nota bene
Опубликовано в журнале Знамя, номер 1, 2000
nota bene
Алла Марченко. Разуваев и Ко — выход в свет. — Вопросы литературы, 1999, № 5 (сентябрь—октябрь).
Как-то даже и жалко — энергичная и полемическая статья Аллы Марченко увидела свет в почтенном, однако почти что уже “академическом” журнале, куда не каждый и критик заглядывает. А статьи Аллы Марченко (когда она не “стоит горой” за почему-либо полюбившихся ей писателей), бывают иногда очень хороши отнюдь не “дамской”, немножко угрюмой честностью и недвусмысленностью выводов, сочетающейся с отменным филологическим мастерством в “обязательной программе”, то бишь в анализе художественного произведения. Потребляя чуть ли не ежедневно довольно-таки водянистую “газетную критику”, где “мнение” господствует над анализом, мы, если честно признаться, давно уже испытываем филологический “авитаминоз”.
Новая статья Аллы Марченко посвящена “новой прозе о новых русских” — то есть как раз тому ряду произведений, что живо обсуждаются в последние несколько месяцев: “Самоучкам” Антона Уткина, “Дару слова” Эргали Гера, рассказам Константина Плешакова. И до чего же приятно, скажу я вам, читать текст, у которого нет никакой прагматической “нагрузки”, который не “задействован” в разного рода премиальных сюжетах и не является служебным “откликом” штатного обозревателя на то, о чем “все говорят”. Алле Марченко все эти
“дежурные блюда” текущей словесности интересны сами по себе и она, анализируя, ставит их не в контекст предполагаемого “шорт-листа” (главная “эстетическая” проблема последних семи лет!), а в большой контекст русской литературы. Вот, например, как она отвечает на беспокойство Павла Басинского о том, что “тема больших денег” волнует современных литераторов куда больше темы “страдающих от недоедания рабочих и учителей”: “За волнением автору статьи “Белеет “крайслер” одинокий” почудилось почти стыдное: “…подсознательное вожделение интеллигенции к большим деньгам”, совсем, мол, оскотинилась, “забыла о категории совести”. Нет, нет, я не иронизирую: деньги в нынешней России и впрямь тема номер один — что вверху, что внизу, что в относительно благополучном промежутке. Но сначала о подсознательном вожделении. Во-первых, у истоков великой русской прозы стоит (как памятник началу железного века) произведение, открытым движителем которого является это самое вожделение, — “Пиковая дама”. На бешеных деньгах завязана драматургия Островского. Про “Подростка” и “Идиота”, равно как и про “Зависть” Юрия Олеши, я уж и не говорю”. Очень к месту вспоминает Марченко и Чехова: “Ведь не кто иной, как Чехов, первый из русских классических интеллигентов, заявил во всеуслышание, что стремление разбогатеть не только полезно, но и естественно, а хваленое “уменье” русских “довольствоваться грошами и неопределенным будущим” и не полезно, и “противно”.Статья Аллы Марченко — прекрасный образец “реальной критики”, от которой мы успели отвыкнуть (а я так по ней и соскучился): ее филологический сюжет разворачивается в пределах сюжета жизненного (что, на мой взгляд, при анализе современной литературы совершенно необходимое условие ее адекватной интерпретации).
Александр Мелихов. В душе мы всё еще спартанцы. О физиологическом плюрализме. — Дружба народов, 1999, № 10.
Небольшая статья Александра Мелихова трактует очень важную проблему — проблему, если можно так выразиться, социологии и психологии нормы: “Слово “норма” в нашем языке имеет два оттенка — констатирующий и рекомендательный. Мы называем “нормальным” как то, что просто наиболее широко распространено, так и то, что мы желали бы видеть в качестве эталона, образца для подражания. И оба эти оттенка перетекают друг в друга совершенно незаметно, — вознамеримся только констатировать и сами не заметим, как начнем навязывать. Мы единодушно признаем нормальным явлением роды — процесс не только мучительный, но и опасный для жизни — и ни за что не признаем нормальным пародонтоз, хотя от него страдает чуть ли не сто процентов городского населения: в слове “ненормальный” всегда таится либо надежда улучшить, либо желание отбросить”.
Мелихов полагает, что наши представления о “норме” архаичны (недаром в заглавии поминаются спартанцы, которые, по преданию, сбрасывали “некондиционных” младенцев со скалы) и “антифизиологичны”: “Сами того не замечая, мы часто подгоняем себя под некие якобы гигиенические, медицинские, научные, а на самом деле чисто эстетические либо устаревшие стандарты. Мы завидуем крупным
, рослым людям, хотя, как правило, дольше живут сухонькие живчики… Особенно обидно, что конфликт коллективных идеалов (“норм”) с индивидуальными биологическими ограничениями ударяет по лучшим! А потому плюрализация физических норм сберегла бы очень много нервов, а то и жизней…”.Всё так, и пафос автора легко разделить, но каким образом достичь этой самой “плюрализации физических норм”? Если разобраться, то “в душе” мы не только “спартанцы”, но даже и людоеды, и самые “передовые” из нас подчас руководствуются в своем поведении не здравым смыслом, а усвоенными за жизнь предрассудками самого разного происхождения (от национальных до поколенческих). Тяжелые и смутные времена, когда катастрофически меняется вся жизнь, в этом смысле парадоксальны: люди относительно легко принимают самую шокирующую новизну (наверное, понимая, что деваться от нее всё равно некуда), но держатся при этом за какие-нибудь милые (или не очень) предрассудки, словно это их последняя связь с “нормой”. А если предрассудок “поддерживается”
еще и “эстетически” (как физические нормы), то борьба с ним почти безнадежна…Впрочем, гуманистический оптимизм Александра Мелихова всегда заражает: сомнения сомнениями, а дело делать надо. Хотя бы начинать.
“Итоги”, 1999, № 44. Тема номера: Меценаты эпохи первоначального накопления.
Пять статей (Л. Самоцветов, Г. Ульянова, Т. Чередниченко, Е. Дуков, А.Рубинштейн) на вечно актуальную для бедной страны тему. Читая их, соглашаешься или не соглашаешься с авторами, но умозаключения делаешь примерно такие: 1) Россия окончательно перестала быть “литературоцентричной” страной, поскольку в понятие “культура и искусство” для авторов входят исключительно театр, музыка, музеи и еще какие-то “аудиовизуальные” сферы; 2) Благоприятного “климата” для меценатства в России нет и долго не будет, поскольку не воспитана “культура богатства”. Дело даже не в законодательных усилиях (освобождение меценатов от налогов и пр.), а в том, что сами богатые не очень уверены, что пришли “всерьез и надолго” и что надо, следовательно,
“окультуривать” среду обитания, думать о детях и т.д. Использовать “искусство” для одноразовой рекламы — это пожалуйста (преимущества в распределении благ автоматически получают самые и без того “раскрученные”), а заниматься занудным унавоживанием почвы — это увольте… Поэтому по-прежнему “кадры решают всё”, то есть личная инициатива, личные взаимоотношения, личные симпатии. Царство случая; 3) От наглядной, подчас вопиющей “несправедливости” распределения меценатских средств спасение только одно — массовость меценатства. Люди такие разные…Однако по поводу массовости см. пункт 2, куда можно добавить еще и подпункт о том, что жаждущие помощи очень не любят богатых и говорят об этом при всяком удобном случае; 4) Но государство еще хуже…Вл.Новиков. Обнуление. — “Наша улица”, 1999, № 1.
Здесь еще один поворот предыдущей темы: “Корень же зла в том, что культура сама в себя не верит, что она готова на любые унижения и слишком склонна к попрошайничеству. Все ищут какого-то спонсора, мецената, богатого и щедрого иностранца. Меценат умер, говорю я вам, еще в восьмом году до нашей эры и никогда не воскреснет. И вообще: господа, остановитесь, вы не нищие, вы не смеете просить подачки! Бешеные деньги не бывают умными, они не смотрят в суть, а жаждут помпы, шампанского шума. Бросая культуре копейку, спонсор-нувориш норовит одновременно рубль бросить на ветер, иначе ему кайфу нет никакого”.
А вообще статья Владимира Новикова — о 2000 годе и о том, с каким багажом мы к нему пришли. С одной стороны — констатация “обнуления” (обмеления), с другой — упрямая вера в потенциал культуры, выраженная с симпатичной запальчивостью.
Рубрику ведет Александр Агеев