Светлый лик и ясная мысль
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2001
Светлый лик и ясная мысль
В.Д. Сквозников. Пушкин. Историческая мысль поэта. — М.: “Наследие”, 1999. — 232 с.
Монография Виталия Дмитриевича Сквозникова “Пушкин. Историческая мысль поэта” появилась в год 200-летия русского гения, встав на одну полку со многими юбилейными изданиями, а значит, разделив общую для них участь попадания в “междуречье” двух событий — чествования “солнца русской поэзии” и собственного рождения. Для любого автора оказаться в таком “обязывающем” положении — и праздник, и испытание, точно попал не просто на бал, а на смотрины, когда от беспощадной критики могут спасти лишь честь и красота. Именно эти сокровища в качестве главных достоинств и приходят на ум по прочтении книги В.Д. Сквозникова. Впрочем, не только они.
Начну с того, что прежде всего перед нами издание, лишенное какого бы то ни было налета “приуроченности” к знаменательной дате. Напротив, нам явлен труд основательный и взвешенный, в известной степени итоговый в исследуемой области, что сегодня свидетельствует одновременно и о его актуальности, ибо проводы столетия
невольно располагают к подведению разных итогов. Отсюда характерная особенность книги — не только описание исторической мысли поэта как она есть, но и рассмотрение полуторавековой отечественной литературной и научной традиции идеологизации Пушкина, традиции, на нынешнем этапе во многом себя исчерпавшей, но, очевидно, далеко не изжитой, способной к возрождению в иных формах. При этом с самого начала автор указывает на то, что его “монография видит идеалом ту объективность, в результате которой предмет должен предстать хоть и неизбежно неполным, но хоть чуть более близким к истинности, чем прежде”. Мне кажется, предписанный самому себе закон объективности, свободной от идейной конъюнктуры, соблюдается автором по чести — и в анализе пушкинского творчества, и в тех отступлениях, которые касаются оценочных высказываний предшественников — от дореволюционных критиков до корифеев советской науки: Томашевского, Эйдельмана, Лотмана и др.Следующее важное, на мой взгляд, отличие, выводящее исследование В.Д. Сквозникова за пределы собственно пушкиноведения, состоит в том, что работа “теоретически ориентированна”. Вероятно, именно специальность ученого (теория литературы) позволила по-новому представить рассматриваемую проблему: в книге характеризуется не “система”, не “исторические взгляды” Пушкина, а “историческая мысль поэта” “в ее ведущей живой тенденции”, что на деле не одно и то же и о чем прозрачно и подробно говорит автор.
Монография состоит из четырнадцати неозаглавленных глав, снабженных примечаниями, и такая внутренняя структура тоже не случайна. Отказавшись при построении работы от строгого хронологического принципа, а также от широко распространенной практики представлять “вершины” творчества как бы по отдельности, вне видимой связи друг с другом, В.Д. Сквозников предпринял попытку сочетать изучение “отдельных узлов проблем с тематическим подходом, при котором крупные произведения поэта по возможности не дробились бы для демонстрации “взглядов””.
Историческая мысль Пушкина, запечатленная и в лирике, и в поэмах, и в драме (“Борис Годунов”, “Полтава”, “Медный всадник”), и в художественной прозе (“Капитанская дочка”), и в собственно исторических сочинениях, и в эпистолярном наследии, по существу, пронизывает все творчество поэта, при этом не будучи оформлена в какую-либо систему. Поэтому-то столь плодотворным оказывается аналитический метод исследователя. Среди выявленных им “узлов проблем” особо обращают на себя внимание следующие: Пушкин и дворянство; Пушкин и русская монархия; Пушкин, либерализм и славянофильство; патриотизм Пушкина; спор о предназначении России (Пушкин и Чаадаев) и некоторые другие.
Конечно, указанная проблематика хорошо знакома, все эти темы уже тысячу раз, что называется, “пережеваны” нашим литературоведением. Новизна работы именно в авторской интерпретации, разрушающей мифы вокруг Пушкина-историка и одновременно восстанавливающей без какой-либо лакировки светлый лик и ясную мысль поэта. Принципиально важным оказывается также само видение последней как некой совокупности “историко-политико-социально-философских воззрений поэта в их переменчивом движении”. При этом В.Д. Сквозников нигде не позволяет себе “бояться за Пушкина” — не дай бог мысль его окажется вдруг не слишком научной, напротив, неоднократно указывает на “постоянное присутствие элементарных противоречий” в исторических выкладках поэта и на то, как он “— особенно это заметно в его переписке — постоянно сам себе противоречит и сам себя опровергает”.
Тесные рамки рецензии не дают возможности подробно рассмотреть монографию В.Д. Сквозникова и вынуждают ограничиться лишь приведением некоторых фундаментальных выводов, которые были сделаны ученым.
Так, пушкинский план философии общества, каким он открывается вдумчивому и беспристрастному взгляду, являет собой вполне целостную картину. В основе его лежат устойчивые ценностные ориентиры поэта. Сообразно им Пушкин видит “исторически сложившийся сословный строй общества… при условии служения дворянства не просто справедливым, но не подлежащим ниспровержению в исторической же перспективе”, что явно не соответствует характеристикам поэта-вольнодумца, поэта-якобинца, союзника заговорщиков, многократно навязывавшимся читателю отечественным литературоведением. В этой связи особенно интересна глава, посвященная отношению Пушкина к императору Николаю Павловичу и нравственному облику последнего. Не менее важны показанные автором “устойчивая государственность патриотизма” Пушкина, его “твердая вера в правомерность исторического пути России”, заключение о “неотделимости” Пушкина-историка от Пушкина-публициста и многие другие выводы и наблюдения.
Отдельного разговора заслуживают стиль и язык монографии: они безупречны. Именно то, как сделана эта работа, заставляет видеть в ней своего рода образец современного исследования. Поэтому-то, как мне кажется, наибольшую пользу книга В.Д. Сквозникова может принести молодым ученым и студентам, хотя она адресована, безусловно, широкому кругу читателей.
Елена Местергази