Стихи
Владимир Кривошеев
Опубликовано в журнале Знамя, номер 6, 2000
Владимир Кривошеев Открытие фонтанов Весна в Петербурге и под 1 Глазами в очках наблюдаю Весну в Петербурге и под, И не торопясь ожидаю, Когда ко мне опыт придёт, — Когда я смогу адекватно Весну на бумагу отснять, Когда облегчённо читатель Затыкает пальцем в меня. Сквозь стёкла оконные вижу, Как каждый любой не слепой — Никто не гуляет на лыжах По высушенной мостовой. Сквозь небо упорное солнце Лучи продвигает с трудом. В траве уже кошка пасётся Разборчивым, вежливым ртом. Детишки недоумевают, Зачем их в песок завели, Но делают вид, что играют Комочками мокрой земли. Летят разношёрстные птицы Карэ, арьергардом, свиньёй, Мечтая скорей опуститься На Северный полюс родной. Любуются традиционно На них горожане с земли — Они к крепостным бастионам Для этого и пришли. Но смотрят не только на небо Мои петербуржцы весной — Я думаю, где бы я ни был, Они наблюдают за мной: Когда, наконец, адекватно Я им расскажу про весну, Чтоб пальцем продолговатым В меня, долгожданного, ткнуть. 21.05.99 2 Летают ветреные птицы Над Петербургом по весне, Предполагая, что не спится Кому-нибудь, а также мне. Окно раскрыто спозаранку На город, якобы музей. Свистают мнимые охранки Автолюбителей-друзей. Летает снег и гром грохочет Над мокрой улицей моей, Но ничего уже не хочет Подруга этих самых дней. А я хочу — раскрыть тетрадку, Пластмассовую ручку взять И, как отличник на зарядку, Пред пионервожатой встать — Пускай творит со мной, что хочет, Немного старше, но в соку, Средь петербуржской белой ночи, Почти на невском берегу, Как та чухонка с тем чухонцем, Которых Пётр наблюдал, Покуда вырубал оконце, Смиряя собственный амбал. 3. Перед грозой Пашут землю лесбиянки На заливистом лугу. Сушит потную тальянку Гармонист на берегу. Мужики на косогоре Разливают самогон — К вечеру в колхозном хоре Нужно много чистых горл. Рыба очень аккуратно Плавает в речной воде — Поделили на квадраты Рыбаки уловный день. По грибы пенсионеры Собираются толпой, Но гроза, как пионерам, Предлагает им отбой — С виду ласковые тучи Громыхнули как-то вдруг. Задышалось людям лучше, Невзирая на испуг. Выливается из неба Очень тёплая вода, Но текущие проблемы Не отмыть ей никогда. 5.05.99 4. Гроза Эта сочная гроза Над вечерним Петербургом Смотрится во все глаза, Отшлифованные шкуркой. Близко молния блеснёт В монотонном, пыльном небе, Осветив на миг народ, Где бы в этот миг он не был. Дунет ветер наповал На беспечные деревья, Вдоль реки девятый вал Протолкнёт, минуя первый. Хлынет крупная вода Из отверстий произвольных. Девушка, ответив: «Да!», Станет женщиной довольной. Вспомнят Тютчева бомжи Алкогольным, добрым словом, Ставя внутреннюю жизнь Во главу угла прямого. Станет чисто на земле Возвращённой, петербуржской — На Дворцовую, как в лес, Сядет ушлая кукушка… В общем, всем гроза нужна В Петербурге в это время. Главное, чтоб не война И не упустить варенье. апрель 99 г. 5. Открытие фонтанов Петергоф открывается сразу С моря, с воздуха, из-под земли — Предпоследний петровский оргазм Щедрым золотом зренье скоблит. Бьют фонтаны в испуганный воздух Сотней прочных, проверенных струй — Представляю, какой на морозе Над Самсоном взметнулся бы он. Но сейчас здесь валяется лето, Явно спьяну зашло не туда — Так с гуляющих полуодетых Льёт избыточная вода. А людей всё завозят и возят Поезда, «Метеоры», метро В этот спёртый гулянием воздух, Герметический с разных сторон. Негде им погулять в воскресенье — Вокруг дома пешком обойти, Подышать Петербургом весенним, Друг на друга взглянуть по пути. Или просто в упругое небо Приподнять пару потных зрачков, Где один из двоих ещё не был И не будет — бюджет не таков. Иль пощупать, что их окружает, — Говорят же по-русски, музей, — Где чего только не совершали Столько разновеликих людей. Петергоф с пьяным летом им нужен И ледовый самсоновый член, Да ещё чтоб не таял к тому же, — Мало было чудес на Земле. 17.05.99 6 В. Спивакову Оркестр струнных инструментов На берегу Большой Невы Играет в нужные моменты, Но что-то странное, увы. Серьёзные, большие люди На стульях кучками сидят, Но так играют, словно блюдо Полусъедобное едят. Прохожие проходят молча И не мешают понимать, Что перед ними в нотах Моцарт, А не роман, который «Мать». Нева барашками играет, Шуршит в гранитный парапет. Зима как будто за горами — Ни у кого сомнений нет. Детей, таких же петербуржцев, Кормить, поить и одевать Безапелляционно нужно Тем, кто из них отец и мать. Да и родители в глубинках Припрятаны кой у кого И в захолустьях колумбийских Им надо справить Рождество. Гастроли, роды, коммуналки, Раздолбанные санузлы, В колёса «Мерседесов» палки, В затылок — вечные стволы… Так тут ещё взбрелось поэту, Не слишком мудрому, увы, Их усадить на самом ветре, На берегу Большой Невы. 7.04.99 7. Торгуя овощами у стадиона Свою любимую иглу Вставляю в патефоне И овощами на углу Торгую потихоньку. Сырые овощи лежат, Разложенные дружно, Четыре по четыре в ряд — Всегда кому как нужно. Стоит весна. Идёт футбол. Препровождают время Болельщики в семь тысяч горл, Почёсывая темя. И постепенно выходя За двери стадиона, Они на овощи глядят Почти самовлюблённо: Напоминают всем они Кому пустое детство, Кому просроченные дни, Кому-то рану в сердце. А рядом я, как в горле ком, Нескромно молчаливый, С неубедительным лицом Перебираю сливы. Семь тысяч рук, ушей и глаз, Помноженные на два, Чего-то сделают сейчас, Что никогда не надо. Вместо того, чтобы купить Товар мой залежалый, Жену на кухне удивить Загубленными щами, Они расчётливо идут По мостовой брусчатке, Как будто сытые их ждут В квартирах домочадцы, И круглосуточно едят Лишь овощные блюда — Отводят виноватый взгляд Неискренние люди, Как будто я им навредил На весь остаток жизни И не видать им впереди Обещанного приза, Как будто разучились есть Все вдруг одновременно, Как будто выступает шерсть От овощей мгновенно, Как будто бы и вовсе нет Меня, весны, футбола, И насыщает Интернет Их лакомые горла, Которыми они орут На этом стадионе, Пока любимую иглу Вставляю в патефоне. 11.06.99 8 За городом зелёный огородник На огороде, купленном вчера, Копает землю, собственную вроде, Ещё не веря в это ни на грамм. Обычный человек и горожанин, Какие населяют Петербург, Картошку в землю бережно сажает, Преодолев естественный испуг. В руках неприспособленных лопата Нисколько, как ни странно, не дрожит. И кровь, как в юном возрасте когда-то, По венам и артериям бежит. Куда ни глянь, а может, глянь, не знаю, На огородах, купленных давно, С разодухотворёнными глазами Копают, сеют, носят перегной. По бледным экспонатовидным лицам Гуляет ветер бережно пока, Не предуведомляя, что случится Здесь через час или полчасика. Случиться может что кому угодно: Война, импичмент, новый обяззайм, Падучка, преждевременные роды, А в самом лучшем случае гроза. Ну а пока неопытное солнце Свои попеременные лучи Кидает в них сквозь редкие оконца В дырявых тучах, тёмных и больших. 2.06.99 9. Свежая с огорода мысль И не надо никакой науки, И ни Академии наук, Никаких там БАНа, РАНа, спецхрана, Икебаны и ресторанов, Академиков, профессоров, деканов, Симпозиумов, коллоквиумов, спецзагранок, Рефератов, защит, резюме, анналов, Основной линии и маргиналов, Лысенко, Дудинцева, Вавилова и даже Ампилова, Разноцветных терроров и путча Корнилова, Зачёток, автоматов, пулемётов и шпаргалок, Гениев, баранов и совсем отсталых, Стукачей, шестёрок, старост и журналов, Газет, телевидения, радио, Почты, телеграфа, вокзалов И т.д. и т.п., кому этого мало, Чтобы по росе выйти на огород, Копнуть землю немножко И бросить туда картошку — Ей Богу, и так прорастёт. 29.05.99 Попытка вступления к «Медному всаднику» На берегу реки по имени Нева Стоит известный Пётр и смотрит в небо. Чухонец полусонный тянет невод — От лососе’й кружится голова. Двух незнакомых, в сущности, людей Полуденное солнце освещает. Пётр, по всей видимости, пахнет щами. Чухонец неизвестно чем, ему видней. Его сребролюбивая жена Перед соседом машет белым тазом И, предвкушая мстительный оргазм, Тот платит наперёд и всё сполна. Пётр без жены, но с армией вдали, В болотах, топях, гатях и трясинах, В голландских довоенных мокасинах, Два с половиной метра от земли. Чухонец наплодил зато детей. Плоды его оргазмов бескорыстных Свободно изъясняются по-фински, Хотя их не учил никто нигде. Цейсо’вую подзорную трубу Прикладывает Пётр к живому глазу: Соседа видит и его оргазм, Чухонку, закусившую губу. На середине северной реки — Чухонца с сетью, лодку с лосося’ми, Детей чухонца с наглыми глазами, Урвавших независимость-таки, — Но это много позже, а теперь Из ранца Пётр топорик вынимает, Из воздуха напротив вырубает Окно зачем-то там, где надо дверь. 22.03.99 * * * Я не слышал, как поёт архитектор Монферран — Зима была настоящей и воздух такой стеклянный, Что даже не капал водопроводный кран, Так как не было тогда водопроводных кранов. По Сенатской площади на коньках Катались неидентифицированные дети. Подо льдом упорно текла река, Которой не касался студёный ветер. Он касался в основном лиц, Доступных по моде прошлого века, Летая по улицам юной столицы, Непригодной для нормального человека. Продрогшего, испуганного слона Перед Крыловым бегом проводили И моська, естественно, ни одна Не то что не лаяла — не скулила. Трудовая Россия на Исаакиевский собор Бросилась, как на амбразуру Матросов. Монферраном интересуются до сих пор, Про Ампилова вряд ли кто спросит. На обед с песнями играли в снежки, Мечтали о Ленине и продразвёрстке, А за углом декабристы, как всегда страшно далеки, Произносили недвусмысленные тосты. В Манеже Пушкин что-то читал, Клико лилось, и скакали кони. Короче было примерно так, Как на выставке Льва Сморгона. А Монферран так и не спел. Ни весной, архитектор, ни летом. Но кое-что сделать успел Спасибо ему и на этом. * * * Вынимает из портфеля Мальчик синюю тетрадь. Он пока ещё не Ленин, Но вполне им может стать. Вот выходит он из школы В город, снова Петербург, Майские, живые пчёлы Целятся в его губу. Пахнет мёдом, детским кремом Этот мальчик-большевик, И недетские проблемы У него давно в крови: Надо кушать, молча слушать Бред учи’телей тупых И придумывать, как лучше Наказать потом бы их — Расстрелять, или повесить, Или закопать живьём, — Мир становится так тесен, Неуютно как-то в нём. Дома мать, сестра, соседи, Где-то бегает отец, Или на велосипеде Стережёт в горах овец. Посоветоваться не с кем, Как же быть, с чего начать… И чиста пока до блеска Эта синяя тетрадь. * * * Посыпаем солью Дворцовую площадь — Пусть её полижет прогулочная лошадь, Пусть по ней походят желающие люди, Мы ещё посыпем, от нас не убудет. Мы живём здесь долго, не хочется даже, Да живём ли только, кто об этом скажет? Приезжают люди на нас поглядеть, Чтобы вспоминать где только везде: Соберутся с близкими вокруг бутылки, Наклонив под абажур затылки, И будут рассказывать, кто смачно, кто нудно, Как на Дворцовой ходить по соли трудно, Какие в этом городе горожане — Народ странноватый, но не жадный, Круглосуточно готовы сыпать солью И чего хочешь с ней делай вволю. * * * Давай убежим в туалет, где сегодня играют Вивальди, Приляжем на пол, он прохладный и пахнет ручьём. Пусть нас огибают ворчливые, потные дяди — Мы будем упорно и сладко молчать о своём. О, после Ростральных колонн, Эрмитажа и Летнего сада Сырой полумрак и расслабленность мышц на полу, И эта лесная, почти озорная прохлада, И стон облегчения в дальнем укромном углу. Мы люди с тобой, как и все, лесбиянка с поэтом, Осколки античных, губительно-сладких времён, Лежим и вдыхаем порывы эгейского ветра, Пока не прервал нас невежественный ОМОН. Колеблет Вивальди сомнительный воздух смычками, Колеблет желание близость возможной любви… И дяди разводят растерянными руками — Французы при этом ещё говорят «Се ля ви». Мечта патриота Петербург, привычно раскалённый, В летние, несвойственные дни, Возлежит на прибалтийских склонах, Словно размагниченный магнит. Прётся провинициал упорный Самолётом, поездом, пешком Поглазеть на город рукотворный С якобы мистическим душком. Заинтересованные лица Входят по ступенькам в Эрмитаж. Голова у них ещё пылится, В камере хранения багаж. В Зимнем, как всегда, опять прохладно. Вежливо билеты продают. Указатель «где, кому что надо» Возвращает внутренний уют. Безработные искусствоведы, Переинформированные, Предлагают тему для беседы, Приступая, как всегда, извне: Ренессанс, барокко, артишоки, Архетип, безденежье, колит, Свадьба в установленные сроки, — У кого, короче, что болит. Лестница, описанная столько, Может, и обкакаканная, Инвентарь, разложенный по полкам, Ожидает вора и огня. Хорошо резвиться в Эрмитаже В летний полдень на исходе дня — Притвориться пыльным антуражем, Бабушку-смотрительницу снять, Скоротать с ней вечер в ресторане, Покопаться в темечке седом И, превысив бдительность охраны, Своровать чего-нибудь потом. Чтобы провинициал голодный В город Петербург не приезжал, Так как экспонат их самый модный Дома я б на полочке держал. * * * Зажигает спички тихо Мудрый мальчик в уголке. Мать, элитная портниха, Шьёт перчатку на руке. Кошка ползает по по’лу, Оставляя шерсти клок — Врач ей делает уколы Вместо рёбрышек в висок. Лижет бледная собака Словно сахар белый нос. В люльке хочется поплакать Малышу, но нету слёз. Жарит беладонны корни В сковородке грустный муж — А иначе как прокормишь Столько подотчётных душ. Санкт-Петербург