Стихи
Новелла Матвеева
Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2000
Новелла Матвеева
Сборщики стеклотары
Полёт летних дней
Мир полей всегда мне снился населённым,
И не верю я, что стал он неживым.
Иван Киуру. 1980 год
Что маленькое солнце собой напоминает
Подсолнух, — всякий знает! Хотя не всякий знает,
Что маленькое солнце подвержено “затменью”,
Когда лучи свободны, а диск — окутан тенью.
Я отродясь ленива. Так мало успеваю!
Я даже не на каждом затмении бываю!
Отнюдь не вся планета достойно мной воспета.
Но маленькою жизнью я называю лето.
1978–80 гг.
Московские дворы
Как воспеть приют неоценимый, —
Край, где голь живёт под “псевдонимой”?
Двор наш старый, — льдистый, снежный, дивный,
Светлых духов сонмами хранимый!Здесь, толпой блюстителей гонимый, Двор, где ветры мечут сор тревожно…
Прячется бедняк, преступник мнимый.
Здесь, в углах, таится “грех” нестрашный
И порок, легко искоренимый.
Двор, куда сосед неосторожно
Вынес кошкам косточек куриных,
А бродяга их стянул безбожно!Только раз в лагуне сей бесхозной Тополей кругом обникли ветки…
Чья-то тень мне показалась грозной;
Чья-то стать, повадка и осадка
Показалась хваткою серьёзной.
Но убийцы меж бездомных редки;
Стольна града пышные хоромы
Заняли убийц наёмных предки.Кто наёмный — тот уж не бездомный! Так за что же все земные кары
Кто бездомный — тот уж не наёмный.
Разница сама — промеж бандюгой
И бродягой— сделалась огромной!
Сборщику задворной стеклотары?
Чья рука — от гангстеров богатых
Нежненько отводит все удары?Полно врать, что все напасти света — Грех бы нам — затравленных бояться!
От бомжей, батон стянувших где-то!
Это племя сам же опозорил
Тот, кто обездолил племя это.
Грех — в бездомном видеть “тунеядца”!
Лиходеев бойся! По которым
Тюрьмы плачут, каторги томятся.Не лавин — страшись — над пропастями, Шлют они (известны их затейки!)
Не грифонов с медными когтями,
А наставников убийства тайных,
Плавных, сальных, с круглыми локтями…
Из энтузиазма и за деньги
Городов раскормленную молодь
Рейдами расправ — на деревеньки!Лидеры они и пресс-разбою… Это ИХ искусных рук изделье —
Выдери их, Время, розгой злою!
Защити ты нас от их “защиты”!
Либо карой нас карай — другою!
Пуск народа из труда — в безделье!
Чтоб над ним сплошной туман склубился,
Чтоб никто здесь правды не добился,
Чтоб за жертв никто не заступился, —
Не узнал бы — где их новоселье…
1990 год
Журдены
Чей бы ты ни был тесть,
Чей бы ты ни был зять,
Дворянство сам себе
Никто не может взять.Март 2000 г.
Чрез репетиторов (которых поминутно
Лягают, щиплют, бьют богатые детишки);
Через домашнего врача (что так уютно
Ворчал бы: “О мадам! У вас шалят нервишки!”),
Чрез гордый “мерседес” (бубенчик под дугою, Дворянами себя почувствовать решили
А на багажнике — два пудреных лакея),
Ещё — через лицей! (вот именно — ликея!
С готовым Пушкиным внутри, и всё такое), —
Журдены (при своих журденшах, при белугах),
Однако ж монархизм — прикончить поспешили,
А кто же — без царя — их, бедных, приголубит?
Кто треснет их мечом плашмя да по раменам?
Кто? Кто — без короля! — дворянство даст журденам?1999
Перечитай “Царя Эдипа”!
Зачем Софокл писал “Эдипа”?
Почто Эдип крушился так?
Кровосмесительского типа
Сегодня носят на руках!
“Эдипов комплекс”… отменён!
На грязном Западе дотошно
Ногами бьют посла, за то, что
Нормальный зимбабвиец он!
Но, приключеньем позабавлен,
Зевака местный не поймёт,
Что дикари-то — не в Зимбабве,
А здесь, в Европе! — где “бомонд”;
В котором бросовая свёкла
Авторитетнее Софокла!
Янв. 2000 г.
Насчёт “неумелости”
Сам не куёт, не пашет и не полет,
Но искры мечет в завереньях смелых,
Что он среди “лентяев” жить изволит!
Что вся Россия — царство “неумелых”!
А кто вам, сударь, каждый день к порогу Как появились: Тверь, Москва, Алушта?
Подвозит хлеб? Кто добывает никель?
Кто эту вот железную дорогу
Для вас провёл? Опять “барон Клейнмихель”?
Мост? Пристань? Храм со звонницей бессонной?
Кто в каждом доме стены клал? Неужто
Барон Клейнмихель — собственной персоной? —
Вздор! Каждый болтик здесь народом создан,
Чью кровь качать — хулителю насос дан!Март, 2000 г.
Песенка про китовый ус
На каждом шагу оскорбляющийся,
Властителем мира являющийся,
А попросту молвить, — валяющийся
На всех перекрёстках, вкус
Наверное нас не похвалит,
Но это нас мало печалит.
Давайте-ка лучше песню споём,
Споём про китовый ус!Но ворвань, признаться, не варят, Китовый ус — королеве,
А прочим — китовый жир.
Чтоб ворвань варить
И вслух говорить
Про наш океанский мир!
И с хлебом её не едят,
А в пламя светилен её (точно филин!)
Из тьмы, не мигая, глядят.
И так мы упорно глядели,
И так мы лупились во мрак,
Что старую Англию мы проглядели,
Сами не знаем как…Пока мы носились по бурным волнам, Китовый ус — королеве,
И сто сундуков похвал,
А нам — бродить, —
Серебром обводить
Зеленобурый вал.
Чтоб земли открыть, не известные нам,
Родину предков утратили мы, —
И не дали к родным берегам
Пристать нам дельцы-живодёры,
Банкиры, жуиры, обжоры,
А законодатели
Законопатили
Выход наш к лучшим дням.Мы были народом — страной моряков, — Китовый ус — королеве,
А кит … из цветных пластмасс!
Кто помнит, — когда
Живого кита
Глядели в последний раз?
Единым и славным во веки веков!
Но вихрь нас умчал от родных берегов…
Ты, Англия, помнишь ли нас?
Чу! — стража ли где прокричала?
(Завыл ли в снастях ноябрь?),
Чтоб нам не бросали причала,
Что призрачный — наш корабль,
Что нет в нас ни капли толка,
Что зрительный мы каприз,
Что все мы когда-то привиделись только
Глазам сухопутных крыс.
…Катается с грохотом бочка, — смотри:
Как будто в ней кто-то хохочет внутри!
А ветер за пирсом качнул фонари
И снова, вздохнув, замолчал
В глубинах безвестныхТу песню мне вспомнить скорей помоги! подводных могил…
Тогда сторожа нам зажгут маяки
И нам Англия бросит причал!
Мы песни старые помним. Но мы
Не помним концов и начал…
И снова нас в море на палубах чёрных
“Летучий голландец” умчал.И в моря яростном чреве Китовый ус — королеве,
А ворвань жаркая — Деве
Для ста лампад золотых!
“Китовый ус — королеве…”
Последний ропот затих…1985, 1990 гг.
Сказки Ирвинга
По речному льду,
По реке
Никербокер идёт;
В парике,
В треуголке и с тонкой косицею, —
То — шагами чинными,
То школярски раскатится,А горами зимними, как на коньках…
Гибкими низинами —
Апельсиновою лисицею —
Закат.
Блики никеля глубокие
По льду двигала зима вокруг оси.
А в котомке Никербокера
Перешёптывались рукописи,
Как дакоты с ирокезами…
Словом, собиралась тут история,
В честь которой
По реке, реке зимы
До верховьев подниматься —Краски вечера померкли. стоило!
На речном зелёном зеркале —
Нежными созвездиями — снег.
В завивающемся круге
Начинающейся вьюги
На мгновенье слепнет человек.
Слышишь? — снегопад становится метелью, О мечта! Засесть за книги, Сумерки — ночною тьмой.
А единственною целью
Остаётся — путь домой.
Чтоб какой-нибудь гроссбух
От какой-нибудь интриги
Приключенческой — разбух!
Пусть живёт на дармовщину Пусть какая-нибудь кипа
Ужимается в сюжет…
Пусть — какого-нибудь Рипа
Сон продлится двадцать лет.
В замке Дух какой-нибудь,
Там, где в Сонную Лощину
Медлит путник повернуть.
Пусть коммерческое дельце Пусть, опасный и забавный
Сделав в озере кульбит,
Полумесяц над Альгамброй
В рог серебряный трубит.
Не приводит нас в восторг.
Пусть не сохнет кровь индейцев
Там, где строился Нью-Йорк!
Пусть… Пусть родится гнев, насмешка,
Блеск, ирония, игра —
Из чернильного орешка
И гусиного пера,
По речному льду, по реке… —
Оглянись, человек в парике!
Но, как раковина жемчужная,
Треуголка его завьюженная
Растворяется вдалеке…12–16 марта 2000 года * * *
— Кто ты? Из добрых или злых?
Ответь, поэт, кто ты такой?
— Я хуже, чем в стихах моих.
Но лучше, чем в молве людской.
1999 г.