Партийность, православие, народность
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 1999
Партийность, православие, народность
Русские писатели ХХ века: Биобиблиографический словарь. — СПб.: Просвещение, 1999.Не так давно в литературной жизни Петербурга произошло долгожданное событие: вышел биобиблиографический словарь “Русские писатели ХХ века” в двух томах. Событие было такого уровня, что писатели даже не поленились устроить по этому поводу собрание. Потому что Словарь, вышедший в издательстве “Просвещение” под редакцией Н.Н.Скатова, при участии большого количества сотрудников Пушкинского Дома, поразил их — как бы это выразиться поаккуратнее — некоторой странностью. Конечно, писатели не забыли пригласить на свое собрание тех, чьими трудами Словарь увидел свет, однако последние почему-то предпочли на обсуждение не явиться — кроме секретаря отдела Сектора новейшей литературы Александра Марковича Любомудрова.
А жаль, потому что создание такого Словаря — это первая серьезная попытка подведения итогов для русской литературы ХХ века, потому что на огромный труд по созданию около 500 статей затрачены огромные средства и силы множества людей. Тем не менее, в словаре много не только фактографических, но и стилистических, и даже орфографических ошибок. Действительно, немного странно читать в таком солидном издании об “антологической боли” или о том, что “поэт утверждал правомерность людского повиновения природой”. Хотя это — еще не такие великие огрехи по сравнению с другими. Издание явно обладает не просто недостатками и неточностями, но пороками, которых уже не исправить. Конечно, спорить, кого включать или не включать в Словарь, можно бесконечно, но в данном случае, видимо, словник вообще не обсуждался и не прорабатывался. Что же касается характера самих статей, то не совсем понятно, биобиблиографические они, рекламные — или так себе, просто статьи? Вот, например, огромная — на печатный лист — статья об Ольге Берггольц, вдвое больше, чем об Ахматовой и Цветаевой, вместе взятых. Конечно, Ольга Берггольц заслуживает места в Словаре, но ведь не в качестве величайшего поэта ХХ века.
В Словаре нет Валерия Попова, нет Радия Погодина, нет Лидии Гинзбург, зато есть Василий Ардаматский, певец ОГПУ, и множество никому не известных имен, что явно говорит об отсутствии общей редакторской линии.
Это особенно жаль, потому что просто так от такого издания отмахнуться нельзя, тем более что в него вошло много хороших, грамотных, по-настоящему толковых статей. Но рядом… “В поэме “Даль памяти” особенно примечательна глава “Кремень-слеза”, где в центральном образе автор новаторски соединяет, казалось бы, несоединимое — слезу и кремень как олицетворение выстраданного и пережитого”.
Или: “Духовный мир рабочего человека согрет в романе незаурядной теплотой зоркого писательского взгляда”.
А вот как досталось в словаре Набокову, в частности “Лолите”: “Столкновение заповеди художника любить “лишь то, что редкостно и мнимо” с заповедью Христа приводит героя романа к гибели (равно как и героиню)”.
Наверное, Самуил Лурье на том писательском собрании точнее всего определил дух, витающий в Словаре: “Партийность. Православие. Народность”. Никита Елисеев прямо назвал идеологию Словаря национал-большевистской. Но, пожалуй, больше всего вызвала возмущение статья о писателе Нилусе (автор А.М.Любомудров). Это и правда скандальная статья, компрометирующая Пушкинский Дом.
Читаешь ее и глазам не веришь: печально знаменитые “Протоколы сионских мудрецов” — заведомая антисемитская фальшивка — как ни в чем не бывало называются документом — сам же Нилус, оказывается, “рассматривал этот документ в русле русской религиозной традиции: ставил замыслы “мудрецов” в прямую связь с “тайной беззакония” — с библейскими пророчествами о воплощении “сына погибели” и наступающем перед концом истории “царстве антихриста”…” Мало того, что вопрос о подлинности “Протоколов” стоять не может — суд давно вынес решение по этому поводу, но, по-моему, статья, таким образом, является еще и прямым поклепом на русскую религиозную традицию, которая, как мне кажется, не предполагает фабрикацию подобных “документов”, но господин Любомудров этого, видимо, не заметил. Правда, когда его спросили, видит ли он разницу между понятиями документа и художественного произведения в жанре мистификации, стало ясно, что этой разницы ему тоже удобнее не замечать.
Если бы дело касалось одного господина Любомудрова, это можно было бы считать его личной проблемой, но появление таких статей в Словаре доказывает, что авторы статей, к сожалению, верят и в подлинность “Протоколов”, и в “жидомасонский заговор”. Причем в словарных статьях нет даже намека на существование иных точек зрения, хотя бы той же книги Нормана Кона “Благословение на геноцид”…
Думаю, все, кто познакомится со Словарем, обратят внимание на огромную статью о поэте Пуришкевиче. Это целый панегирик, любовное исследование, где подробно рассказывается о детстве, политических успехах, внешних данных, голосе этого деятеля, и лишь в конце пространной статьи сказано о его поэтических опытах, состоявших, в основном, из сатир и эпиграмм на своих противников; приведены обильные цитаты, из которых, впрочем, виден вопиюще низкий уровень этих виршей.
Говорится о создании Пуришкевичем Союза русского народа, затем Русского народного союза имени Михаила Архангела; о том, что Пуришкевич был “убежденным антисемитом, видевшим в так называемом освободительном движении начала ХХ века еврейскую интригу”, и далее— на одном дыхании — о том, как его интересовало положение высшей и средней школ, состояние противопожарного дела и т.д., — как будто эти вещи так и должны быть спокойно поставлены в один ряд.
Статья о Пуришкевиче — не единственная в этом роде. Достаточно пролистнуть страницу назад — и мы прочитаем о слове писателя Проханова, которое “всегда сочно, образно, напористо и остро”, к тому же, “неизменно подкупает искренностью”. Мы узнаем также, что этот писатель создал газету “День”, оказавшуюся “после октября 1993 г. по политическим мотивам закрытой” (какая похвальная, однако, скромность в формулировках! — Т.В.)— затем ее идейную продолжательницу газету “Завтра”, правда, как раз об идейном содержании обеих газет автор статьи П.В. Бекедин предусмотрительно умолчал. А жаль, между прочим, мог бы и процитировать “сочное” слово Александра Андреевича о том, как живет в своей гнусной Америке “глава вашингтонской преступной группировки Клинтон, извращенец, усиливающий свои половые инстинкты видом растерзанных иракских детей”, или славословия генералу Макашову и “батьке” Кондратенко, или плач о расстрелянном Доме Советов— “под музыку Ростроповича, под гитару Окуджавы”. Не могу удержаться, чтобы не привести еще несколько сочных прохановских слов: “Страшен лик сионизма, в крови и сперме, измазанный нефтью и золотом, сжирающий народы и царства, с кручеными витыми рогами “числом девять”, на каждом из которых висит пронзенный младенец”. Комментарии, по-моему, излишни.
Итак, для Нилуса и Проханова место в Словаре нашлось — зато не нашлось его для Георгия Шенгели, Фридриха Горенштейна, Рида Грачева, Тимура Кибирова, Елены Шварц. Многие статьи откровенно комплиментарны и пристрастны. Когда читаешь Словарь, невозможно отделаться от впечатления, что перед тобой мало-помалу разворачивается весь славный арсенал советской литературоведческой науки. Все эти дотошно описанные производственные романы, чьих авторов при всем желании не запомнит никто и никогда, скрупулезное вникание в надуманные ситуации и коллизии типа противостояния идейных новаторов заскорузлым ретроградам и карьеристам; это подробное цитирование бездарных стихов, вернее, того, что, по мнению исследователей, является стихами; эти призраки советской терминологии, правда, не произносимой, но читаемой между строк, — тени родного до боли социалистического реализма и партийности, — все это плохо спрятанные ослиные уши, торчащие из-под академической шапочки.
Чего стоит хотя бы описание в статье о Багрицком известного стихотворения “Смерть пионерки” — какое оно любовное и сочувственное — еще бы, так и следует умирать хорошим девочкам — отворачиваясь от родителей, отталкивая крест.
Вволю насладившись Словарем, я решила поговорить с несколькими литераторами, чтобы напечатать целый спектр мнений о Словаре в одной из газет. И тут я натолкнулась на странные и печальные вещи: кто-то уклонялся, потому что тема казалась ему не заслуживающей внимания, кто-то — потому что сам являлся автором словарных статей и слишком дорожил этим фактом, чтобы критиковать такое престижное издание, кому-то дружба с тем или иным автором Словаря казалась дороже, чем возможность осудить взгляды, не совместимые с понятиями о человеческом достоинстве.
Да, подумалось мне с горечью, в нашем обществе формула “Платон мне друг, но истина дороже” — не работает. Может быть, потому, что общества как такового не существует. Россия все еще продолжает быть литературоцентричной страной, и если писатель думает прежде всего не о том, что ему стыдно раскрывать Словарь с черносотенными статьями, а о том, что ему вредно враждовать с могущественным директором Пушкинского Дома, — то дело плохо. Оно, правда, и никогда не обстояло особенно хорошо, разве что до революции Розанова могли исключить из философского общества за юдофобство, а что было потом — хорошо известно.
Но теперь-то, казалось бы, что нам мешает высказываться прямо и честно? Видимо, зыбкое безвременье, когда уже не страшно, но еще не стыдно. Вроде бы, парторганизаций нет (хотя ходят упорные слухи, что как раз в Пушкинском Доме она-таки существует, хоть это и запрещено), но, видимо, где-то сидит мыслишка — а вдруг… чем черт не шутит. А если этой мыслишки и нет, то нет и чувства чести, которое в более счастливые времена заставило бы любого порядочного автора не только краснеть, но и протестовать, окажись ненароком его статья в невозможном соседстве — под одной обложкой — с восторженными статьями о Нилусе, Пуришкевиче и Проханове. Только, к несчастью, почти никто не краснеет и не протестует, — что и говорит об отсутствии общественного мнения.
Но одно радостное впечатление у меня все-таки было. Я позвонила Дмитрию Сергеевичу Лихачеву и спросила его, как он относится к Словарю. “Это возмутительно, — последовал сразу же энергичный ответ. — Это проникновение самых низких воззрений в науку. К тому же, я вижу тут хитро задуманный план, ведь в Словаре помещены статьи Павловского, Лаврова и других хороших литературоведов — рядом с никуда не годными и просто позорными статьями. Беда в том, что отдельные статьи можно уничтожить, а такое издание — нет, его уже очень трудно вытолкнуть из справочной литературы. Им будут пользоваться поколения, и оно способно принести огромный вред”.
Татьяна Вольтская
P.S. Высказываюсь и протестую— поскольку моя статья о Фазиле Искандере тоже появилась в этом издании, в более чем неприятном для меня окружении, неведомыми мне путями.
Наталья Иванова