С. Зенкин
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 1999
Историк и чудо
Марк Блок. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. Перевод с французского В. А. Мильчиной. Предисловие Ж. Ле Гоффа. Послесловие А. Я. Гуревича. — М.: Языки русской культуры, 1998. — 711 с., 6000 экз.
Непосредственный предмет монографии Марка Блока, изданной впервые в 1924 году, одновременно и знаком и необычен: это средневековый обряд, в ходе которого английские и французские короли лечили больных золотухой “возложением рук”. О сходных вещах еще в прошлом веке писал Дж. Дж. Фрэзер, исследуя типичное для первобытного общества “представление о сверхъестественном характере королевской власти”, сакрализацию царя-жреца. Но Фрэзер был антропологом, а Марк Блок — историком, выдающимся реформатором своей науки и глубоким теоретиком “ремесла историка” (таков подзаголовок его книги “Апология истории”, по которой его до сих пор знал наш читатель). И, кстати, русское издание его “Королей-чудотворцев” — издание очень солидное, весомое в прямом и переносном смысле — тоже готовили классные специалисты-историки: переводчица В. А. Мильчина, автор послесловия А. Я. Гуревич; а предисловие к книге написал пятнадцать лет назад Жак Ле Гофф, преемник Марка Блока во главе основанной им в 20-е годы исторической школы “Анналов”. В том-то все и дело, что в “Королях-чудотворцах” история осуществляет дерзкую методологическую экспансию, головокружительную вылазку за пределы своей привычной территории.
Блок, по его словам, собирался дать своей книге подзаголовок “История одного чуда”. Но бывает ли у чуда история? Для его изучения пришлось создавать новую дисциплину — историческую антропологию, занимающуюся такими фактами, как обряды, верования и т.д., не в стабильном архаическом обществе, а в обществе историческом, чью эволюцию можно проследить по документам. Много позже в школе “Анналов” было сформулировано понятие “долгой временной протяженности” — нового объекта, нового масштаба штудий: речь идет о медленных, неприметных процессах социального бытия и сознания, в ходе которых назревают переломные события политической истории. Медленное развитие не означает неподвижности или даже почти-неподвижности общества — просто движение имеет здесь форму не столько развития, сколько повторения. А образцом повторяющегося социального факта является, конечно же, ритуал. Вот почему новый исторический метод сразу столкнулся — и “Короли-чудотворцы” тому свидетельство — с “чужим” научным объектом, с проблемой ритуальных, сакральных событий.
С точки зрения обычной антропологии, “королевское чудо” легко трактуется как типичный пример “коллективного заблуждения”; вера в него “возникла потому, что все этого чуда ожидали”; она представляла собой “истину, признанную практически всем светом, но ее не было принято высказывать во всеуслышание”. Многочисленные средневековые авторы — медики, церковники и т.д., — творили “туземную теорию” чуда, “придавали ученую форму мощнейшим чувствам, которые испытывали окружавшие их люди и которыми — более или менее бессознательно — были проникнуты и они сами”. Подобные универсальные обобщения имеют один недостаток: они скрадывают эволюционные различия между обществами, ставят средневековых европейских королей в один ряд с “вождями сенегальского племени уало и полинезийцами с островов Тонга”, которые, как язвительно замечает Блок, “всякий раз возникают в соответствующих местах под пером Фрэзера, напоминая тех театральных статистов, которые, когда требуется изобразить движение армии, ходят по сцене взад-вперед”. Для антропологии всякий ритуал — явление вечное, во всяком случае вневременное; для антропологии исторической это явление возникающее (а значит, чем-то обусловленное, кому-то нужное), развивающееся, отмирающее. В “Королях-чудотворцах” обряд помещен в четкие пространственно-временные рамки, его отправляют, сменяя друг друга, конкретные монархи с именами и датами жизни, люди, о которых до нас дошло, несмотря на давность эпохи, немало точных, достоверных сведений. Этот субъективный фактор истории очень важен: “…для того чтобы более или менее смутное верование могло воплотиться в регулярный обряд, необходимо, чтобы некие люди с сильной волей способствовали этому воплощению”; “на зарождение французского и английского обряда повлияли случай и, если угодно, индивидуальный гений”.
С виртуозным мастерством оперируя документами (от бухгалтерских книг королевского двора до игральных карт с изображением царственных особ), Марк Блок показывает, как обряд возложения рук и вообще идея священного характера королевской власти исторически возникали в результате слабости этой самой власти, которая нуждалась в “харизме”, в сверхъестественной легитимации. Один лишь забавный факт: исцеляемым больным выдавалось денежное вспомоществование — так вот, оказывается, что его размер заметно возрастал в периоды династических междоусобиц вроде войны Алой и Белой Розы, когда каждый из соперничающих претендентов на престол старался привлечь к себе толпы “пациентов” и укрепить свою власть чудотворством…
Пользуясь богословским термином, можно сказать, что Блок изучает феномен чуда апофатически — исследуя все то, что чудом, собственно, не является, хотя и располагается с ним рядом. Его интересуют такие вообще-то “профанные” факторы, как политический статус двух окраинных государств Европы — Англии и Франции, не входивших в Священную Римскую Империю и не опиравшихся на ее авторитет; соперничество королевской власти с властью церкви, неохотно уступавшей мирянам свою монополию на “законное” чудо; постепенное утверждение принципа первородства в престолонаследии (целительство является принадлежностью не всего королевского рода, а лишь законного государя); структурная связь обряда возложения рук королем на страждущего с обрядом помазания самого короля при восшествии на престол; разнообразные параллельные верования (“целительные кольца”, освящавшиеся английскими монархами, культ святого целителя Маркуля, вера в магические способности седьмого сына в семье и т.д.); наконец, постепенный упадок обряда в эпоху абсолютизма, когда короли все менее охотно занимались целительством, не ощущая более нужды в сакральных подпорках для своей власти. Такая фокусировка внимания обусловлена фундаментальной научной стратегией: не пытаться проникнуть в мистическую глубину сакрального феномена, но описывать его извне, показывать его место в обществе.
Действительно ли в итоге получается “история чуда”? Видимо, не в большей степени, чем “история тела” (тела болящего, чудотворного и т.д.), наброском которой называет книгу Блока в своем предисловии Жак Ле Гофф. Точнее всего будет сказать, что перед нами история социализации, социального функционирования (то есть отчуждения) чуда или тела, которые сами по себе, возможно, и не имеют исторической природы, — или уж ими ведает какая-то совсем иная история, и мы ее еще толком не знаем. “Короли-чудотворцы” Марка Блока — это крайний предел исторического подхода к таким не вполне историческим предметам, Геркулесовы столпы мира, постижимого “ремеслом историка”. Именно так читается сегодня эта книга — одновременно и памятник героического, поистине геркулесовского научного труда, и манящий рубеж, за который так соблазнительно заглянуть.
С. Зенкин