Эрих Мария Ремарк. Три товарища.
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2000
Почем нынче
мужская дружба?Эрих Мария Ремарк. Три товарища. Постановка Галины Волчек. “Современник”, 1999.
Галина Волчек очень не любит критиков. В интервью и на пресс-конференциях она даже не раз высказывала уверенность, что все они (то есть мы) составили против ее театра заговор: только так, дескать, можно объяснить неизменную недоброжелательность газетно-журнальных откликов. Интересно было бы узнать, как конкретно главреж “Современника” представляет себе этот мрачный комплот. Собираемся ли мы на конспиративных явках, меняем ли пароли, обсуждаем ли стратегию и тактику борьбы? И, главное, какую цель преследуем? Если корыстную, то кто нам платит, а если идейную, то… Впрочем, довольно. Не может же быть, чтобы Галина Борисовна всерьез верила в эдакую фантасмагорию! Скорее стоит предположить, что мы имеем дело со своеобразным рекламным трюком: ведь слово “заговор” воздействует на массовое сознание почти гипнотически; соответственно, регулярное его употребление должно способствовать успеху театра.
А по части организации оного “Современник” в последнее время весьма преуспел. Отличный тому пример — шумная рекламная кампания, предшествовавшая премьере “Трех товарищей”. Благодаря ей публика узнала, что в массовке занято пятьдесят человек, не считая собаки; что самый модный московский дизайнер Павел Каплевич придумал для спектакля сто восемьдесят костюмов, которые и были пошиты в театральных мастерских (информация, заметим, не лишняя, поскольку большая часть этой обширной коллекции ничем не примечательна и вполне могла быть взята из подбора); что постановка в целом обошлась в $100 тысяч — сумма, по западным меркам, довольно скромная, но по российским — порядочная, а плюс к тому театр получил в подарок световую (или звуковую?) установку и гоночный автомобиль ручной сборки, каковой и принимает участие в представлении. Таким образом, в ход был пущен давно опробованный на Западе рекламный механизм, работающий не только и не столько на очевидных принципах — количество затраченных долларов как бы гарантирует качество зрелища и любимый массовой аудиторией “большой стиль”, — сколько благодаря скрытой пружине: зрителя заманивают запахом денег и престижа, который удостоверяют господа толстосумы, готовые вложиться в проект. В этом же контексте можно воспринять и сообщение о том, что заглавные герои — артисты А. Хованский, С. Юшкевич и С. Гирин, — прежде друг с другом почти не знакомые, были в целях сближения отправлены вместе отдыхать на Кипр за счет не помню какой турфирмы, из любви к искусству предоставившей “трем товарищам” бесплатные путевки; однако эта несущественная в валютном выражении подробность требует пристального рассмотрения с позиций искусства.
Потому что любой человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в законах театра, знает, что партнеры по спектаклю совершенно не обязаны общаться по жизни, и сценическая иллюзия дружеской близости создается отнюдь не совместным лежанием на теплом песочке, но профессиональными средствами — разбором ролей, “проращиванием” эмоций и т.п. Разумеется, Галине Волчек это известно тоже, однако рекламная политика для нее важнее профессии. Что понятно: ведь профессией-то она как раз не владеет. Будучи (в прошлом) хорошей актрисой, она за годы постановочной практики так и не научилась работать с актерами. Вот и приходится вместо репетиций устраивать им полноценный отдых — удачный “прием”, показывающий, что режиссеру пришла пора открыто переквалифицироваться в администраторы. Тем более что способности к этому — как ясно из вышеизложенного — у Галины Борисовны наличествуют, тогда как способность ставить спектакли…
Впрочем, справедливости ради надо признать, что актеры, с которыми она имеет дело, лучшего режиссера и не заслуживают. Глядя на них, поневоле вспоминаешь известный театральный анекдот: однажды молодой артист спросил у Лоуренса Оливье, как добиться успеха на сцене. “А играть вы не пробовали?” — поинтересовался мэтр. “Три товарища” явно не пробовали: все
равно не получится; они просто ходят по сцене и громко произносят текст, а особо эмоциональные моменты акцентируют (разумеется, с подачи режиссера) физической активностью — так, главный герой в любовном экстазе проходится колесом, — но размашистость движений не может скрыть совершеннейшую внутреннюю “деревянность” исполнителей. В том же духе действуют и другие участники спектакля, за двумя исключениями.Талантливый и мастеровитый Авангард Леонтьев, для которого эпизодическая роль Хассе — попросту легкая разминка, не столько играет, сколько делает вид, однако вид достойный. А обаятельная Чулпан Хаматова (Патриция) действительно играет — не то чтоб очень хорошо, но настолько лучше остальных и так очевидно вопреки общему вялому равнодушию, что вполне заслуживает рецензионных похвал и заголовков типа “Чулпан одна за всех”.
Что же касается собственно режиссуры, то сказать про нее особо нечего. Отметим лишь, что Волчек — вслед за Ремарком — стремилась представить развернутый социальный фон: недаром же спектаклю дан подзаголовок (или это определение жанра?) “Хроника городской жизни Германии рубежа 20-х — 30-х годов ХХ столетия”. Однако театральное представление — пусть даже длинное: 3 часа 30 минут — не может без потерь вместить в себя полнообъемный роман. В результате социальный фон сведен к пышным массовым сценам типа факельного шествия, играющим роль отбивок между эпизодами, действие превращено в конспект, картинки мелькают, как в клипе, и если не знать, что в сюжете к чему, то разобраться трудновато. Тем более что под конец режиссер впадает в непредсказуемую и ничем не обоснованную условность, не то символичность, так что смерть Патриции обозначена какой-то ниспадающей тряпочкой да одиноко сидящим плюшевым мишкой — подарком Роберта, с которым героиня не расставалась на протяжении всего второго акта… Да: надлежит также отметить невыносимую пошлость финала: три товарища и Пат на автомобиле ручной сборки возносятся в небеса; вообще за последние годы театры продемонстрировали нам такое количество нежданых финальных улетов, что при виде очередного хочется уже взяться за пистолет…
А в итоге мы остаемся с загадкой: почему эта постановка стала хитом сезона, почему народ рыдает и аплодирует стоя? Можно, конечно, воспользоваться классической формулой “публика дура” — причем это будет правдой; но можно предложить и более корректное объяснение: зрителям просто не хватает таких трогательных историй про безупречную любовь и крепкую мужскую дружбу. Современная драматургия не умеет говорить о высоких чувствах без иронии, классика все-таки слишком далека от нашей жизни — а впрочем, и старинные трагедии пользуются неизменным успехом, но их опять же немного: кроме “Ромео и Джульетты” да “Коварства и любви”, во всей Москве, пожалуй, ничего и не сыщешь. Таким образом, “Три товарища” помогают восполнить дефицит. Что же: флаг им в руки. В конце концов, спектакль Волчек не хуже мыльных опер, но, в отличие от них, дает зрителям повод приодеться и выйти в свет, себя показать и на других посмотреть — словом, создает праздник. А это — одна из задач театра.
Алена Злобина