Стихи
Новелла Матвеева
Опубликовано в журнале Знамя, номер 3, 1999
Новелла Матвеева Довольство демоса Родина Лёд на берёзе подтаял чуток; Мшистая тень подо льдом. Смотрится в пасмурный снежный поток Наш покосившийся дом. О золотые родные места! В том подмосковном лесу Не в переводе, а прямо с листа Я прочитала весну! Сослана к соснам веленьем судьбы, К листьям берёз молодым, Я полюбила большие дубы, Ветер, фиалки и дым. В сумерках серых опилки красны. Быстро просохшие вдруг, Светятся щепочки... Ветер весны Рвёт медуницу из рук... Вечер. Черёмухи выход немой. В воздухе — с гулом — жуки. Белые платья... Внакид — пиджаки. Смех под гармонь... А зимой — Снег, перевитый на вьюжной юле. Кровь леденящий, мороз. Толпы, молящихся в солнечной мгле, Бьющих поклоны, берёз. Их ностальгически-нежный хрусталь, Как бы нездешний уже! — Коего, — словно отъехавшей, — жаль Даже оседлой душе. Дней протекал несжимаемый круг. К нам не цеплялись никак От новолуний — опущенность рук, От полнолуний — тоска. Разве бывали “магнитные дни”? Что мне могло помешать Складывать вирши? Садиться на пни? Воздухом вольным дышать? Кольцами в омут закат уходил, Месяцем падал на дно. Век (не “магнитный”, не “лунный”) щадил Старых и малых равно. Так отчего же, — безумью подстать — Всё исказилося вдруг? Знать, не положено людям роптать, Бурю подкармливать, Жар нагнетать, Плакать И рваться за круг. 18, 21 дек. 97 года Трепетность капитализма Вот Антифортуната кошелёк: То вздуется боками-парусами, То скуксится, как беглый осьминог, Исчезнув перед самыми носами Акульих стай! То он — с двумя грошами, То — с тысячей. (Ведь, даже если в срок Никто не тратил их и не берёг, — Деньжаты жизнедействовали... сами!) Пустился ли (за океаном) кто В блуд или в ересь, — нам — ущерб огромный. ...Какой чужой, живой и вероломный Вид у карманов моего пальто! Не оттого ль, что я вчера... чихнула, Инфляция Россию захлестнула? 10, 11 cент. 98 г. Заповеданное (Баллада) С трюизмами никто не спорит, вроде бы? Такая вещь немыслима в природе бы! Но неудобств трюизмы столько вызвали, Что человек заспорил аж... с трюизмами! Да что трюизм! Не в редкость он на Западе. Но даже самоё Христовы Заповеди Подверглись пересмотру коренному! И мир перекрутился по-иному; Эротикой хмельна программа школьная... Воззрившись на восток, слежу закаты я... И всё-таки “Верблюд в ушко игольное Скорей пройдёт, чем в Божий Рай — богатые!” “Меня-вот, наглеца, не купишь!” — крикнула Марина — в раже головокружительном. “Давайте-ка и мы, — смекнули хитрые, — Рассмотрим наглость в смысле положительном!” Обрадовались наглости, как благости, Шумят об ней в сто тридцать три пропеллера... Не притворяйтесь! Речь-то шла о “наглости” Гонимой нищенки, а не Рокфеллера! Уж вам-то не к лицу грома и молнии, О, в бедности всех бедных виноватые! Скорей верблюд войдёт в ушко игольное, Чем в Рай Господень попадут богатые. О, если б дух богатства соответствовал Богатству духа! Творческому рвению! Богат был Гёте. (Но Бетховен — бедствовал. Такое чаще выпадает гению). Добро, коли твоё владенье сверено С высокой миссией, с небесной жаждою... Как мало “Вертеров”! Как много... Веймаров! Откуда столько веймаров на каждую Козявку-то? На пайщика футбольного, Домов публичных (личных) — завсегдатая? Однако же верблюд в ушко игольное Скорей войдёт, чем в Божий Рай — богатые. Кому-то душу Фауст прозакладывал. Но сам Поэт — сего не проповедовал: Имущества народного — не крадывал; От деда свой достаток унаследовал. А ты, сломав уклад порядка давнего, Но не во славу, а в ущерб Отечества, — Уж ты себя, — будь умником, — не сравнивай С великим Гёте, другом человечества! Знай: гениев, глумящихся над бедными, Свет не родит. Глумятся? — значит, бездари. С верблюдом, без верблюда ль, — миром клятые, В Господень Рай не попадут богатые. Благословение — богатству зелени, Богатству пажити, довольству демоса! Проклятие — богатству присвоения, Что норовит приметой касты сделаться, А нас — прогнуть, — вогнать в поклон просительный, (Не люди — крендели замысловатые!) ...Не нами сказано: самим Спасителем; “В Господень Рай — не попадут богатые”. А впрочем, воры в Господа не веруют: Воруя веровать и плуту боязно! Вот как растащат всё, как дело сделают, — Тогда и в горний край рванут без поезда. Мол, не бродяги мы и не карманники, Не по колено в глине мы — старатели, А мы безбожники-богоизбранники, Самоизбранники мы и каратели. Но ты прости нас, Боже! Ты позволи нам Взять кое-что с собой во берега Твои!.. Как бы не так! Скорей в ушко игольное Верблюд пройдёт, чем в Божий Рай — богатые. Украв у нищих Оправданье наглости, У честных — гласность; Право — первый флаг нести — У храбрых, — Ни поврозь, Ни вместе взятые, В Господний Рай не проползут богатые. 31 мая, 5 июня 1998 года Паламасиды* I — Эвона! Кто ж тебя так? — у разбойника шайка спросила. — Кот по скуле меня съездил, — сказал грабитель угрюмо. — Кошки дерутся когтями, — артель возразила, — а когтем Целый синяк вполовину лица никому поставить не можно! — Так-то оно, вроде, так. Да на ветку, с лицом моим вровень Этот вскочил, и в скулу сапогом меня двинул! ...Всё же заметив, что руки-то у пострадавшего были Как бы когтями расчёсаны (в традиционной манере), — Ври—не заврись! — возмущённая шайка вскричала, — Руки-то, руки тебе — он по старинке, когтями? (Так и от века нормальные кошки дерутся!) — Нет, — ухмыльнулся разбойник, — нет. Это он меня — ш п о - р о й. 1964—85 гг. II В шляпе, в ботфортах — прыгать за мухой летучей. За ухом — шпорой чесать. “Союз Действительных” В крошечной сельской гостинице мы задремали. Только и слышно нам было, как ходит по крыше Кот-в-Сапогах. Или как, топоча сапогами, С кем-то воюет... (Уж верно, с босыми котами. Всех бы обуть, — так небось бы и крышу сломали!) Шпагой врагов разогнав, возвращается наш! Задержался Где-то в углу, у горшков, и в моём показался прищуре: Шпага блестит на боку, — а уж морда-то, морда — в сметане! Видя, что в креслах над книгой заснул его добрый хозяин, Кот подскочил — и к хозяину прямо “на ручки” — Прыг! — не снимая сапог, и при шпорах, и в шляпе с султаном, — Скок! — и, свернувшись калачиком, песенку он замурлыкал. 1964—85 гг. Сонет о простодушии Театра “Какой высокий ум, — сказал Гораций О Гамлете, — сколь мощный дух угас!” Я удивилась: в царстве декораций “Высокий ум” не смотрится как раз! Здесь даже принц — лишь камушек простой, А вовсе не космическое тело; Тот минерал, что лишь по ходу дела В конце концов становится звездой. Откуда же такое на язык Тебе взошло, Гораций, вероятье, Что где-то раньше, дальше, до поднятья Всех занавесов — Гамлет был велик? Не странно ли? И вдруг я поняла: О Кристофере Марло речь была! 1976—81 гг. Серебряная цепь I. Кругом рабы! — куда ты ни ступи; Спартак, Эзоп... (завёл рабов — терпи!) Сервантес тоже на цепи томился! (Но, впрочем, на серебряной цепи.) II. Эй, не валяй, бездельник, дурака, А вот тебе задание пока: “По капле выжать из себя”: Эзопа, Тропинина, Шевченко, Спартака** ... 1989—98 гг. “В той степи глухой” “Сто москвичей замёрзло. Сто один”. Совсем поразобрал вралей задор, знать! Как будто можно выйти в магазин И, как ямщик в глухой степи, — замёрзнуть! Как будто можно (это как постичь?) Замёрзнуть в баре! Или в дискотеке! Бездомный, кто б он ни был — не москвич: Он — никакого города на свете. Ему, как будто, строили ночлег? Но отвлеклись на ресторан “Элита”? Москвич ли, не москвич ли — человек! А человеку надобна ЗАЩИТА! Но жизнь и гибель ближних — чепуха Для москвичей, закутанных в меха. декабрь 1998 года Вещь не в себе Возникла небывалая сатира: Не для народа, а для сильных мира! Есть “вещь в себе”. Но эту отчего-то Мне вещью не в себе назвать охота. 1 июня 1997 г. Телереклама-98 Носить портянки — не позор. Но и любители изнанок По “телику” ничьих портянок Нам не казали до сих пор. Зато, среди рубах для стирки, Под ярким линзовым стеклом Тут не портянки: тут... подтирки Вдруг повисают над столом! И чаем я давлюсь! И рвота Мне угрожает отчего-то... К вам просьба, теле-остряки: Призвать самих себя к порядку И не совать мне в нос... прокладку, “Как символ веры и тоски”! 6 ноября 1998 года Говорящие даты Шекспир и Шакспер. Это ж два лица! Два тёзки! Два почти однофамильца. А кто-то, между ними всунув рыльце, Перемешал их судьбы до конца. Покуда Шакспер в стратфордских судах Судился из-за солода в галлонах, Шекспир блистал в театрах и в салонах, Быть может, Лондона не покидав. Уходит Шакспер, завещая детям Дом, а жене — “вторую койку”. Но Шекспир — здоров. (Ведь только в двадцать третьем Друзьям — его оплакать суждено!) — А что так странен бюст и стих надгробный? — Злых пращуров спроси, потомок злобный. 13 июля 1998 года Счастливый стих Дерзнуть по старине на творческий удел, До замыслов своих, рванувшись дотянуться, Нельзя, — чтоб на кулак сторонний не наткнуться, — Как будто не своё, чужое взять хотел! И мыслей собственных и собственных шагов Страшиться стала я... а чтоб уйти крамолы И, спящих промеж струн, не пробудить врагов, — Отвыкла исподволь от лиры и виолы. Я счастья не ждала откуда-то извне: Счастливая внутри душа досталась мне! Но меж душой и мной завистники встревали, И, обозлённые, что всяк счастливый стих Даётся мне “за так”, — без них, помимо их, — Взять у себя своё — поэту не давали. Из цикла “Третья Коринна”. (1984 год) Лермонтов Я русский... М.Ю.Лермонтов Шотландской крови в Вас — такая малость, (Хоть капля эта дивно-знаменита), Что вряд ли вообще до Вас домчалась, А в жилах Ваших пращуров размыта. Вы русский. Лермы? Но уже на пятой Ступеньке рода (сколь бы ни блестящей), Не остаётся крови привходящей. Вы русский. Чистый. Вылитый. Завзятый. Вы, — сердце обжигающий стихами Родимыми; Вы, — в ком Отчизна дышит, Вы — русский! Даже ежели припишут Русейший гений, выраженный Вами, Не этой вот махине, в Вас осевшей, А капельке, — до Вас не долетевшей. 12 окт. 1997г. * * * Скалы им озарены От стены и до стены, До торца. Вечно падая, идёт, — Никогда не упадёт До конца. Повторить бы он хотел Вечно падающих тел Вечный риск. Но в падении своём Порождает он подъём, — Бурю брызг! Страшен сил его запас. Диво ли, когда и нас В смене дней Этот падающий вид Подымает? Веселит? На коней! Всем ветрам наперекор Мы летим к отрогам гор, На закат, И — за цоканьем копыт — Долго-долго вслед шумит Водопад... 7 окт. 1998 г.*Паламасидами я называю для себя двенадцатистишия — форму, в которой греческий поэт Костис Паламас достиг (на мой взгляд) высочайшего искусства.
Предлагаемые две паламасиды сочинены мною по мотивам собственного большого романа в прозе — “Союз Действительных”. (Прим. Н. М.)**Ибо все эти люди были рабами или потомственными крепостными. (Прим. Н. М.)