Стихи
Александр Беляков Жена ларёшника
Опубликовано в журнале Знамя, номер 11, 1998
Александр Беляков
Жена ларёшника * * * По Великой Отеческой хартии страха Тихо-тихо ползи, трудовая букаха, Боковая наследница древних изъянов Безземельных, бездомных, безумных Иванов. Золотым опереньем глаза намозоля, Над тобой воспарила двуглавая воля, Августейшая клуша, лишённая трона: Левым ликом — соловушка, правым — ворона. На командных высотах выводят дуэтом Так обло-озорно, что довольно об этом... Наше дело исконное — стены и крыши. Шевелись, насекомое! Сим победиши. * * * В тазу бряцающем, в иерихонском коче Встречаем классику. Что может быть ясней? Чем ближе классика, тем борода короче. Помолимся о ней! Многоукладная, она скрывала кротко От лепших корешей и внутренних владык Булыжную повадку подбородка, Танцующий кадык. Ломая брови, подбирая нюни, В пузатых рюмках растворяя страх, Каких преображений накануне Черствеем на присутственных местах? * * * Это Новый Царьград На варяга расставил объятья. Это музы галдят, Примеряя персидские платья. Это, лисий лукум В дальнобойных глазницах лелея, Протопоп Вакуум Прорастает из недр Мавзолея. * * * Пусть у валета Лафайета Взамен воздушного жабо На конституцию надета Грудная жаба Мирабо. Зато — козырные свободы! Когда сгущается бедлам, Он ускользает из колоды И кроет одиноких дам. * * * Год Фаянсовой Свиньи. Протокольная заря. Входим, сами не свои, В департамент декабря. От личин не отличимы, Мы уже не знаем, чьи мы. * * * Белокуры и кудрявы, На ветвях твоей дубровы Синекуры и халявы Развалились, как коровы. Избалованный ребёнок, Домогаясь идеала, Этих сливочных бурёнок Ты сшибаешь чем попало. На лету они похожи На летающие блюдца. Приземляются — и что же? Убегают и плюются! Прогоняя сквозь эпоху Толстомясую бригаду, Ты бранишься до издоху И смеёшься до упаду. * * * Жена ларёшника, копчёная юла, Напела, напылила — не дала. В конце четвёртого квартала Жена бюджетника так вяло Дала, что лучше б не давала. Натура — лес. Там дура сеет лекс, Мятежный бови кличет йови. Там позаброшенный рефлекс Подбрасывают до небес Домкраты тектонической любови. Катись, разменная монета, От менуэта до минета! Встречай серебряной усмешкой Случайной воли благодать: Валяться с отрешённой решкой, Орлом налево выпадать. * * * Императрица Гипертония Петровна Телесами зело скоромна, А нравом лобаста: Придавит бюстом — и баста! Ласками душит и говорит: «Аск ми, душенька-фаворит, Кохаешь мэнэ чи ни?» Чугунным кочном в ответ качни, Памятуя о кайфе, простом и мудром, Который наступит утром. * * * Богородица-дева, радуйся! Я дошёл до нужного градуса. Не один, а вдвоём с Серёгой, — Если хочешь, смотри и трогай! Не загруженные, не прежние, А воздушные и небрежные, В опустевшем твоём манеже Переулки прогулкой нежим. Вдоль по набережной плывём. Кто нас, тёпленьких, взял живьём? Август царственный, тьмы изнанка Или молодость-партизанка? Муни ципальные, принцы пиальные Голо совали подсобное мнение, Хмели-шумели, кипели во фракциях Вдоль по регламенту перед седателем... Дарственной думы путаты и бранники, Кворум в законе, солдаты консенсуса, Снизу темны ваши прятки опрятные, Сверху, пожалуй, смешны. * * * Роза местного наркоза, Дива местного разлива, Повяжи косынку косо — Только сделай мне красиво! Я вдыхал тебя за хатой, Я нашёл тебя несвежей, Даже если я — сохатый, На меня собак не вешай! Фиолетовая Лола, Бертолетовая манна, Ты однажды уколола Своего токсикомана. С той поры, за каплей капля, Из меня душа сочится — Будто спесь из дирижабля, Будто польская горчица. Вот облйгчусь-опростаюсь, Поведу очами Вия И без пашпорта дознаюсь: Сонька ты или София? * * * Прекрасны с приличного расстояния Объекты культурного достояния. Хранимы субъектами федерации, Они похожи на декорации. Над ними небо в тонах саврасовых, Они мечтают о сценах массовых, Народных волнениях-ополчениях, Героях оперных или гениях. На фоне этой застывшей эпики Мы — метр с кепкой и слишком скептики. Гудят ансамбли архитектурные, Галдят фигурки колоратурные. * * * Департаментских апартаментов Воздух утренний чуть фиолетов. Это боженька Осторожненько В наше капище капнул чернил, Золотое перо очинил И забыл о себе, вездесущем, Каллиграфией занят зело... Минул час — и у нас рассвело! Так и мы: в настроении сучьем Пребываем с утра, но весьма Расцветаем в процессе письма. * * * От случая к случаю Я цевницу мучаю. Оттого, наверное, В ней томленье нервное. То по шею в кипеше, То блажею выпимши... Крайности, полярности, Нету регулярности. * * * Для неё Господь расстелил юдоль, Для него воздвиг одинокий рок. У неё — море мелких морщинок вдоль, У него — две глубокие поперёк. Склизкое, вязкое, вялотекущее Из настоящего лезет в грядущее Скомканной ночью, линованным днём. Господи, как мы его тормознём? Силы небесные, или мне кажется? До горизонта колышется кашица, Мёртвая зыбь, ослепительный тлен. В этом плену мы уже до колен. Мусорный ветер кружит яко по суху, Души увязшие тянутся к посоху. Мать-сердцевина, мякинная грусть, Затвердевай. На тебя обопрусь. Ярославль