Арсений Замостьянов
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2000
Еще одна
погибшая репутацияМайкл Ли Лэннинг. Сто великих полководцев. М.: Вече, 1999. — 480 с.
Болезненные умонастроения, связанные с экзальтированным восприятием “фатальных дат и цифр” — конца века, конца тысячелетия, — выражаются уже не столько в отдельных самоценных мыслях и произведениях, сколько в укоренившейся привычке систематизировать наследие ХХ века и последних тысячелетий. Склонность наших современников к рейтингам, социологическим “чемпионатам” нынче обращается не только к настоящему, но и к историческому прошлому. Еще десять лет назад наше любопытство удовлетворяли факты существования “лучшего фильма всех времен и народов” — им объявляли “Броненосца “Потемкина” либо “Гражданина Кейна” — и самого издаваемого писателя: товарища Мао либо Ленина. Сейчас иной школьник назовет вам и самого сексуального в мире почтальона, и самого неряшливого парикмахера… Высшим авторитетом в этой культурке является Книга рекордов пивного магната Гиннесса, где наравне с легкоатлетами и чудаковатыми плевальщиками на дальность рекордсменами объявляются Шекспир и Тургенев, Чаплин и Орсон Уэллс. В издательстве “Вече” выходят глянцевые книжки отечественных и зарубежных авторов — “Сто великих любовников”, “Сто великих книг” и т.п. Особое внимание привлекает издание “Сто великих полководцев” Майкла Ли Лэннинга — автора известного, знакового американского военного историка. Имя Лэннинга и ссылки на его книги мы не раз встречали и в отечественной прессе, не обошедшей своим вниманием историю современных войн во Вьетнаме. Не знаю, каким принципом руководствовались авторы книг о ста величайших книгах или любовниках, но Лэннинг распределил свою сотню полководцев с первого по сотое место в зависимости от военного таланта и вклада в мировую историю того или иного военачальника. Надо сказать, что эта игра в чемпионат полководцев так увлекла Лэннинга, что он постоянно комментирует собственный выбор, объясняет, почему Конев стоит выше Жукова или Вашингтон выше Наполеона. Для Лэннинга вопрос приоритета того или иного полководца принципиален — а значит, мы имеем право обсуждать и всерьез критиковать авторскую иерархию.
Отдадим должное патриотизму Лэннинга — первым полководцем он счел Вашингтона, прокомментировав собственный выбор следующим образом: “Хотя другие полководцы, такие как Наполеон, Александр Великий или Чингисхан, добились больших успехов непосредственно на поле брани, никто из них не оказал на ход истории влияния, равного Джорджу Вашингтону”. Француз непременно поставил бы на первое место Бонапарта, русский — Суворова и, возможно, того же Бонапарта, немец в пяти случаях из десяти — Фридриха… Это и называется “разумным протекционизмом” в культурном пространстве.
Принцип, которым руководствуется Лэннинг, прост и ясен. Эта книга — книга империалиста, главной ценностью которого является повсеместное утверждение влияния его империи. Лэннинг восхищается американскими военными, превратившими Соединенные Штаты в единственную сверхдержаву в мире. В то же время он уважает успешных империалистов прошлого и тех деятелей (авторское отношение к ним — отрицательное, но почтительное), которые более или менее успешно сопротивлялись американской экспансии и вообще были врагами США. Это Саддам Хусейн, Фидель Кастро, Мао, Тито, Маршал Советского Союза Конев, Во Нгуен Зиап. Те, кого в США считали опасными врагами, победами над которыми стоит гордиться. Заметим, что Конев в полководческом чемпионате Лэннинга уверенно опережает Г.К. Жукова — маршала, чей вклад в военные победы Советского Союза все-таки значительнее коневского. Дело в том, что Лэннинг, как и американская пропаганда времен маккартизма, видит в Коневе могущественного архитектора армии Варшавского Договора, олицетворявшего советскую угрозу для Штатов в самые напряженные годы холодной войны. Лэннинг пишет, что Коневу удалось усилить свое влияние после второй мировой, а Жуков быстро отошел от дел. Этот вывод оказывается противоречивым, стоит только напомнить Лэннингу, что Жуков, в отличие от Конева, в годы холодной войны несколько лет занимал высокий пост министра обороны СССР, а жуковское влияние на идеологию наших военных в годы противостояния СССР и США было огромным. Симптоматично, что Жуков занимает в списке Лэннинга семидесятое место — сразу после Моше Даяна. Можно ли сравнивать роли Даяна и Жукова в военной истории Двадцатого века? Впрочем, и Даяна, и Жукова значительно опережает зулусский царь начала XIX века Чака (прозвище Чака означает “ублюдок”). Победитель племени ндвандва в битве при Млатузи, выходит, оказался для военной истории важнее маршала Победы, принявшего капитуляцию Третьего рейха.
Как точно подметил оставшийся неизвестным автор русской вводной статьи к книге Лэннинга, в ней представлены биографии пяти германских военачальников времен второй мировой, семи американских, четырех британских и лишь двух советских маршалов — Конева и Жукова. Панамериканизм генерала Лэннинга понятен и мне лично даже симпатичен, но немцы… И уж совсем не поддается объяснению то, что в списке ста величайших полководцев “всех времен и народов” нашлось место для Гитлера, Ким Ир Сена, Чан Кайши, Фиделя Кастро, Саддама Хусейна, Мао Дзэдуна, но нет генералиссимуса Сталина и генерала Де Голля! Это покажется особенно странным, если учесть, что в своем “первенстве” Лэннинг берет за критерий человеческие и временные масштабы деятельности полководца. Так, Гитлера он не считает одаренным стратегом и тактиком, но признает, что тот загубил много жизней, имел сильное влияние на умы в своей стране и за ее пределами и ураганом прошелся по Европе. Чем по всем этим статьям уступает Гитлеру Сталин — неизвестно. Пожалуй что даже превосходит. В конце концов, не Гитлеру, а Сталину, по легенде, доставили челюсть поверженного противника.
Генерал Лэннинг продолжает жить по канонам холодной войны, для него советское отступление во внешней политике конца 1980-х и последовавшие за ним проамериканские телодвижения дипломатов—“мистеров Да” есть второй Брестский мир, не менее похабный и не менее унизительный для России, чем первый. С удовлетворением Лэннинг замечает в статье о И.С. Коневе: “При всем значении деятельности Конева по ликвидации нацистской угрозы, а также по руководству Варшавским Договором, он занимает более скромное место в нашем списке по своему влиянию на ход истории вследствие краха Советского Союза. Коммунистическая партия, в которую Конев вступил еще юношей, потеряла власть, а советский образ жизни, который он защищал, больше не существует”. Небесспорная логика: из-за политического поражения Советского Союза, случившегося через четверть века после смерти маршала, преуменьшать его военные заслуги… Безусловно, в книге “Сто величайших творцов массовой культуры” советские “заслуженные деятели искусств”, защищавшие определенный “образ жизни”, должны остаться далеко позади и четверки “Битлз”, и Мерилин Монро, но при чем здесь маршал Конев? Не проявил ли мелочность наш автор, отодвигая на задворки истории людей, на пафосе борьбы с которыми воспитывался он сам, генерал Лэннинг?
Вот и получается, что генерал Шварцкопф, оставивший “без лапы” провинциального повесу Саддама, в турнире полководцев на целую ступень опережает А.В. Суворова… Место Суворова — рядом с Фридрихом Великим и Ганнибалом, а не позади Шварцкопфа и Цзэдуна. Кстати, полководческий гений великого кормчего — вообще материя крайне сомнительная.
Понятие великодержавной идеи в нашей печати почему-то связывается исключительно с отечественной традицией. Книга Лэннинга показывает, что именно этой идее Соединенные Штаты обязаны своими геополитическими успехами второй половины двадцатого века. Читатель “Ста великих полководцев” наконец убедится, что учиться у Америки — это значит прежде всего учиться патриотизму и самоуважению. Лично мне куда ближе американский генерал, включающий в сотню величайших полководцев треть своих соотечественников, чем генерал российский, зарабатывающий шумную славу на неподчинении начальству, льющий ушаты помоев на нынешнюю и прежнюю российскую государственную власть в разнообразных европейских интервью. Конечно, космополит — это не ругательное слово, без космополитов в нашей культуре было бы пресновато, быть космополитом можно и нужно, если это соответствует твоему характеру, твоим убеждениям. Но… быть космополитом — и входить в правительство, служить в армии, олицетворять государственную власть нельзя. И этому учит нас не только наша собственная история, но и история США, в которой гармонично (хотя и не без конфликта) сочетаются скептически относящийся к американской государственности отшельник Сэлинджер, и твердый государственник — генерал вроде Лэннинга. Каждый на своем месте. В этом смысле отечественные дипломаты, заслужившие прозвание “мистеров Нет” куда лучше усвоили американские уроки, чем “мистеры Да”. Можно ненавидеть фигурное катание, но при этом не стоит посвящать ему жизнь. Можно, как многие наши политики и военные последних десятилетий, ненавидеть саму идею государства, но при этом не нужно занимать государственных постов. Лэннинг — безусловно, генерал на своем месте.
Книга Лэннинга интересна не только как идеологический документ, но и как документ психологический. Безусловно, если бы подобный сборник составлял российский генерал не из числа ненавидящих Россию, в список попали бы и Кутузов, и Румянцев, и Святослав Игоревич. Лэннинг же демонстрирует полное безразличие к тонкостям военной истории таких нешуточных империй, как Франция, Россия, Австрия. Что ему стоит приписать походы Батыя — Чингисхану, победы Салтыкова, Румянцева и Репнина — Суворову… Это хороший урок. Подобной “необыкновенной легкостью” отличаются и некоторые наши описатели американской и европейской истории.
Арсений Замостьянов