, что сие означает, необходимо постоянно напоминать детям и внукам об их за него ответственности.
Однако все имеет свое начало. И начало восстановления России не в неумелом держании свечи в храме, не в неуклюжих поклонах и не в столь же неуклюжих, неотработанных, с детства не поставленных осенениях себя крестом. Оно — в постижении Учения Христа. Но готовы ли мы к такому постижению? Язычество въелось в наши души за три поколения безбожников, с восторгом сокрушавших храмы, и никакое восстановление их нам не поможет, потому что восстановление Веры может быть осуществимо только через семью. Через ее обычаи, разъяснения, пример старших. Иного пути просто не существует, потому что если общественная мораль опирается на моральный кодекс общества, то нравственность каждого ее члена воспитывается в семейной колыбели.
Вся совокупность возрождения утраченного три четверти века назад, с моей точки зрения, — единственный путь реформирования армии, если не рассматривать эту реформацию только с профессионально количественной стороны. Можно сколь угодно громко и неуместно кричать о патриотизме, можно сколь угодно часто поминать имя Божье всуе — слова лишь сотрясают воздух, оставаясь словами, то есть наименованием того, чего не существует в душе.
Почему в нашей, славянской по коренному составу и истории армии, до сей поры не восстановлены славянские наименования среднего командного состава? Почему до сей поры ей не вернули подпоручиков, поручиков и штабс-капитанов? Почему в нашей армии столь малочислен состав младших командиров, я имею в виду сержантов, под командованием которых должно быть максимум пять, от силы — семь подчиненных. Так было в русской армии, где унтер-офицеры командовали взводами, а офицеры — только полуротами.
В нашей армии существует болезненная язва, образовавшаяся вследствие того, что в силу необходимости (большие потери людского состава в начале Великой Отечественной войны) мы вынуждены были призывать в армию юношей с 18 лет. Этот приказ действует и поныне, порождая так называемую дедовщину. А ведь было время, когда Россия, как и унаследовавшая ей Красная Армия, призывали в свои ряды молодых людей в 21 год, то есть по сути мужчин, уже осознавших себя таковыми. Парня в 21 год не заставишь мыть сортир зубной щеткой — он уже дорожит собственным достоинством и не боится никакой гауптвахты. Кроме того, в русской армии существовала традиция наставничества, когда старослужащий брал под свою опеку новобранца. Эту традицию необходимо вернуть, равно как и призыв с двадцати одного года при соблюдении различного рода льгот. Тогда сама собой исчезнет дедовщина, а вместе с ней и повсеместная нелюбовь к армии.
Самым насущным в грядущей и — еще раз подчеркиваю — давно назревшей военной реформе мне представляется передача всей финансово-экономической ответственности командирам полков. Социализм, согласно старому лозунгу, конечно же — учет, но учет социалистический, то есть коллективный. Капиталистический учет есть учет персональный, что в современных условиях я считаю особенно важным. Это резко сократит бездумно раздутый штат военных чиновников, которых в нашей армии по три с половиной на каждую боевую единицу. В армии давно пора вводить личную ответственность.
Юрий Рыжов
академик РАН,
президент Международного Инженерного УниверситетаВообще-то вопрос, поставленный «Знаменем», волновал меня более десяти лет назад. Тогда меня, ректора МАИ, избрали народным депутатом по одному из крупных московских округов, а затем, по моей академической и вузовской принадлежности, я стал председателем Комитета Верховного Совета СССР по науке и образованию.
Эта сфера уже многие годы финансировалась по «остаточному» принципу, а остаток все таял и таял, поскольку львиную долю съедала оборонка, и непомерные траты эти разоряли страну. И не столько расходы на новые научные и технические разработки, сколько непрерывно нараставшее массовое производство вооружений. В 1989 году официальный военный бюджет составлял 17 миллиардов рублей. Это была наглая ложь. В 1990 году, может быть, устыдившись, цифру подправили, подняв примерно до 70 миллиардов. Все равно это была липа.
В начале 1990 года я опубликовал в «Новом времени» статью, в которой, в частности, утверждал, что наш военный бюджет — не менее 200 миллиардов рублей. Тогдашний председатель Совмина Н.И. Рыжков спросил меня, откуда я взял эту цифру. Я рассказал, каким странным способом ее вычислил. Николай Иванович признался: «А мы и сами точно не знаем, сколько тратится на военные нужды». Ничего удивительного: большая часть военных расходов была раскидана по разным, часто анонимным строкам бюджета, порой скрываясь под псевдонимами. Более десяти миллиардов, например, на поддержку чего-то вроде мясопроизводителей, еще миллиарды на какие-то компенсации и тому подобное. В общем, все было замотано враньем и секретностью, закрыто даже от народных депутатов.
А вычислил я военный бюджет так. Мне запало в голову где-то вычитанное, что если известна стоимость военного имущества страны, то реальный военный бюджет составляет от одной шестой до одной четвертой ее, то есть стоимости, части. И тут попалась на глаза публикация в «Правде», в которой автор, советский генерал (уже шел процесс отделения Прибалтики), возмущался, как можно отделять Прибалтику, если в Прибалтийском военном округе имеется военное имущество на такую-то сумму. И назвал эту сумму. Если умножить ее на количество военных округов, получаем его общую стоимость. Я понимал, что округа не равноценны, но порядок величины уже определился. Получилось триста миллиардов. Сотню «в запас прочности» я скинул, осталось 200!
А чуть позже произошло интересное событие. Мне домой позвонил известный экономист-аналитик, эмигрировавший в США из СССР, Игорь Бирман. Он сказал, что прочитал мою статью, в которой была приведена эта цифра, и хочет со мной встретиться. Я пригласил его к себе, в Староконюшенный, где мы жили в старом арбатском доме. Бирмана тоже интересовало, откуда я ее взял. Он рассказал, что в США для Пентагона занимался аналитикой советского военного бюджета и получил ту же цифру. Это еще более укрепило мою уверенность в том, что я докопался до полного военного бюджета и теперь обоснованно могу сказать, что он чрезмерен и что от него надо «отгребать» на социальные, культурные и другие гуманитарные нужды. А под «прожиточный минимум» оборонки следовало подвести теперь теоретическую базу, то есть определить необходимые расходы на обеспечение военной безопасности страны.
Тут у меня появилось много сторонников и соратников. И я вышел с предложением к Михаилу Сергеевичу Горбачеву о создании комиссии из народных депутатов для разработки концепции национальной безопасности страны. Было издано соответствующее распоряжение, в котором я назначался председателем комиссии.
В комиссию вошли генералы армии и КГБ, экологи, юристы, экономисты, другие специалисты. Образовался такой «ноев ковчег». При комиссии была сформирована сильная команда экспертов. В их числе были Андрей Кокошин, который хорошо знал, у кого сколько каких ракет стоит с той и с другой стороны, Владимир Рубанов — очень хороший аналитик, специалист по защите информации, другие компетентные люди. Ранней весной 1990 года мы провели одно организационное заседание и одно содержательное. Притирались друг к другу и определяли, как дальше работать.
А дальше произошло следующее: Горбачев на представленной ему мною записке о первых результатах работы комиссии написал, что она свою задачу выполнила и вопросы разработки концепции безопасности Президент СССР берет на себя. Что привело к такой резолюции, я узнал позже. Причиной оказался демарш, который предприняли по поводу работы комиссии силовики, в первую очередь Крючков и Язов. Таким образом, просуществовав сорок дней, комиссия была упразднена. Но она продолжала работать неофициально. И уже после путча Ельцин поручил Сергею Степашину организовать работу над концепцией национальной безопасности, используя наши разработки, о которых Борис Николаевич хорошо знал.
В основе концепции были два тезиса. Один тезис: безопасность есть понятие комплексное, а не только военно-политическое — это и экономическая, и экологическая, и информационная, и иная безопасность, а потому должно рассматриваться сегодняшнее состояние и динамика угроз, возможности и средства парирования в каждый конкретный момент и на перспективу, должна выстраиваться их иерархия. Другой тезис: приоритетами должны быть безопасность и защита личности, за ними — безопасность общества, и лишь затем — безопасность государства, и только как инструмента, который обеспечивает два первых приоритета.
Для военной, да и для многих других компонент безопасности очень важно правильно и порой нелицеприятно определить подлинные национальные интересы, то есть максимально трезво оценить место России в окружающем мире, перспективы взаимодействия с ближним и дальним окружением, попытаться проэкстраполировать их эволюцию, спрогнозировать возможные угрозы и необходимые и возможные ответные действия. Все это я бы объединил под понятием объективной самоидентификации, вместо которой нас все продолжает тянуть к имперскому величию. Власть, как в недалекие времена, приоритетом считает свои, то есть гигантского бюрократического сообщества, безопасность и благополучие. Права же личности обществом снова невостребованы.
Но вернемся к теме. После такой самоидентификации, по возможности максимально глубокой, должна быть разработана концепция комплексной национальной безопасности, в том числе военной, в рамках которой и надо определять, какая армия нужна нашей стране для парирования потенциальных военных угроз. В соответствии с анализом этих угроз и нужно решать, какие нам нужны Вооруженные силы, а следовательно — планировать производство вооружения. Для локальных конфликтов, например, не годятся многие из сегодняшних видов и типов оружия. В то же время нужно определиться с вооружением на экспорт, и тут тоже необходимы анализ эволюции политической обстановки в окружающих Россию регионах, изучение экономики потенциальных рынков военного имущества и военной техники.
Большие геополитические изменения происходят не только в России, но во всем мире. Это и глобализация (не будем спорить о терминах), и новый всплеск локальных конфликтов на этнической, религиозной и иной почве, это межцивилизационное противостояние. Наконец, эволюционируют методы и средства ведения военных действий, организация вооруженных сил.
Еще в самом начале моей работы во Франции я встречался с ее тогдашним начальником генерального штаба адмиралом Лангсадом, который рассказывал мне о планах реформирования французской армии. Считая эту задачу чрезвычайно сложной, Лангсад придерживался мнения, что громоздкую систему гарнизонов-округов не следует «ломать через колено», а нужно создавать параллельно существующей новую, более эффективную в новых условиях конструкцию, при постепенном отмирании прежней.
Однако и при таком подходе возникают социальные проблемы. Они связаны с тем, что на территориях страны, где дислоцируются крупные военные соединения, образовалась инфраструктура, связанная с обслуживанием военного контингента. Если войска уйдут, многие местные жители останутся без работы. У нас к этой проблеме добавляется еще более острая — гигантские градообразующие предприятия ВПК. Примером упомянутой эволюции является вопрос о самоидентификации европейской военной составляющей НАТО. Один из ее аспектов — расхождения по системе противоракетной обороны. Если США будут создавать национальную про, то что делать Европе, как ей себя обезопасить? Конечно, сохранение договора 1972 года, который был выстроен применительно к противостоянию двух миров, давал Европе какие-то гарантии. Но если сегодня возникает опасность ядерного удара не со стороны, скажем, Восточного блока, СССР, России, а, как говорят, со стороны взрывоопасного пояса на юге, то возникает проблема европейской безопасности.
Этот вопрос я также обсуждал с Лангсадом, французскими оборонщиками. В 1992–1993 годах, видимо по наивности, мне казалось возможным и реальным объединиться и совместными усилиями создать независимую от США российско-европейскую, основанную на космических и наземных средствах систему мониторинга локальных театров военных действий, если они развернутся в опасной близости от европейских стран. Я напоминал, что во время войны в заливе всю необходимую информацию союзники получали «с ладони» США. Однако уже тогда, к сожалению, инерция оказалась сильнее целесообразности.
Из всего потенциального арсенала сотрудничества на базе космической и авиационной техники нам удалось «пробить» только один проект, он реализовался лишь в 2000 году — это созданный в Красноярске (НПО им. акад. М.Ф. Решетнёва) совместно с «Алкатель Эспасс» спутник-ретранслятор невоенного назначения. Негусто, учитывая реальные технические возможности. Не удалось нам пока внедриться и в строительство нового поколения аэробусов. Неудачной оказалась попытка продажи военно-транспортного самолета Ан-70. Правда, появился у нас новый вертолет для локальных военных действий, с хорошей защитой пилота, с хорошей системой мониторинга цели. Но сколько их на вооружении армии? Считанные единицы. Армия не в состоянии закупить новую технику в нужном количестве. Чтобы понять масштаб сегодняшнего производства, скажу, что до 1990 года авиационная промышленность выпускала до трех тысяч единиц разного типа летной техники в год. Сейчас — меньше ста, а промышленность не может даже выжить, не говоря уж о том, чтобы развиваться, если их меньше пятисот. А что происходит с организациями, которые контролируют экспорт вооружения! Их то и дело реформируют, переименовывают, меняют руководителей и перетасовывают сотрудников.
Вся эта суета вокруг эскпорта вооружения имеет, конечно, цель положить руку на «денежную трубу», но, к сожалению, борьба за доступ к финансовым потокам нередко приводит к расторжению уже заключенных контрактов, что оборачивается потерей многих миллионов долларов.
Второй аспект — с ним я сталкивался сам — касается так называемых разработок двойного назначения: и военного, и гражданского. Сотни чиновников и десяток инстанций, контролирующих экспорт и военно-техническое сотрудничество под предлогом защиты национальных интересов, блокируют даже фундаментальные совместные научные исследования, которые могут дать нам возможность остаться причастными к высоким технологиям будущего.
Такая ситуация сложилась из-за того, что общество наше совершенно не приспособлено к контролю за властью. Веками оно приучалось к тому, что власть сама его контролирует.
Многие полагают, что ряд армейских проблем стали бы более решаемы, будь в России гражданский министр обороны. Однако при отсутствии гарантии гражданских свобод мы и тут можем получить то, что уже имеем в области демократии и в области экономики. Отсутствие таких гарантий, равнодушие к ним общества будут сохранять на недопустимом в цивилизованном обществе уровне цену жизни и благополучия любого гражданина, а значит, и солдата, сержанта, офицера.
Может быть, власти так проще?
Александр Шаравин
директор Института политического и военного анализа,
академик Академии военных наук,
полковник запасаДумаю, что главная миссия Владимира Путина — реформирование силовой составляющей государства. Последовательные шаги нашего президента в этой сфере демонстрируют не только наличие политической воли, но и компетентность.
От многолетних разговоров о военной реформе мы, наконец, переходим к практическим действиям. Это не значит, что я согласен с теми, кто критикует генералов за саботаж реформы. Напротив, я считаю, что мы должны склонить голову перед ними за то, что они сохранили боеспособными существующие соединения и части. Реформировать же Вооруженные силы должно высшее политическое руководство страны во главе с президентом.
Надо уходить от упрощенного понимания военной реформы. За нее нередко принимают предлагаемые военными меры (сокращение, структурная перестройка, модернизация технического оснащения), и предлагаемый некоторыми политическими партиями переход к профессиональной (в их понимании наемной) армии. Думаю, что принцип формирования Вооруженных сил безусловно важен, но не является главным и актуальным сегодня.
Армия России нуждается в коренном, глубинном реформировании. Мы не можем иметь в ХХI веке армию, отставшую от своего времени, армию, пропитанную идеологией тоталитарного государства, с которой страна, слава Богу, покончила. История учит нас, что при смене общественной формации должна быть сформирована новая армия, создание которой, по моему мнению, нужно было начать еще в 1991 году.
Впрочем, и сейчас не поздно. Для этого следует создать хотя бы по одному образцовому соединению в каждом виде Вооруженных сил. В них должны служить лучшие офицеры, безусловно лояльные к власти, у которых и в мыслях нет стать членом КПРФ или РНЕ. И молодые офицеры должны начинать службу уже в новой российской армии. Так через несколько лет мы получим качественно новых командиров для новых дивизий и полков.
Возникает естественный вопрос: что делать с существующей армией? Мое мнение: имеющиеся соединения и части должны продолжать выполнять свои задачи, а офицеры — спокойно дослужить свой срок. И ни в коем случае нельзя проводить огульные сокращения личного состава. Надо подходить к этому болезненному процессу с большой осторожностью, без спешки. Так же не следует бежать впереди паровоза в отношении замены вооружения, которое достаточно эффективно может прослужить еще 5–10 лет.
Иного пути, чем создание параллельной армии, нет. Как наш отечественный опыт («потешные» полки Петра I, большевистская Красная гвардия), так и мировой (армия Наполеона, Иранская гвардия Хомейни) свидетельствуют об этом. И даже совсем свежий пример: программа реформирования Вооруженных сил Федеративной Республики Германии, по моему мнению, представляет собой по существу модель для формирования новой армии Германского государства.
Смысл и суть военной реформы, путь создания качественно новой армии я вижу в соответствии ее морального духа идеям гражданского общества, в коренном изменении взаимоотношений личного состава. Во главе угла должен стоять человек, его права, независимо от того, какое воинское звание он имеет.
Необходимо, не откладывая, решить проблему сержантского звена, тем более, что это можно сделать без больших затрат и усилий. Прежде всего, нужно изменить систему подготовки сержантов. Они должны отбираться из наиболее дисциплинированных солдат, которые уже отслужили не менее года и прошли специальное обучение. Ведь ненормально, когда новобранцу через пять-шесть месяцев учебки пришивают на погоны лычки сержанта и говорят, что он теперь командир для солдата. Отсюда и те безобразия в армии, которые возмущают всех и, в первую, очередь, родителей призывников. Если уж говорить о профессиональной армии, то именно с сержантов нужно начинать.
Мы просто обязаны использовать все хорошее и ценное, что было в Вооруженных силах России на протяжении всей нашей истории. Почему бы, к примеру, не взять «на вооружение» введенную Петром I систему продвижения офицеров по служебной лестнице — так называемую баллотировку, когда претендент на освободившуюся должность избирался тайным голосованием из, как минимум, трех кандидатур. Так можно остановить карьериста и выдвинуть на командную должность профессионалов высокого класса. Благодаря системе баллотировки в России были такие военачальники как Ушаков, Суворов, Кутузов, Багратион и многие другие. Думаю, что более разумной системы отбора кадров на руководящие должности, чем баллотировка, пока не существует.
В процессе реформирования Вооруженных сил значительное место занимает совершенствование военной техники на основе новых нестандартных решений, не только не уступающих, но опережающих вооружение западных армий. К чести наших ученых, конструкторов, инженеров надо сказать, что они создают отличные образцы военной техники, которая с успехом демонстрируется на международных выставках. Но этим нередко дело и ограничивается — в армию они не поступают. Можно ли изменить сложившееся положение? Безусловно. Нужны деньги? Конечно. Но дело не в их количестве, а в изменении порядка финансирования. Ведь в прошлые годы львиная доля отпускаемых на армию денег тратилась неэффективно. Значит, мало увеличить военный бюджет, надо сделать его прозрачным, подконтрольным гражданскому обществу. Меня радует, что уже в бюджете на 2001 год заложено существенное улучшение денежного обеспечения Вооруженных сил. Теперь власти нужно проявить политическую волю и ужесточить контроль за использованием средств. В этом ключе назначение гражданских людей на должности министра обороны и его заместителя по финансам является логичным и чрезвычайно своевременным.
Мы просто обязаны построить цивилизованные отношения между людьми в погонах и гражданским обществом. Сегодня такая притирка идет, армия становится более открытой, общество все больше узнает о том, что происходит за воротами воинских частей, в казармах. Открытый диалог о положении в армии способствует взаимопониманию, без которого ее успешное реформирование невозможно.
Я убежден, что военную реформу нужно начинать незамедлительно и осуществлять ее шаг за шагом. Главное, чтобы эти шаги были открытыми, конкретными и последовательными. Такую огромную махину, какой являются наши Вооруженные силы, в короткий срок перестроить невозможно — на это уйдет 10–15 лет.