Солнце мертвых
Опубликовано в журнале Знамя, номер 7, 2000
Солнце мертвых
Россия перед вторым пришествием: пророчества русских святых. (Материалы к очерку Русской эсхатологии); сост. С. Фомин. — М., 1999. — 25000 экз.
Смотри, Господи —
Научи нас дышать под водой… вот мы уходим на дно; Б. Гребенщиков.
“Русский альбом”1. По-разному можно понимать так называемый духовный смысл русской истории. Но предубежденный интерпретатор, поставивший себе раз и навсегда некую свою задачу, непременно придет к крайней степени субъективизма: к бесстыдной манипуляции фактами, цитатами — манипуляции в собственных (или клановых, что одно и то же) интересах.
Каждый волен смотреть глазами Глазунова и видеть плоскую натуру, лишенную перспективы площадь с толпой обезличенных ликов, с “центральными событиями” — крещением, торжеством и погибелью Православия, с “центральной проблемой” — с вечным святогеоргиевским дуализмом: борьбою дракона-змея и душечки-воина. И эта толпа обезличенных ликов для того, кто смотрит глазами Глазунова, не толпа вовсе, но хор, слаженный хор, где и дисканты, и басы, и все, все исполняют от века единственную мелодию (“симфонию”). И все силы хора избранных направлены на одно, и одним увлечены исполнители, и одного хотят, и одним, наконец, жили и продолжают жить там, в небесном Иерусалиме — Руси.
Что ж, красиво. В духе Даниила Андреева (хоть он и еретик), когда добрый народный лубок превращается в жестокий кич. А кич — дело профессионалов, а не наивных (по-хорошему) дилетантов.
“В книге нет авторского текста, она — лишь собрание отдельных цитат, систематизированных в определенном порядке по отдельным темам, как это представлялось целесообразным составителю… чтобы не навязывать читателю своих концепций Русской истории и своего осмысления пророчеств о грядущих судьбах России. И все же книга не аморфна: через нее красной нитью…”
(Игумен Исайя. Из Предисловия)
Книга изречений (не только пророческого характера) от древних мужей до “наших современников”. Составитель — Сергей Фомин. “Издание осуществлено при финансовом содействии Банка Храма Христа Спасителя” (здорово звучит?).
Персонажи этой русской эсхатологии таковы: пророк-монах (необязательно ставший впоследствии святым, то есть, скажем, рядовой пророк-монах); Живой Царь (от Павла до Николая II), Помазанник Божий; Убиенный Царь, продолжающий миссию в Небесном Иерусалиме (естественно, Николай II); святой монах-пророк, тоже, соответственно, сначала при жизни, а затем в посмертном служении (Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский etc.); и, если так можно выразиться, сочувствующие: различные “духовные писатели” (Нилус и К
о ), генералы и обычные священники, профессора, богословы, беллетристы-монархисты (к примеру, Петр Николаевич Шабельский-Борк, участвовавший в убийстве Набокова-старшего. В книге приводится его бездарнейшее “историческое сказание” “Вещий инок”, изданное в тридцатых под псевдонимом Кирибеевич. Не правда ли, попахивает мистификацией ироничного сына?).А “красной нитью” проходят отечественные литераторы-философы (но какой отечественный литератор не философ? И наоборот?): К. Леонтьев, С. Булгаков, Трубецкой, Достоевский, Тютчев, Бердяев, Соловьев… А также Отцы Церкви (Куда же без них? Без старой гвардии?) — Тертуллиан, Евсевий, Андрей Критский…
Цитаты разбиты по отделам: “Предвестие”, “На пути к революции”, “Отодвинутое время”, “Перед вторым пришествием Христовым”.
“Русское государство на всем протяжении своего более чем тысячелетнего существования никогда не мыслилось вне Православной веры”.
(Игумен Исайя)
2. Русский космос (этический) нарочито примитивен, схематичен, доступен, как на Збручком идоле: Мир Верхний — Небесный Иерусалим — Русь, где сонмы праведников и заступников; Мир Средний, Мир живых, где происходит война между доморощенным добром и иностранным (как правило) злом; и Мир Нижний, инфернальный, где антихрист и чистый бес, там “Бездна”, Ад, откуда постоянно происходит вторжение в Мир Средний, в настоящую действительность.
“Архиепископ Аверкий (Таушев) Троицкий и Сиракузский (1954):
“Многочисленные предтечи антихриста с громадной энергией подготовляют его приход, его торжество, его воцарение в человечестве”.”
Спасение души предполагает “простоту без пестроты”, лобовой выбор, жесткое (даже жестокое) единственно правильное решение: полное, беспрекословное исповедание святоотеческого Православия со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть осознание России последним оплотом Бога, светлым пятном на географической карте; гигиеническая и эстетическая ненависть к Европе (Преподобный Феодосий (ок. 1036–1091)): “…верой же латинской не прельщаться… Нельзя ни брататься с ними, ни посуды, ни пищу их принимать. Тем же, кто у нас просит, Бога ради, есть или пить, дать, но в их посуде, если же не будет у них посуды, то в своей дать, а потом, вымыв ее, помолиться”. И еще — схиархимандрит Варсонофий (Плиханков), старец оптинский (1911 г.): “…французская кадриль была выдумана в эпоху революции для попрания креста, ведь и танцуют ее 4 или 8 человек, чтобы как раз вышел крест”; активное сопротивление любому многообразию (от философии до искусства), пафосное, основанное на древней юриспруденции, мессианство. И во всем, во всем — поза бойца. Нечастый призыв к смирению гордыни тонет в общей “героической симфонии”.
Евангелие расхищено на цитаты. На те цитаты, которые могут быть вписаны в “бойцовский” контекст. Христос — это меч, бич; Христос — это Апокалипсис.
“Священномученик Косма Антолос (ум. 4 августа 1779), Апостол Бедных: “…люди побегут к могилам и закричат: “Выходите вы, мертвецы, дайте нам лечь в ваши могилы”.
(Митрополит Филарет (Дроздов, 1782–1862) Московский и Коломенский. “Борись с врагами Отечества и ненавидь врагов Христовых”)
3. Убиенный Царь, “палачи-иудеи”, “ритуальная казнь” (призрак Французской революции, месть магистрата тамплиеров Малле), “каббалистическая” надпись в Ипатьевском доме, “бедные, обманутые, русские люди” (громившие, правда, потом под руководством Ярославского Москву Православную — не иначе как будучи зомбированы “масонами-мальтийцами”); “таинственный раввин”, приезжающий столичным поездом за день до казни; адский Свердлов в кожанке, посылающий роковую телеграмму… — все это тоже кич. Кроваво-мыльная опера, где все злодеи с усами, а герои-любовники — чисто выбриты.
“Одно из доказательств приведенных слов — распространившаяся еще до Первой мировой войны в Западной России открытка — раввин с жертвенным петухом (“капорес”). У петуха голова Государя Николая II… надпись гласила: “Да будет это моим выкупом, да будет это моим жертвоприношением…” — то есть ритуальные слова, произносимые перед закланием”.
(“Комментарий” составителя Фомина)
Они играют в свою игру. По своим правилам. Поэтому “человек частный” (из знаменитой Нобелевской лекции) просто обязан отойти в сторону и не участвовать ни в коем случае (не спорить с ними), а иначе он рискует оказаться персонажем кича и на самом деле погубить душу (превратиться в пострадавшую сторону из “Золотого теленка”, в вечно неудачливого оппонента Вороньей слободки). Ибо трудно переспорить (а перекрикивать разве нужно?) “рассейских иезуитов”. Вот, к примеру, пассаж небезызвестного Нилуса (“основного публикатора “Протоколов сионских мудрецов”): “Всем известно мое любимое выражение у апостола Павла: “Сила Божия в немощи человеческой совершается”. Положим, что “Протоколы” подложны. Не может ли Бог и через них раскрыть готовящееся беззаконие? Ведь пророчествовала же Валаамова ослица? Веры нашей ради Бог может превращать собачьи кости в чудотворные мощи; может Он и лжеца заставить возвещать правду…”
Каково? А?
Возможно, я не прав, но мне наиболее близок необщественный, непубличный путь. Путь отстранения, путь неучастия. В конце концов, антисемитам — антисемитово: пускай остаются при своих чертиках и “зубастых чебурашках”!
Но мы-то филологи!
4. Святитель Феофан Затворник: “Вы помянули, что многие переходят в иную веру, начитавшись сочинений Толстого. Диво! У этого Льва никакой веры нет. У него нет Бога, нет души, нет будущей жизни, а Господь Иисус Христос — простой человек. В его писаниях хула на Бога, на Христа Господа, на Святую Церковь и ее таинства. Он разрушитель царства истины…”
Но “диво” вот в чем: почему Лев Николаевич оказался главной мишенью? Почему так ужаснул своей проповедью, почему бросились на него как на первейшего врага, как на злодея, как на убийцу с топором? Словно он — барон де Ре (Синяя Борода), душитель мальчиков, кровавый маг? И бросились, и пошли на “административные (от слова “Ад”) меры” до крайности: Анафема!
Не революционера-бомбиста они “отлучили”, но писателя — почему?
“Если дойдет до вас какая-нибудь из его бредней, с отвращением отвергайте… В наших духовных журналах он разобран до последних косточек и всесторонне обличен в безумии и злоумии…”
(Феофан Затворник)
Все на удивление (на удивление?) просто: граф покусился, поднял руку на краеугольный камень “Русской симфонии” — государство. Он поставил под сомнение его институты: суды, тюрьмы и т.д. Много было всяких еретиков на Руси, но не были они настолько опасны и бескомпромиссны, их расхождение с “центром”, как правило, — теологический модернизм: вопросы веры, вопросы обряда интересовали отщепенцев, и не больше (немногочисленны другие, которые интересовались большим и не обладали авторитетом яснополянского бородача). Но Толстой-то, Толстой чего удумал? Без пенитенциарной системы — какой он, Третий Рим? И вот еще что — Л.Н. серьезен и, подобно Лютеру, готов идти до конца.
А что революционеры? Болтовня! За ними все равно маячат — и Тюрьма, и Суд, и Инквизиция (да и гонения-то большевистские не долгие были — со Сталиным начинается новый виток “святоотеческой истории”).
“Но журналы духовные кто читает? А тетрадки Толстого ходят по рукам секретно и секретно распространяют ложь”.
(Феофан Затворник)
Короче, две проблемы на Руси: евреи и Толстой. Один из оптинских духовников отец Феодосий (1908) рассказывает, кстати, о мучениях некой “неграмотной” женщины, к которой приходил по ночам “высокий страшный старик” и пугал ее:
“— Ты думаешь… что ты ушла от меня? Врешь, не уйдешь! По монахам стала шляться да каяться — я тебе покажу покаяние. Ты у меня не так еще завертишься! Я тебя и в блуд введу, и в такой-то грех, и в этакий…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Да кто ж ты такой? — спросила его вне себя от страха женщина.
— Я — Лев Толстой, — ответил страшный и исчез”.
А еще “один прозорливый старец” (ох уж эти церковные анонимщики!) видел своими глазами (на Валааме дело было) “массу бесов”, что летели над лесом, а впереди Л. Н. И только граф, значит, хотел в церковь залететь, как черти его утащили в “пучину”. Потом лишь медиум узнал, что было сие в день смерти писателя.
Ну что, не удалось расправиться, так сказать, интеллектуально (хотя вроде бы “по косточкам разобрали”), попробуем его, гада, народными средствами, бабушкиными снадобьями: сделаем из еретика отечественного Фауста (по аналогии с первоначальным, не гетевским), заключившего сделку и канувшего — туда ему и дорога — в Ад. А ведь можно было еще автора “Воскресения” в евангельскую свинью загнать и тоже утопить.
Грустно, пошляки! Грустно, неврастеники! Отвратительно, лжесвидетели…
5. Иисус в таком христианстве уходит постепенно на второй план. На первый выдвигается антихрист. Ожидание его появления превращается даже в мистерию, в своеобразную дополнительную службу, где чтецы читают, проповедники толкуют, а паства, ужасаясь притворно, испытывает сладчайший эсхатологический экстаз.
Архиепископ Аверкий, Троицкий и Сиракузский (1973):
“В последние годы упорно циркулирует слух, что будущий антихрист уже родился и надлежащим образом воспитывается, с тем, чтобы выступить открыто в 90-х годах этого столетия. Удивительно, что в этом вполне сходятся предсказания христианские, иудейские и даже американской ясновидящей, издавшей об этом целых две книги”.
С тем же рвением, с тем же нездоровым любопытством, с каким возрожденческие демонологи описывали и изучали сексуальные оргии ведьм, православные богословы (вплоть до наших дней) смакуют скандальные подробности, детали воплощения Врага. Тут, скорее, не спор о природе дьяволочеловека-антихриста (с ней как раз все ясно), тут интерес к обстановке, предшествующей роковому событию (или сопровождающей его) — социология, политика, научные достижения, нравственность и даже быт, одежда и т.д.
Священномученик Косма Антолос (ум. 4 августа 1779):
“Мы увидим людей, летающих по воздуху, подобно черным птицам, и сбрасывающих огонь на землю… Мы увидим карету без лошадей, несущуюся по полю быстрее зайца…”
Схимонахиня Макария (1988–1990):
“Такую путаницу сделают, и душу не спасешь. Кто будет ходить в церковь, станут записывать…”
… и т.д. и т.п.
Перефразируя схоластиков, хочется спросить: Русская история (по крайней мере, ближайшая нам) — служанка Армагеддона? То есть сама по себе она не существует, сама по себе ничего не несет? Каждый шаг исторического лица — шаг к “Бездне”? Нижний Мир атакует. В какой-то момент (видимо, с Серафима Саровского) Средний Мир сливается с Адом. И пророку уже ничего не стоит найти “достоверные” признаки грядущего Апокалипсиса.
6. Плохо, скучно стоять в “глазуновской” толпе, не узнавая в обезличенных ликах ни Достоевского, ни Тютчева, ни Леонтьева. Не чувствуя за своей спиной радостной такой ренессансной перспективы.
А что, есть отдельная душа в свете эсхатологического солнца мертвых? Когда любовь к женщине — дрянь, а творчество — извращение? Когда по монастырям русским сидят пенсионного возраста “бубнилки”, и бубнят, и пророчат, и пугают, и грозят расплатой. Когда молодость — грех, и все примерно так же, как у панк-певца Егора Летова: “Дитя умирает — старичок поет”.
Они рассуждают о Царе, о монархии, они обосновывают единоначалие, они сочиняют панегирики неограниченной (но помазанной Богом) Власти. Они любят Власть, они сами жаждут Власти, как жаждали их “духовные предки”, когда согрелись под железным крылышком “Империи Романум”, когда из благородного мрамора строили свои базилики, и вырезали на Венерах кресты, и поносили убитого (ими же) философа-“антихриста” веротерпимого Юлиана. У них та же хватка, но, к счастью, меньше возможностей.
Они предвидят “Новое Крещение”. Они хотят “Нового Крещения”, хотят и поэтому “предвидят”.
Архимандрит Константин (Зайцев):
“…Есть только один вождь, способный нам вернуть Россию — тот, который положил ее начало, в облике Святой Руси утвердив Российское великодержавие: Владимир Святой! Россию надо “крестить” (в тексте именно кавычки! — Л. Ш.). Только наново крещенная Русь может снова стать Православным Царством… Другого пути восстановления исторической России нет”.
Плохо, скучно стоять в “глазуновской” толпе и ждать нового Владимира, который вот-вот приедет на правительственной иномарке, нагруженный корсуньскими реликвиями, обещающий населению кредит византийского банка на выплату пенсий и зарплат.
Плохо, скучно идти за ним к Днепру, стыдясь своего участия в заурядном полит/перформансе.
7. После прочтения “России перед вторым пришествием” необходим активный отдых, необходима другая информация — стихи, проза, фильмы и все высокохудожественное, все такое родное, “элитарное”, волшебное. У каждого свое лекарство от “глазуновщины”, но я рекомендую испуганному, раздавленному читателю прослушивание “Русского альбома” Бориса Гребенщикова (почему же и его не считать пророком? У нас, типа, своя свадьба, у них, типа, свои поминки) —
Государыня, ведь если ты хотела
То кто же тебе мог отказать? врагов, Там, в этих текстах, в этой музыке, есть то, чего нет и не может быть в подобного рода литературе, тем более что и речь-то идет о том же самом — о Родине нашей. Не солнце мертвых, но Солнце Живых —
А мы пропали бы совсем, когда б не волки да вороны… У них свои поминки, у нас своя свадьба. Вот какое я предлагаю лечение. Мне — помогло.
Леонид Шевченко