Наблюдатель
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 1998
“Маргинальный”- не “провинциальный” “Мир Паустовского”, №№ 1—12 Недавно я получила из одной престижной литературной организации бумагу, которая провозглашала — в укор нынешним рядовым и в назидание будущим членам, — кто же достоин с полным правом состоять в ее рядах. Три условия требовались для этого: безукоризненная общественная репутация, широкая известность за рубежом и наличие собственного художественного мира. Я задумалась, много ли таких любимцев богов в нашей вчера еще неразборчивой литературе. И первый, кто пришел мне на ум, был Константин Георгиевич Паустовский. Да почему же “был”? Он есть, он — в каждой личной библиотеке, неважно, собранием сочинений или зачитанной в лоск книгой; он — в читальнях, в “передвижных фондах” (если там еще возможно движение); он, живой, в памяти двух старших поколений. И вот уже шесть лет, как он присутствует в “культурно-просветительном и литературно-художественном” журнале “Мир Паустовского”. Это очень хороший журнал и по содержанию, и полиграфически, ибо делается с любовью. К сожалению, маргинальный, ибо тираж не превышает трех тысяч. Впрочем, вся культура не маргинальна ли сейчас? “Маргинальный” — не “провинциальный”, во всяком случае в моем представлении. Там — ущерб внутренний, тут — чисто внешний. Кто пожелает, отшлепает на ризографе хоть тридцать, хоть триста тысяч. Бизнесмены от литературы, поторопитесь! Мне повезло: через мои руки прошли десять номеров. Прочитав, я передавала их друзьям, сослуживцам, учителям и библиотекарям из глубинки. Какие-то возвращались, какие-то — нет. Паустовский нужен всем! Но вот последний, так называемый тарусский выпуск (№ 11—12), решила оставить себе. Потому что мне он особенно дорог. Здесь и Николай Заболоцкий (“Из поэтической антологии К. Паустовского”), и Анастасия Цветаева, и Аркадий Штейнберг (стихи и А. Ревич о нем), и Булат Окуджава, и Юрий Казаков (письма к А. Шеметову), и Борис Балтер, и Борис Чичибабин, и Святослав Рихтер… Здесь в разделе “Скорбные дни” многоголосый реквием по Константину Георгиевичу, который дает представление о чувстве великой печали, испытанном всеми нами тридцать лет назад. Невозможно забыть душное июльское предгрозье, что сопровождало наши автобусы от самой Москвы. Разливанное море людей в количестве, какого, вероятно, никогда не видела Таруса. Я стояла рядом с Тарковскими, Арсением Александровичем и Татьяной Алексеевной, и мы дружно вспомнили пастернаковское: “Поцелуй был, как лето. Он медлил и медлил,/ Лишь потом разражалась гроза”. Природа медлила — умерший был с ней накоротке. Мужик в толпе кричал: “Если бы не Паустовский, мы бы тут одну тюльку жрали!” И этот вопль тарусянина, показалось мне тогда, перевешивал наши вздохи, слезы, речи, стихи. Гроза разразилась, когда все было кончено; гроб опустили, закидали землей и осыпали цветами, монбланом цветов… “Мир Паустовского” — это, конечно, не только его художественный мир, хотя художеству — во всех ипостасях — журнал уделяет щедрое место. Это и мир его отношений с культурой, с людьми, коллегами, учениками. Была ли настолько сильной энергетика его личности и таланта, что рядом с ним все становились художниками, или магнетическим притяжением он вытаскивал из нейтральной среды носителей общего с ним заряда, — я не знаю. Но вокруг Паустовского, помню с юности, сама собой возникала “божественная среда” (воспользуюсь выражением Тейяра де Шардена), и отсвет этой среды лежит на каждом номере журнала. Если раньше вокруг имени независимого писателя раздавалось шипение: “отщщепенец!”, “ошшибки!” (Паустовский не был исключением, достаточно вспомнить реакцию на его публичное выступление в защиту Дудинцева), то теперь слышно жужжание: “денежжные проблемы!” Журнал — детище Московского литературного музея-центра К. Г. П. На то и другое деньги дает Комитет по культуре правительства Москвы, — спасибо ему! — но содержание не ахти какое: все публикации безгонорарны, так что авторами движет только бескорыстная любовь; сотрудники получают от трехсот рублей; каждый номер — подвиг главного редактора Галины Корниловой и редакционного совета: Ильи Комарова, Татьяны Мельниковой, Николая Степанищева. Между тем готов уже тринадцатый номер, в нем — часть материалов из так и не вышедших “Тарусских страниц-2” (составитель Николай Панченко). Пусть хоть так, через печатного посредника, восстановится связь времен, отдастся должное одному из самых динамичных изданий “периода застоя” — сборнику “Тарусские страницы” (Калуга. 1961) и его вдохновителю-делателю Паустовскому. Тоскующим по старым временам предлагаю прочитать в последнем номере журнала подборку “Документы”. В калужской газете “Знамя” тогда же, 23.12.61 г., сильно приложили с партийных позиций и весь сборник целиком, и отдельных его авторов: В. Корнилова, В. Максимова, Ю. Казакова. Так, о последнем сказано: “Жизнь в рассказах Ю. К. лишена одухотворенности, а люди — черт благородства. Собственнические, грубо эгоистические, чувственные, а то и просто зоологические инстинкты господствуют над помыслами и поступками людей”. И это — о первом прозаике нашего поколения! Калужского “Знамени” мы тогда не читали, но эхо разноса, санкционированного свыше, прокатилось на всю страну. Сам сборник читался широко. Узнав про его выход, я, помню, послала открытку в калужское книжное издательство, и книга пришла наложенным платежом; цена 1 руб. 80 коп. плюс мелочь за пересылку были по карману вчерашней студентке. Удивительно, но служба “Книга — почтой” действует и при центре-музее. Примерно тысяча экземпляров расходится таким образом между постоянными читателями-паустовцами. А что делать с остальными? Рекламы нет, печатных отзывов на журнал очень мало, вот и приходится сотрудникам музея быть еще и книгоношами: таскать на себе “Мир Паустовского” на выставки, литературные вечера. Тарусский номер хорошо разошелся в Тарусе, хотя нынешние тарусяне в большинстве своем уже забыли, благодаря кому в сравнительно недавние времена питались не одной тюлькой. Прискорбный факт: с могильного памятника Константина Георгиевича постоянно сдирают буквы. Хулиганов в Тарусе всегда хватало. Есть проект: буквы выдолбить и оттенить, освятить могилу Паустовского, поставить крест. Но когда еще это будет сделано?! “Мир Паустовского” как часть окружающего неблагополучного пространства тоже сотрясают грозы. Точно то тарусское предгрозье, которому мы были свидетелями тридцать лет назад, логически завершается в наши дни.Тамара Жирмунская