Аннотации
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 1999
Николай Переяслов. Оправдание постмодернизма. — Наш современник, 1999, № 5.
Николая Переяслова вдруг осенило, и он начинает свою статью такими крамольными словами: “Боюсь, что сегодня уже почти никто никого не читает, даже внутри своего собственного идейно-политического лагеря, а иначе бы всем стала хорошо видна та особенность, что современная русская литература, исповедующая верность традициям отечественной классики и внимание к духовным исканиям человека, давно не создает ничего принципиально нового…” И далее: “…берешь в руки выходящие сегодня в провинции “Кострому”, “Иваново”, “Эрин-тур”, “Белый бор”, “Иван-озеро” и другие литературные альманахи и не можешь отделаться от ощущения, что они написаны одним и тем же автором!” Следует несколько совершенно убойных примеров, поминается незабвенный старик Ромуальдыч, заколдобившийся над своей портянкой, и делается совершенно справедливый вывод о том, что герои и положения провинциальной прозы (“столичная” проза этого же рода и уровня почему-то не трогается) “воспринимаются как рожденные не столько сегодняшней жизнью России, сколько представлениями об этой жизни, которые авторы черпают то ли из литературных источников, оставленных им писателями предшествующих поколений, то ли из собственных воспоминаний”.
Правда, тут же побивается “другой фланг литературы”, у которого есть “новизна формы, шокирующая свобода самовыражения, поиск новых направлений, оригинальность стиля”, но которому сказать нечего. И вывод в первой главке статьи делается поразительный: “Вот и получается, что на одном крыле нашей сегодняшней отечественной словесности мы видим новенькие, изобретательно скроенные, но безвольно обвисшие паруса литературной формы, а на другом — ощущаем порывы все крепчающего, но не находящего точки приложения для своей силы ветра содержания”. Это только что продемонстрированные Переясловым вариации на тему портянки Ромуальдыча — “порывы крепчающего ветра содержания”? Увы нам, консервативным читателям с университетским образованием, которых в мрачные советские времена антирусские силы научили тому, что форма содержательна, а содержание оформленно, — не угнаться нам за патриотическим новатором Переясловым.
В следующих главках своей революционной для “Нашего современника” статьи он по-школярски объясняет соратникам по “идейно-политическому лагерю”, что такое постмодернизм (есть смешные и характерные зачины: “Постмодернизм— явление раздражающее, озлобляющее уже одним тем, что оно не имеет даже своего четкого определения” или “Те, кто изучал постмодернизм, знают, что явление это весьма непростое и, читая постмодернистские произведения, нужно быть все время начеку”).
На примере произведений Юрия Козлова, Владислава Артемова и Анатолия Афанасьева критик как дважды два доказывает, что зловредный постмодернизм бывает “хорошим” и может помочь писателям-патриотам в их нелегкой борьбе. “Так надо ли нам бояться постмодернизма и тем более — бороться с ним?” — восклицает Переяслов в “Заключении”, которое иными своими деловитыми пассажами напоминает о давних рапповских кампаниях “учебы у классиков”, об использовании “буржуазных спецов” для научения передовых пролетарских писателей “мастерству формы”. Невозможно удержаться от длинной цитаты: “Анализ рассмотренных выше произведений показывает, что любой, самый, на первый взгляд, чуждый русской литературной традиции метод, оказываясь в руках патриотически мыслящих писателей и соединяя в себе чисто экспериментаторскую новизну формы с проблематикой современной жизни, обретает полноценную творческую оправданность, придавая произведениям филологическую занимательность, повествовательный динамизм, сюжетную непредсказуемость и вместе с тем— не лишая их социально-философской глубины, точности изображаемых характеров, тонкости психологических ситуаций и актуальности политической проблематики”.
А ведь, должно быть, чтобы решить судьбу этой смешной статьи, в “Нашем современнике” редколлегию собирали…