Современная шведская пьеса
Наблюдатель
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 1998
Пьеса по-шведски Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса. Послесловие Л. Клеберга. — М.: Новое литературное обозрение, 1997. — 347 с. Нита. И все-таки я не понимаю, как ты можешь жить с женатым человеком столько лет. Эва. Господи, как драматично. Ульрика. Странно. У меня сердце заколотилось. Маргарета. Еще не поздно. Ты не должна сдаваться. Нита (смотрит на мать). Во всем виновата старая карга. Тумас. Я хочу сказать… Мне страшно хочется написать книгу, я столько времени откладывал эту работу. Эва. Это я хочу ребенка. Тумас. И потом… (Быстро.) Господи, опять пойдут пеленки… Ты — та женщина, которую я чертовски долго искал! Анна. Мне жутко слушать ваш разговор. (Пауза.) Душа леденеет, когда вас слушаешь. Приведенный выше фрагмент типичен для сборника современной шведской пьесы “Все дни, все ночи”. Можно открыть практически любую страницу — и оказаться свидетелем разговора родителей с детьми, жены с мужем (бывшим мужем) или любовником, сестры с сестрой; и почти наверняка разговор этот будет отголоском давних и новых обид, непонимания, претензий. Все пьесы сборника посвящены одной теме — семье — и все утверждают читателя в мысли, что все семьи несчастливы, и несчастливы одинаково. Можно, конечно, говорить о том, что эта тема характерна для шведского театра, что современные авторы развивают традиции Стринберга и Бергмана (эта мысль высказывается в кратком послесловии Ларса Клеберга). Но если читать подряд весь сборник, то невольно возникает ощущение, что все шесть авторов просто воспользовались некоей общей схемой, которую кто чуть больше, кто чуть меньше разукрасил драматургическими деталями. Итак, рецепт пьесы по-шведски: возьмите несколько персонажей, которых связывают некие родственные узы (лучше, если это будут родители и дети, или бывшие супруги/любовники — легче найти материал для конфликта; но подойдут, например, и сестры); придумайте ситуацию, из-за которой они вынуждены встретиться (удобный вариант — похороны или традиционный ежемесячный семейный обед, но можно и что-нибудь пооригинальнее — например, репетицию новой пьесы). Для удобства и дешевизны постановки действие может происходить в одном помещении, может быть, даже в один день (вечер, утро). Начните со спокойного разговора ни о чем, пусть один из персонажей неожиданно начнет высказывать претензии другим; пусть его слова вызовут цепную реакцию взаимных разоблачений, застарелых обид и взаимной ненависти. Главное, постарайтесь, чтобы находящиеся на сцене персонажи говорили каждый о своем и поменьше слушали и понимали друг друга — и пьеса ваша готова. Конец, в сущности, не так уж важен. Можно просто рассказать, чем все закончилось, в монологе одного из персонажей. Можно, выплеснув на зрителей (читателей) ушат грязного белья, которое родственники перемывали у них на виду, закончить пьесу тем, чем начинали — вежливыми, ничего не значащими фразами, чтобы все поняли, что ничего этот откровенный разговор не дает — так было, так будет; жизнь безнадежно горька, и надеяться не на кого и не на что; удел каждого — страдание и одиночество. Но если автор не безнадежный садопессимист, можно бросить в зал утешительную финальную реплику (что-нибудь вроде “Завтра что-нибудь придумаем”). С точки зрения театра, пьесы сделаны профессионально; внутренний конфликт заставляет следить за развитием действия с интересом (если только не читать их подряд, иначе к третьей пьесе можно превратиться в прорицателя и предсказывать, как она будет развиваться дальше). Такие пьесы легко репетировать и играть — затрат немного, а интерес публики обеспечен (можно отождествлять себя с персонажами и переживать свою несчастную жизнь уже как явление искусства). И все же им не хватает чего-то — быть может, отпечатка индивидуальности, уникальности, чтобы они из строительного материала театра превратились в художественное произведение. Персонажи написаны схематично (быть может, в расчете на то, что актеры внесут свою индивидуальность в роли и вдохнут в них жизнь). Конечно, нельзя судить о языке пьес по переводам; но хотя шесть пьес, написанных разными авторами, переводили четыре разных человека, читаются они так, как будто были написаны, а затем переведены одним автором и одним переводчиком. Кстати, приведенный в самом начале фрагмент составлен из фраз, взятых наугад с разных страниц, из разных пьес. Для российского читателя сборник “Все дни, все ночи”, пожалуй, будет интересен в первую очередь как отражение определенных социально-психологических процессов, происходящих в современной Швеции, как своеобразное социологическое исследование. Вывод, который можно сделать, проанализировав суть конфликтов, неутешителен. Старое лицемерное общество, старая лицемерная семья разрушены. Обо всем — от интимных отношений до работы желудочно-кишечного тракта — говорится совершенно открыто. Человек завоевал право быть самим собой, утвердил себя как самую большую ценность. Свободная личность — вот краеугольный камень общества, и, утверждая себя, освобождаясь от сковывавших ее общественных догматов, она разрушает все вокруг — и в первую очередь семейные, родственные узы. И тут оказывается, что человеку плохо быть одному, без близких. Он пытается заново создать семейный круг, но тщетно — каждый самоутвердился как личность и не хочет уступать ничего из завоеванной свободы. “Все люди несчастны и все одиноки” — вот грустный итог драматургического исследования действительности, об этом “Осень и зима” Ларса Нурена, “Все дни, все ночи” Маргареты Гарпе, “Летними вечерами” Агнеты Плейель, “Любовное действо” Барбру Смедс. Чуть особняком стоят пьесы “Ночь трибад” Пер Улова Энквиста и “И. О.” Стига Ларссона. В первой, помимо общей для сборника безысходной мысли о неизбежности одиночества и горя, делается попытка показать, как трагедия реальной жизни Августа Стриндберга и его первой жены Сири фон Эссен переплавляется в одну из пьес знаменитого шведского автора (правда, выходит подчеркнуто-тенденциозно и публицистично в ущерб художественной ткани произведения) “И. О.” — одна из самых шокирующих пьес сборника — использует прием откровенной провокации для того, чтобы обнажить самые интимные семейные секреты, и тогда оказывается, что семьи нет — есть одна оболочка, видимость. Было бы интересно узнать, какими соображениями руководствовалось издательство “Новое литературное обозрение”, выпуская эту книгу, какой аудитории она адресована (тираж в выходных данных не указан, и трудно судить, как само издательство оценивает степень возможного интереса к книге). Когда-то издательство “Искусство” радовало читателей прекрасно изданными (тиражом 10 тысяч экземпляров) сборниками пьес — как классических, так и современных. Точно продолжая эту традицию, сборник “Все дни, все ночи” смотрится благородно (нельзя не упомянуть о том, что, с полиграфической точки зрения, книга издана безукоризненно), и можно только приветствовать издателей, которые дают нам возможность узнать, что происходит в литературной жизни других стран.Анна Генина