Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 2001
9 февраля 2001 года Верхсуд Дагестана принял решение возместить мне ущерб, причиненный незаконными действиями государства, в сумме 311 тысяч из казны Российской Федерации.
Исполнительные листы, выписанные на основании этого решения, я отправил, в соответствии с законом, в 1-й отдел службы судебных приставов Москвы.
Пункт 1 статьи 9 Закона об исполнительном производстве гласит: “Судебный пристав-исполнитель обязан принять к исполнению исполнительный документ от суда или от другого органа, его выдавшего, либо взыскателя и возбудить исполнительное производство, если не истек срок предъявления исполнительного документа к исполнению и данный документ соответствует требованиям, предусмотренным статьей 8 настоящего Федерального закона”.
У меня срок не истек, и все соответствовало статье 8 Федерального закона, жду исполнения и получаю пакет с письмом судебного пристава-исполнителя И.В. Камоловой, возвращающей мне все документы и сообщающей: “Согласно ст. 110 Федерального закона “О Федеральном бюджете на 2001 год” и Постановления Правительства РФ от 22.02.2001 г. взыскатель сам предъявляет исполнительный документ судебного органа по денежному обязательству к должнику в Министерство финансов по адресу ул. Ильинка, д. 9”.
Я не поверил: как в законе о годовом бюджете отменять статью Федерального закона об исполнительном производстве? Нет, конечно, — Россия, но такое даже для России слишком. Однако иду в библиотеку, читаю статью 110 “Федерального бюджета на 2001 год”:
“Исполнительные листы судебных органов по искам к казне Российской Федерации направляются для исполнения в Министерство финансов Российской Федерации и исполняются им в порядке, установленном Правительством Российской Федерации.
Исполнение судебных решений по искам к казне РФ осуществляется за счет ассигнований, предусмотренных для этих целей настоящим Федеральным законом. При этом допускается исполнение судебных решений в объемах, превышающих утвержденные настоящим Федеральным законом ассигнования на эти цели”.
Очень интересно: в закон, принимаемый на год, содержательный закон (кому, на что, сколько дать денег) вмонтированы две статьи (109 и 110), уже не содержательные, а процедурные (здесь и далее выделено мной), аннулирующие статью 9, озаглавленную “О возбуждении исполнительного производства”, Федерального закона об исполнительном производстве.
Но процедурный закон должен быть независим от содержательных законов, и уж тем более от законов, принимаемых на год. Процедурный закон обязан быть всеобщим.
Российское законодательство порочно своими исключениями, невсеобщностью законов. Оно провозглашает всеобщность, но не в силах выдержать этого принципа. Оно беспринципно. Почему перед законом все должны быть равны? Потому что иначе право будет не демократическим, а сословным, феодальным, и мы заложим фундамент для разрушительной деятельности борцов за права трудового народа.
Да, может меняться и процедурный закон, но это надо делать не воровски (пряча его в содержательном законе), а гласно и очень и очень хорошо подумав, чтобы изменением правил не потерять футбола, а изменением процедурного закона не потерять законности, правосудия, Конституции и государства, провозглашаемого этой самой Конституцией.
Поглядим, каковы последствия 109 и 110 статей Федерального закона о бюджете на 2001 год.
Общим принципом законодательства является правило: если к общему закону есть, для частного случая, специальный закон, то в частном случае применяется этот специальный закон, а не общая норма.
Общая норма гласит: “Судебный пристав-исполнитель обязан принять исполнительный документ от суда или другого органа, его выдавшего, либо взыскателя и возбудить исполнительное производство…” (ст. 9 закона об исполнительном производстве).
Специальный закон (ст. 110 Федерального закона о федеральном бюджете на 2001 год) гласит: “Исполнительные листы судебных органов по искам к казне РФ направляются для исполнения в Министерство финансов РФ и исполняются им в порядке, установленном Правительством РФ”.
Тем самым по исполнению решений судов по искам к казне РФ и вообще по “взысканию на основании исполнительных листов судебных органов средств по денежным обязательствам получателей средств федерального бюджета” Федеральный закон об исполнительном производстве не действует, судебные приставы-исполнители не действуют, возбуждения исполнительного производства не происходит, а потому не действуют все статьи закона об исполнительном производстве.
А что же действует? Действуют, как сказано во вмонтированном в закон о бюджете новом законе об исполнительном производстве (ст. ст. 109 и 110), составленные Правительством “Правила взыскания на основании исполнительных листов судебных органов средств по денежным обязательствам получателей средств федерального бюджета” (утверждены Постановлением Правительства РФ 22 февраля 2001 года №143).
То есть правительство предлагает нам жить не по законам, а по правилам. Так. А что за правила? А вот (пункт 6 Правил): “При отсутствии или недостаточности средств, необходимых для удовлетворения требований, предъявляемых к должнику в соответствии с пунктом 5 настоящих Правил, выплата по исполнительному листу производится в порядке субсидиарной ответственности за счет средств, выделенных главным распорядителем средств федерального бюджета, по ведомственной принадлежности должника.
В этом случае орган Федерального казначейства по месту открытия лицевого счета должника возвращает взыскателю исполнительный лист и другие документы с уведомлением о невозможности полного или частичного исполнения в установленный срок требований, содержащихся в исполнительном листе, возможности направления исполнительного листа и других необходимых документов в Министерство финансов РФ для взыскания средств с главного распорядителя средств федерального бюджета”.
Итак, вместо исполнения решения суда в предусмотренный законом об исполнительным производстве срок (2 месяца) даруется возможность направления исполнительного листа.
Федеральный закон об исполнительном производстве начинается (глава 1, ст.1) со слов: “Настоящий Федеральный закон определяет условия и порядок принудительного исполнения судебных актов судов общей юрисдикции…”. Только предусмотренность принудительного исполнения делает закон исполняемым. Понимал это еще Радищев: “Примеры всех времян свидетельствуют, что право без силы было всегда в исполнении почитаемо пустым звуком”. “Путешествие из Петербурга в Москву. Глава “Новгород”). Так на то он и Радищев (а не Дума и не Правительство).
Что же учинили правители и законотворцы своими “Законом о бюджете-2001” и “Правилами о взыскании”?
Они исполнительное производство по решениям гражданских судов заменили просительным.
Работала большая шестерня судов по гражданским делам — производила решения, с ней была сцеплена малая шестерня исполнительного производства — исполняла решения большой шестерни.
Правительство-Дума двумя статьями (109 и 110) Закона о бюджете на 2001 год чуть отодвинули малую шестерню от большой. Результат? Господа правители-законотворцы пустили судебную машину работать вхолостую. Они лишили судебную систему механизма исполнения.
А в остальном все хорошо: судебная власть в России наличествует, суды работают, они независимы, и от них ничто не зависит…
— Нет, ну, может быть, вы утрируете, может, все-таки судебные приставы-исполнители тоже имеют право — если не обязанность, как в Законе об исполнительном производстве, то хоть право — исполнять “исполнительные документы от суда”?
— Плохо вы знаете наше правовое государство: ни щелочки не оставили: право мы должны иметь, а возможности им воспользоваться — ни за что. В России законом запрещено жить по закону.
Оглашаю инструктивное письмо заместителя главного судебного пристава Российской Федерации — руководителя департамента судебных приставов А. Герасимова № 06-5178 от 15.11.2000 г., адресованное главным судебным приставам субъектов Российской Федерации: “…Таким образом, в случае, если у должника имеются счета в органах Федерального казначейства, поступающие в службу судебных приставов судебные листы с требованиями о взыскании денежных средств с организаций-должников, являющихся получателями бюджетных средств, не могут исполняться в принудительном порядке, а направляются для исполнения в соответствующий территориальный орган Федерального казначейства. При этом положения Федерального закона “Об исполнительном производстве” о взимании исполнительского сбора не могут применяться в отношении таких должников”.
Техника правила российской жизни “можно, но нельзя” очень проста: внешний закон — Конституция, к примеру, гарантирует права и свободы, а внутренний закон их отменяет. Статья 46 Конституции: “Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод” — это внешняя куколка, а внутри нее бумажки от Касьянова и Герасимова: “не могут исполняться в принудительном порядке” (Герасимов) и “орган… возвращает взыскателю исполнительный лист с уведомлением о невозможности” (Касьянов).
Статьи в Конституции РФ есть, статьи в Гражданском кодексе РФ есть, статьи в Федеральном законе “Об исполнительном производстве” есть, а исполнения все равно нет. Почему?
— Потому что Россия.
— А конкретно?
— А конкретно, в России на каждую цепочку хороших законов найдется спецзакон, ее обнуливающий.
Ведь действие законов подчиняется принципу произведения, а не сложения: достаточно одного нулика, чтобы обнулилось все произведение.
Так три маленьких нулика — статьи 109 и 110 Федерального закона о бюджете-2001 и “Правила взыскания…” 2001 года — обнуливают статьи 2, 15, 18, 19 п.1, 53, 55 п. 2, 46 п.1, 35 п. 3 Конституции Российской Федерации. Пункт 1 статьи 46 Конституции “Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод” обнулен, ибо “Правила взыскания…” сделали решения судов по денежным обязательствам получателей бюджета (в том числе всех госучреждений) перед гражданами необязательными для исполнения. Пункт 1 статьи 19 Конституции “Все равны перед законом и судом” обнулен, потому что как же равны, когда с меня и с частного предприятия можно принудительно взыскать (по решению суда), а с государства и получателя бюджета в мою пользу принудительно (по решению суда) взыскать нельзя. В прошлом году я принудительно взыскал с Минфина 77 тысяч (ибо добровольно Минфин не исполнял решение суда), в этом году статья 110 закона о бюджете на 2001 год лишает меня права на принудительное взыскание, чем умаляет мои права и обнуливает пункт 2 статьи 55 Конституции РФ: “В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина”.
Законы, г-н Касьянов, особенно процедурные законы, обязаны быть константами, игра (то бишь любая протяженная во времени деятельность) не может вестись по ежедневно меняемым правилам. Это один из самых общих процедурных законов обращения с законами.
Беда не в том, что Касьянов не понимает, а в том, что люди в России не понимают крайней важности формального соблюдения демократических, то есть обеспечивающих наши права и свободы, законов.
Соблюдение мною демократического закона — это уважение мною прав и свобод другого человека, других людей. Как соблюдение мною правил дорожного движения — когда я останавливаюсь на красный свет — это уважение мною права и свободы другого ехать на зеленый. Я обязан остановиться на красный, чтобы он имел право и свободу ехать на зеленый: моя структурированная несвобода порождает его свободу ехать. Точно отмеренная несвобода, точно отмеренный запрет и принуждение к его соблюдению порождают точно отмеренную свободу для всех.
Этого понимания демократических законов и роли запрета в них (а это всегда запрет налезать на гарантированный законом кружок свободы другого) нет ни у сегодняшних учителей народа (в частности, у доктора исторических наук Д.Б. Фурмана), ни у законодателей и правительства.
В демократическом праве не содержательный закон — не госплан (бюджет) — должен обладать высшей юридической силой, а процедурные законы, на которых частные лица строят свои частные планы. Государственным преступлением являются “законы”, нарушающие статьи Конституции, нарушающие процедуру исполнения решений судов.
Касьянов и Дума нарушают правила уличного движения (процедурные законы), едут на красный свет, на запрещающие статьи Конституции и тем мешают ехать по своим делам сотням тысяч людей, разрушая их планы, рассчитанные на исполнение решений судов в оговоренные законом сроки. Общество мирится с тем, что законотворцы, строго по Кампанелле, положили заботиться об общественном благополучии Касьянову с его госпланом, а не каждому члену общества с его частным планом своего и общественного благополучия. Это тот же коммунистический модус жизни, ведущий общество к голоду и деградации.
Да исполняйте, пожалуйста, госплан, но не за счет моих и миллионов других людей планов.
Нет, этого российские правители делать не умеют, они умеют только за счет обнищания населения добиваться процветания страны.
Коммунисты и наши комдемократы очень не любили и не любят формальностей, формы, формальной демократии, формальной законности, формальных прав человека. А ведь правила уличного движения — это формальные правила, они не зависят от того, куда и зачем едет человек и кто этот человек. И в этой независимости, в этой обязательной формальности — уважение к другим людям, к их нуждам, к их необходимостям.
Потому я говорю: соблюдайте законы, выплачивайте в формально оговоренные законом сроки каждому человеку то, что ему формально положено по закону, давая ему тем самым формальную возможность осуществлять свои частные планы, — и страна начнет оживать, и только в этом случае начнет оживать. Неизменность процедурных законов позволит людям планировать свои действия, высвободит энергию десятков миллионов людей — а это главный ресурс общества.
Ведь за счет чего идет сейчас “рост производства”? За счет задержки зарплат предприятиями—получателями бюджета. За счет задержек выплат врачам, учителям, военным, рабочим, спасателям-чернобыльцам, перед которыми мы все в долгу.
А через суд, через судебного исполнителя принудительно взыскать определенную судом сумму по закону о бюджете на 2001 год (а наверное, то же планируется и на 2002-й) и “Правилам взыскания на основании исполнительных листов судебных органов средств по денежным обязательствам получателей средств Федерального бюджета” невозможно, ибо “Правила” предусматривают возможность неисполнения исполнительных документов “с уведомлением о невозможности полного или частичного исполнения в установленный срок требований, содержащихся в исполнительном листе…” (пункт 6-й “Правил”). По “закону” о бюджете-2001 не может взыскать с госучреждения свою зарплату учитель, врач, военный, рабочий… никто.
Как это называется? Давайте заглянем в англо-русский словарь: “default — 1. Отсутствие, недостаток (чего-л.); 2. Невыполнение обязательств (гл. обр. денежных)”. Итак, это называется дефолтом, постоянным внутренним дефолтом. Иностранцам Касьянов платит проценты с долга, с иностранцами он договаривается об условиях реструктуризации, а со своими гражданами Касьянов, надо полагать, считает возможным не церемониться.
Может ли такое Правительство и такую Думу, такую власть народ считать своей? При всем желании никак не получается.
Это еще и правовой дефолт: с принятием статей 109 и 110 Закона о бюджете на 2001 год рухнул Закон: обнулились статьи Конституции, обнулился Федеральный закон об исполнительном производстве, обнулилась вся третья власть — судебная, рухнуло все гражданское право России. Судебной власти отведена унизительная роль вынесения решений, необязательных для исполнения…
У наших номенклатурных либералов, узаконивших право одних агентов рынка (получателей бюджета) не платить по своим долгам и обязанность других агентов рынка своими деньгами содержать первых, такая экономика называется либеральной. Эти сраму не имут…
Подумать только: человек обращается в суд за восстановлением своих нарушенных прав… Ведь для России, никогда не жившей по Закону (исключая 20-летие пафоса законности (1861–1881), для общества, для государства — это должно бы быть пределом мечтаний: люди взывают не к справедливости, зовущей на баррикады, а к состязанию аргументов, к правовому дискусу в суде, к разговору, к разрешению спора человеком (судьей), не имеющим другого интереса в деле, кроме интереса разрешить его по справедливости, то есть по закону. Ведь после 100 лет отсутствия права возвращаемся в человечество, выбираем новый модус жизни.
Строим новое государство… Так новое правительство и новое государство и не дают человеку жить по закону, по Конституции. Они меняют правила жизни. В какую сторону? До статей 109, 110 была прозрачная, конечная (каждое действие регламентировано по времени) процедура исполнения решений суда, обязательная для чиновников (судебного пристава-исполнителя). Бюджетный исполнительный кодекс (ст. ст. 109, 110) отсылает к “Правилам взыскания…”, составленным правительством. “Правила” делают процедуру исполнения требований исполнительных листов — по закону — необязательно исполняемой. По “Правилам” чиновник Минфина или Казначейства имеет право не исполнять вступившие в законную силу решения суда, откладывать их исполнение на неопределенное, не ограниченное законом время.
По “Правилам” чиновник ничего мне не обязан делать. Значит, я не могу с него требовать по закону, ибо Касьянов отменил закон. А что я могу, если я не могу требовать? Просить. А просят в рыночной экономике только деньгами.
Вот и вляпались в разъезженную колею российской жизни. Тем, что узаконили произвол чиновников.
Так Касьянов узаконивает коррупцию, обеспечивая заодно фронт работ по ее искоренению.
Получается: опять не то государство строим. Чем раньше это признаем, тем лучше.
Несколько месяцев назад одна из телеведущих, мило улыбаясь, обронила: “А если следовать Конституции, то никакого закона принять нельзя, в частности, если следовать части 2 статьи 55 (“не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина”)”.
Это не единичное мнение. Я говорил с одним из редакторов газеты “Известия”, он сказал мне, что газета готова дать мою статью в отрывках (так!), смягчив или убрав наиболее острые места, при этом он сказал, что я абсолютно прав с точки зрения идеальной демократии, идеальной законности, но наша демократия неидеальна, как и наши законы, а потому, как я его понял, мои ссылки на Конституцию несколько идеалистичны, вместо того, чтобы быть чуть более реалистичными.
Я понял, что мы с редактором расходимся во взглядах на роль государства в демократическом обществе. Я считаю, что у государства (согласно статье 2 Конституции) нет прав, у него есть только обязанности перед каждым человеком российского общества: соблюдать, защищать, обеспечивать, гарантировать права и свободы человека и гражданина. Я считаю, что мы строим государство для себя, а не для сословия чиновников, и потому никак не можем узаконивать право чиновников обкрадывать (в итоге все сводится к этому) нас. Мы даем чиновникам права только для обеспечения наших прав. Их права должны нами всегда подразумеваться в этой сцепке — как данные для обеспечения наших прав.
Как только мы забываем об этом и начинаем говорить отдельно о полномочиях правительства, Думы, президента, Минфина, Минюста, так сразу права чиновника становятся выше наших прав и отделены от наших прав… пока только в наших умах, но уже в следующую секунду чиновник закрепляет эту отделенность и в законах. “Наших не вполне еще демократичных, далеко не идеальных законах”.
Вот та реальность, о которой забывают господа реалисты.
Дело в том, что “автоматически действующих механизмов” в обществе нет. Государство не автоматически действующий механизм, обеспечивающий наши права, и гласность не автоматически действующий механизм, расставляющий всё и вся (в том числе политических деятелей) по своим местам (как ошибочно полагал Ленин в “Что делать?”): на все хорошее я должен тратить себя — я должен писать заявления, я должен выигрывать у государства в суде, я должен писать в газеты и журналы, и я же должен добиваться публикации моих статей. Все механизмы — контроля за действиями государства, гласности — запускаю я. Я и все те, кто мне помогает или действует так же, как я, — гаранты соблюдения наших прав и свобод и действия первых двух глав Конституции. Право без принуждения — пустой звук. Вот я, мы и принуждаем. Больше — теоретически — некому.
Мы расходимся и в понимании созидания. Для меня созидать сегодня — это в первую очередь говорить об ошибочности пути, по которому ведет общество официальная стража, указывать на конкретные законы и доказывать их несовместимость с провозглашаемыми обществом целями. Для меня писать о дырах в днище корабля — это спасать корабль; для благополучного чиновника писать о тонущем гражданском праве — это компрометировать демократический образ России. Алгоритм таких благодетелей — до последних секунд скрывать истинное состояние дел и вдруг объявлять о несостоятельности России.
Как тошнит от этой лакейской доблести — не выдавать барина (государство) иностранцу. Будто мы не для себя государство строим, а для барина и чтобы барину под наше умолчание у иностранца больше удалось урвать.
Они, эти не забывающие себя благодетели, и есть истинные губители России.
Возвращаясь к телеведущей: теорему о необходимости для нас узаконивания нарушения государством наших прав она, конечно, не доказала. И не могла доказать, ибо это утверждение неверно.
В человеческом обществе запреты важнее разрешений, в определение человека входят запреты (заповеди), а не разрешения. Да, соблюдать запреты трудно, но это не значит, что можно узаконивать их нарушение: например, вместо закона “не укради”, ввиду трудности его исполнения, ввести закон помягче: “понемножку можно”.
Тут я нечаянно, но, наверное, неслучайно вышел на занимающую меня сегодня тему о центральном месте идеалиста и идеализма в рыночной экономике. Но эта тема требует отдельного разговора.
Опять возвращаюсь к тележурналистке. Я считаю, что дело в другом, в общественном заблуждении: застигнутому новыми правилами жизни народу, если не понять умом, то придется понять боками, что создавать хорошие законы и выбирать хороших законодателей труднее, чем он думает, и что’ от его выбора зависит. Сделать закон удовлетворяющим всем статьям Конституции можно и нужно, — но это трудно. Так ведь хорошее и всегда трудно, и очень трудно.
И главная трудность, повторюсь, в том, что непривыкшему спорить с государством населению трудно усвоить, что гарантом соблюдения Конституции, наших прав и свобод, в конечном счете, являются не президент, не Дума, не правительство, а мы сами.
Я называю себя частным политиком и выношу на политический рынок политику, одно присутствие которой начнет менять ситуацию в лучшую сторону.
Махачкала